Ночь прошла очень беспокойно, потому что Хорёк почти не спал и прислушивался к каждому шороху, держа наготове свой многозарядный парабеллум.
На следующий день, чтобы сократить путь к пещере, Мулеков не стал обходить многокилометровое болото, а повёл отряд напрямик. Ребят он пустил вперёд, а сам шёл сзади, размахивая пистолетом. Но поспешность ни к чему не привела. Болото задержало отряд на двое суток.
Мулеков вёл себя, как помешанный, он вздрагивал от малейшего шума, шарахался от тёмных кустов, принимая их за человека.
Но однажды утром, когда от солнечных лучей заискрились кварцевые зубья гор, ребята заметили наверху, в скале, чёрную, почти круглую дыру. Это была пещера Быль-Былинского!
Мулеков почти лишился рассудка, он то убегал вперёд, то ему вдруг казалось, что за кустами кто-то сидит, и он бросался туда с нацеленным пистолетом.
— Она! — кричал Хорёк. — Она! Родимая! Сколько лет снилась!
От счастья он погладил себе уши и вдруг выхватил пистолет:
— Ни с места! Перестреляю!
Ребята, прижавшись, друг к другу, остановились.
— Девочка, иди ко мне!
Таня подошла. Мулеков, как паутиной, обвязал её своей крепкой шёлковой верёвкой.
— Садись сюда, — он кивнул на большую кучу белых от солнца лошадиных черепов. — Если эти сбегут, — он стволом пистолета показал на Тимку и Петьку, — золото доставать будешь ты! — Он повернулся к мальчишкам:
— Быстро на поляну. Работать.
Хорёк заставил ребят собирать хворост и складывать его в одну кучу посредине поляны:
— Сигналить, ребятки, сегодня ночью будем самолётику.
Сам Мулеков откатывал тяжёлые камни к краю поляны.
Когда вернулись к скале, Таня лежала на боку. Там, где была верёвка, руки, распухли и были красными. Хорёк грубо её растолкал:
— Живая? — Таня не ответила предателю. На лице у Мулекова появилась слащавая улыбка — Терпи, Танюшенька, Родина мне не простит, если я в последний момент ошибку сделаю и золотишко упущу.
«Предатель! — подумала Таня про себя. — Разве Родина у тебя может быть?»
Мулеков вытащил из рюкзака своп шпионские приспособления. Растянул по камням длинную шёлковую верёвку и начал заряжать шар. Петька, Тимка и Таня внимательно следили за его действиями. Специальной пилкой он подпилил чёрный колпачок на баллоне и ловким ударом отломил его. Под колпачком оказался небольшой бронзовый краник с приборчиком, похожим на часы. Мулеков осмотрел краник, выкрутил из его носика бронзовую пробочку с резиновой прокладкой и вместо пробочки вкрутил туда трубку от оболочки, потом стал вращать рукоятку краника. Что-то слегка бахнуло и зашипело как змея. Оболочка стала медленно наполняться, Мулеков неотрывно смотрел на стрелку приборчика. Наконец, оболочка расправилась вся, и шар стал большим. Тогда Хорёк закрепил верёвку за сухое упавшее дерево и полностью вывинтил рукоятку. Шар стал гладким, как огромный школьный глобус. Он рвался в небо, натягивал верёвку и даже поднимал немного макушку сухого дерева. Внизу шара, там, где находилась трубка, были крепко пришиты две кожаные петли для ног.
Хорёк так увлёкся снаряжением шара, что не заметил, как Петька развязал Тане руки и рядом с ней под широкую бересту положил заряженный арбалет.
— В случае чего, стреляй, Таня, сразу!
Вторую верёвку Мулеков привязал к металлическому кольцу на шаре, там, где находился какой-то никелированный рычажок.
— Иди-ка сюда, — позвал он Петьку, — подержи-ка шарик!
Петька едва удерживал шар, когда Хорёк одевал Тимке кожаные петли. Застёгивая пряжки, он ласково щебетал:
— Смотри, Тимочка, куралесить там, у золотишка начнёшь, её, — он кивнул головой в сторону Тани, — не пожалею.
— Зачем куралесить, — обиделся Тимка, — мы же золото для страны достаём.
Шёлковую верёвку стали потихоньку отпускать, и шар потянул Тимку в поднебесье. Ухватившись обеими руками за горловину шара, он ногами касался шершавой стенки скалы. Серая пыль из трещин летела вниз и облаком опускалась к ногам, державшим верёвку. Казалось, что Тимка по отвесной скале бежит вверх к облакам легко, как маленький лесной муравей.
Снизу Таня и Петька следили за каждым движением своего друга. Тимке с первого раза удалось зацепиться за острый край пещеры и подтянуться к скале. Мулеков ослабил верёвку, и Тимка полностью заполз в пещеру. Держась за какой-то камень, он освобождал ноги от стременных петель. Мулеков, помогая ему, то тянул верёвку на себя, то ослаблял её. Как только расстегнулись петли, Тимка вскочил и схватился руками за вторую верёвку, подтянул к себе шар и вынул из-за пояса кинжал, который дал ему Мулеков. Шар, освободившись от шёлковых пут, рванулся вверх, ударился о шероховатую макушку скалы, отскочил в сторону метров на двадцать и поплыл в бездонное синее небо.
Мулекова трясло, он не мог стоять на месте и, бегая у подножия скалы, задрав лицо кверху, кричал:
— Тим-ка, Тимо-чка! Там? Золотишко, я спрашиваю, там?.
Тимка Булахов как будто ничего не слышал и спокойно затягивал к себе верёвку, к концу которой Хорёк крепко привязал свой рюкзак.
— Ты что, подлец, молчишь? Там или нет?
— Здесь они! Здесь! Только кожа малость сопрела.
Мулеков, запинаясь о белые лошадиные черепа и кости, подбежал вплотную к скале и, сложив маленькие ладошки рупором, пронзительно закричал:
— Тимочка, родной, ты мешочки осторожней поднимай и сразу в рюкзачок.
Тимка исчез в темноте пещеры и почему-то долго не появлялся. Мулеков весь извёлся. Кричал на Таню, стал придираться к Петьке. Наверно, чтобы успокоить нервы, вынул из кармана алюминиевую круглую коробочку и проглотил сразу четыре зелёных таблетки.
Показался Тимка:
— Дядя, мешок один рассыпался. Я собирал золото в рюкзак!
Тимка взялся за верёвку, и тяжёлый рюкзак, покачиваясь, задевая боками стенку скалы, пополз вниз. Хорёк не мигая, как смотрит кошка на солнце, следил за покачивающимся грузом.
Петька, воспользовавшись этим, взял рацию Хорька и швырнул её в кусты. Хорёк уже схватил рюкзак с золотом, но вдруг резко оглянулся:
— О! Сволочь! — Он наклонился, чтобы рюкзак с золотом поставить на землю и выхватил пистолет.
Но тут раздался звонкий голос Тани:
— Ни с места, Хорёк!
Тимка, смотревший сверху, видел, как пропела стрела, и предатель упал на камни. Но вскочил, сделал невероятный прыжок в сторону и выстрелил в кусты, в которых исчезла Таня. Повернувшись, наставил пистолет на убегающего Петьку.
— Остановись! Иди сюда, бандит!
Петька подошёл и вдруг ногой ударил Мулекова в живот. Уронив от неожиданности пистолет, Хорёк бросился на Петьку. Мальчик прыгнул к пистолету, но схватить его не успел, железные ладошки Мулекова стиснули ему горло. Петька смог только пинком отбросить пистолет к кустам. В ярости предатель стал бить мальчика головой о камень.
Потерявшего сознание Петьку он швырнул в мох.
— Сам залезу, негодяи, и сниму золото.
Он подобрал пистолет, перевёл прицельную планку на большую цифру и стал ласково звать Тимку.
— Тимочка, выгляни сюда, посмотри, что сделали эти негодяи. Они хотели украсть золото, принадлежащее нашей советской стране. — Хорёк тщательно прицелился в отверстие пещеры:
— Тимочка, выгляни хоть на минутку!
Тимка, притаившийся за острым выступом, молчал. Но когда предатель, взяв в зубы пистолет, попробовал полезть по верёвке, Тимка крикнул:
— Полезешь, Хорёк, перерублю верёвку, шмякнешься.
Ругаясь, Мулеков стал подальше отходить от скалы, держа под прицелом вход в пещеру.
Очнувшийся Петька видел, как Хорёк, не спуская ствола пистолета с пещеры, поднял с земли рацию, поставил её на камень, открыл крышку и нажал какой-то рычажок.
«Сейчас вызовет японский самолёт, и все пропало», — подумал Петька, он попытался встать, но руки и ноги оказались тяжёлые, как свинец.
Хорёк, злобно ругаясь, настраивал рацию. Загорелся красный огонёк, и предатель заговорил по-русски:
— Цунами, Цунами, — я, — Прозелит. Нахожусь у пещеры. Щенки взбунтовались. Двоих ликвидировал, третий запрятался в пещере. Посадочная площадка готова. Вылетайте. Ночью зажгу костёр в центре поляны. Запишите географические координаты для посадки самолёта. Сорок пять градусов… северной… — Хорёк не успел договорить, камень, запущенный Тимкой из пещеры, шлёпнулся о гранитный валун, на котором сидел Хорёк.
Осколки камня врезались ему в щеку. Не сбрасывая на ушников, он схватил пистолет, вытянул руку по направлению к пещере. Раздался оглушительный выстрел. У Петьки сжалось сердце. Но что это? Хорёк вдруг выронил пистолет и, взвизгнув, упал на зелёный мох, извиваясь как змея. Из опрокинутой рации нёсся хриплый голос:
«Прозелит! Прозелит! Антвортен! Загте Цунами!»
Петька, собрав все силы, привстал и, упав, накрыл собой рацию и мулековский пистолет. Рация смолкла, Петька рукой почувствовал тяжёлую рукоятку пистолета. Пальцы сжались, но поднять оружие не смог, опять закружилась голова. Петьке показалось, что с грохотом несутся на врага советские пушки-самоходки, а он, Жмыхин, боец легендарной Иркутской дивизии, ползёт к вражескому доту со связкой гранат; но вот в голове у Петьки быстро-быстро закружились вершины кварцевых гор.
— Ре-бя-та! Держитесь! — раздался сверху голос Тимки Булахова. — Наши пришли! Ура!
Петька заставил себя подняться на ноги.
Качаясь от слабости, обвёл взором поляну, лес, пики скал и, напрягшись, сделал шаг к кустам, где застонала Таня.
— Петька! Стой! Петька! Это мы! — Петька повернулся, на всякий случай, поднимая вверх парабеллум. И увидел неясно, как будто сквозь слёзы, стоящего на уступе деда Торбеева и рядом с ним бледное лицо Шурки Подметкина. Из ствола длинного торбеевского ружья вилась тонкая струйка дыма.
«Торбеев стрельнул в Мулекова», — падая от слабости, подумал Петька. И снова в голове загрохотал бой, закружились берёзы и даже послышался мамин голос:
Румяной зарёю покрылся восток,
В селе за рекою потух огонёк…
Когда Петька очнулся, он увидел стоящую перед ним на коленях Таню. Левая рука у Тани была перевязана в двух местах. На худенькой шее, там, где всегда билась синяя жилка, — большая ссадина.
— Ты живая?
Таня улыбнулась:
— Нас дедушка Торбеев спас, его сюда Шурка Подметкин привёл.
— А где Хорёк?
— Вон лежит возле камня, связанный. Ремень грызёт от злости.
Петька стал подниматься. Сев на землю, ощупал голову. Она была аккуратно перевязана. У скалы шла спешная работа. Тимка в пещере нагружал золотом рюкзак и отправлял вниз, а там его принимал дед Торбеев.
— Таня, а где Шурка?
— Обратно в посёлок ускакал сообщить, что золото нашли, чтобы людей нам послать на помощь.
Петька слабо улыбнулся:
— А на чём он ускакал?
— На лошади. Они сюда на лошади пришли.
Петька устало закрыл глаза и снова лёг на землю.
Живуч был Петька Жмыхин. Отлежался на зелёной траве и, когда разгрузка пещеры была закончена, мог уже самостоятельно вставать и ходить. Правда, лицо его заплыло от ударов и ссадин, а повязка на голове в одном месте насквозь пропиталась кровью.
Первым делом Петька подошёл к связанному Хорьку, посмотрел на него и сказал презрительно:
— Предатель Родины, — и сплюнул в сторону.
Хорёк испуганно смотрел на деда и умолял развязать его и божился, что не убежит. Всех называл ласково: Танечкой, Петенькой, а Тимку называл Тимонькой. Но на просьбы предателя дед Торбеев замахнулся прутом:
— Молчи, иуда!
Правая рука у Мулекова тоже была перевязана белой тряпкой. Дед Торбеев проверил, крепко ли связан бандит и сказал:
— Молись богу, что дробью тебя шибанул, а не картечью.
Мулеков стал ругать всех подряд и просил, чтобы его убили. Торбеев, раскуривая трубку, усмехнулся:
— Убить просишь, народного гнева боишься? Нет, Хорёк, у нас законы другие — наши советские. Народ тебя судить будет! В Иркутске о своих пособниках расскажешь, посмотришь людям в глаза, зверь ты ненасытный, послушаешь, что они тебе скажут.
Мулеков молчал, стараясь зубами подтянуть ремень, связывающий руки. Потом вдруг рывком сел на землю.
— Дед, отпусти меня. Я помогу тебе захватить самурайский самолёт! Вызову сейчас по рации, ночью он придёт, вы всех перестреляете, и самолёт ваш, А потом меня отпустите. — Мулеков облизнул губы: — Военный самолёт, специальный, он же миллион стоит! Слышишь, дед?
— Молчи, Хорёк! Надеешься, что они прилетят и нас перебьют? Иуда!
— Дед, пододвинь рацию, я им ложные координаты дам, они в скалы врежутся, и сами увидите, как они сгорят!
Никто Хорьку не ответил.
— Может, испробовать?
— Не верь ему, Тимка! У него наверняка запасной шифр есть. Скажет, и все. Здесь десант выбросят и нас захватят, и они, забинтованной головой Петька кивнул в сторону туго набитых кожаных мешков с золотом, и они уйдут за границу.
Как только стемнело, Мулеков вдруг стал мелко трястись, жаловаться, что ему холодно.
— Согрейте, согрейте меня, проклятая лихорадка! — жаловался он. — Согрейте, иначе я умру. Я знаю много тайн. Не дайте мне умереть, я назову фамилии резидентов, работающих на Кругобайкальской железной дороге. Разведите мне костёр. — Он трясся, судороги сводили ему руки и ноги. Зубы постукивали — Костёр, — умолял он, — согрейте меня. Я… я… я при-при-го-жусь, — задыхаясь, просил Мулеков.
Тимка, Таня и дед Торбеев стояли и растерянно смотрели на дёргающегося Мулекова.
— Может, собрать костёр, а то ещё сдохнет до суда, как ты, Петька, думаешь?
Петька тяжело слез с камня, пошатываясь, подошёл, наклонился над Мулековым и спокойно сказал:
— Придуривается.
— Петька, а зачем ему придуриваться, видишь, как его корёжит?
— Не тепло ему нужно, а костёр. Сигнал самолёту дать. Слышите!
Торбеев поднял к небу лицо. Подставил ладонь к уху, прислушался. В тёмном небе отчётливо послышался мягкий рокот самолётного двигателя. Гул нарастал. Задрожали скалы. В темноте вспыхнул синий луч небольшого прожектора, и гул стал удаляться.
Потом видно было, как далеко на западе мелькнули огоньки разворачивающегося самолёта, и снова шум стал нарастать. Мулеков рывком вскочил вдруг на связанные ноги и закричал во всё горло:
— Я — Прозелит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19