Жухов почувствовал недружелюбные взгляды и рассмеялся:
— Думаете, я от работы удрал, дезертиром меня считаете, — крышку часов отколупнул ногтем: — Так и быть, открою вам тайну, почему я сегодня здесь.
Петька с Таней затаили дыхание. Жухов посмотрел на стрелки:
— Через двадцать минут будет жуткий взрыв. Запляшут горы. Тысячи тонн скальной породы взлетят в воздух. Понимаете, ребята, будущая железная дорога пойдёт по распадку. А поперёк распадка стоит скала под названием Дурацкая. Как будто нарочно поставлена. Нам она тоже мешает. Сидоров решил её рвануть. Москва ему разрешила. Ровно через сто восемьдесят секунд придёт конец скале Дурацкой. — Он хитро посмотрел на Таню и Петьку: — А меня парторг Иван Иванович Букырин послал сюда, чтоб вы не испугались грохота. — Жухов поднял полог, забросил его наверх палатки:— Вставайте, идёмте чай пить.
У печки, разливая чай, Жухов заметно волновался. Открытые часы положил на стол и постоянно поглядывал на стрелки. Стал неразговорчивым, глаза потемнели. Чай пил машинально. Ему, наверно, хотелось быть там, где взрывники последний раз проверяют сейчас сотни метров бикфордовых шнуров и электрических проводов, уходящих под землю, где сложены штабеля смертоносного груза.
— Смотрите! — крикнула Таня и рукой показала в сторону низкого перевала.
В прогале хребта появилась, словно вулкан, лохматая шапка дыма. Разрастаясь, она с бешеной скоростью неслась в небо. Закрывая зубчатый горизонт, она тянула за собой шлейф серой крупяной пыли.
— Не пыль это, — прошептал Жухов — а валуны, куски скал…
И тут долетевший, наконец, звук взрыва потряс тайгу. Колыхнулась земля. Из чайника выплеснулась вода и забегала дробью по раскалённой плите. Медвежонок юркнул под стол, плюхнулся па живот и закрыл лапами глаза.
— Осторожно! — закричал Жухов и схватил ребят за руки.
Они сами увидели опасность. Несколько пылинок, отделившись от шлейфа, вычертили в небе огромную дугу и теперь, казалось, падали на лагерь геологов. С каждым мигом, увеличиваясь в размерах, они превращались в серые скальные глыбы и ударялись друг о друга. Летели сухие искры.
Жухов крепче сжал руки ребят, приготовился вместе с ними отскакивать в сторону. По наклонной линии глыбы со свистом прошли мимо метров за триста от стойбища.
Постепенно небо очистилось. Чёрная шапка уплыла за горизонт и утянула за собой хмурые сырые тучи. Выглянуло солнце. Наступила тишина. Застрекотали кузнечики.
— Жухов, а Жухов, ты нас-то отпусти, — сказал Петька.
Он тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, разжал руки.
— Заволновался я что-то. Взрыв мне не понравился. Разброс большой. Взрывчатки переложили, а может, верхняя мина рановато сработала.
— А что может случиться?
— Люди могли попасть под камнепад.
— А почему заранее не ушли?
— Подрывники, Таня, дальше конца провода уйти не могут.
С тропы донёсся цокот копыт. Заколыхались кусты. Полетела с листьев роса. На поляну выскочила Житуха. Губы и удила в клочьях белой пены. Глаза дикие. Увидела Жухова и тревожно заржала. Человек, почти лежащий в седле, сполз на землю, сбросил с головы капюшон. Таня едва узнала парторга Ивана Ивановича. Посиневшие губы прошептали:
— Беда. Колесникова завалило.
Жухов подскочил к парторгу:
— Он живой?
— Все живые. Колесникова вытащить не можем. Щель узкая, и камень обвязать не удалось.
— А я пролезу? — спросил Петька.
— За тобой и приехал.
Жухов молча забрал повод из дрожащих стариковских рук и скомандовал:
— Жмыхин, в седло. Котельникова, парторгу горячего чаю. Побольше сахару.
Житуха понеслась к месту взрыва. В седле сидел Петька. Позабыв о своём радикулите, Жухов бежал рядом. Правой рукой он держался за стремя. Иван Иванович стоял на высоком пне и смотрел вслед, пока они не скрылись за тёмным ельником.
Из-под крыши вылетел стриж. Взвился в синее небо. Пронзительно закричал. И тотчас из расселин понеслись к нему чёрные стрелы птиц. Стая стрижей, почти не махая крыльями, закружилась в синеве.
Иван Иванович тяжело сошёл с пенька.
— Танюша, накапай валерьяновки, в кухне на полочке стоит.
Таня опрометью бросилась в кухню. Когда прибежала обратно, Иван Иванович лежал на траве. Таня зубами вытащила из флакона резиновую пробку, накапала лекарства заболевшему прямо в рот. Схватила ковшик, плеснула туда воды.
— Ну как сердце?
— Проходит. Видишь, какой я нынче геолог. Такое у меня было на острове Волчьем. Чуть-чуть богу душу тогда не отдал. Едва отдышался.
Таня вспомнила схему Самоволина с надписью о гибели бойца Вещева, свидетеля третьего варианта.
— А он где, Волчий?
— Здесь, выше по течению.
— Вы его обследовали?
— На него, Танюша, опора железнодорожного моста встанет. Там мы шурфы били, или, попросту сказать, ямы копали до коренной породы. У меня сердце и забарахлило. Думал, вторая могила на острове появится.
Таня насторожилась:
— А что, Иван Иванович, там уже кто-то умирал?
— По нашим местам, Танюша, ещё при царе прошла экспедиция под шифрованным названием «Багульник». На острове Волчьем у них погиб геолог. Беднягу там и схоронили. Вместо памятника высокий камень.поставили, а на нём стрелку вырубили в виде молнии.
— А почему такую стрелку?
— Личный знак, Танюша, начальника погибшей экспедиции…
Слушая парторга, Таня подумала, почему же Казимир Самоволин о стрелке нигде не упомянул.
Иван Иванович встал, прошёлся вокруг стола, сел на скамейку:
— Как-то с Колесниковым мы забрались в такое поднебесье — аж дух захватывало. Смотрим вниз между облаков, карту составляем и хвастливо думаем: до нас нога человека здесь не ступала. К вечеру закончили составлять планшет и решили заночевать. А Вячеслав, он же, Таня, в душе поэт, и говорит мне: «Давай, Иван Иванович, оставим здесь свой знак». Берет он молоток и пробирается к голубой лазуритовой глыбе, кричит мне: «Ночь протыкаю, а выбью надпись: „Впервые здесь ступила нога…“ И умолк. Оглядываюсь. Сидит на корточках и что-то рассматривает. Подошёл к нему, гляжу, а на глыбе стрелка выбита в виде молнии. Почти на тридцать лет опередил нас Пётр Андреевич Ельников, начальник тогдашней экспедиции. Смутился Колёсников и до утра молчал…
Последние полкилометра Петька и Жухов шли пешком. Долина была усеяна острыми камнями, и они боялись, что лошадь поранит ноги. Обломки искрились на солнце, и Петька отводил глаза вбок, на тёмную сторону хребта. Пахло каменной пылью и сгоревшей взрывчаткой.
— Смотри-ка, как садануло, — Жухов показал на вершину лиственницы. Камень, словно кинжал, пронзил насквозь сухое дерево и торчал с обеих сторон острыми пиками.
— Эге-гей! — услышали они крик из распадка. На уступе стоял Додоев и махал руками.
— Колёсников живой? — спросил Жухов.
— Хнешно, живой. Немножко только оглушило, — эвенк улыбнулся. — Он, как соболь, в ловушку попался. Поднялись на гору. Колёсников действительно был в ловушке. Вход в пещеру наглухо закрыл съехавший с хребта многотонный обломок скалы. Вокруг лежали кайлы и погнутые ломы. Видно, геологи в горячах пытались руками отодвинуть базальтовую глыбу. Из-под неё торчали оборванные провода. Два жёлтых и два в ярко-красной оболочке. По ним Вячеслав подал электрический ток к взрывчатке, которая подняла в воздух Дурацкую..
На базальтовой глыбе лежали геологи и смотрели вниз. Между глыбой и скалой была щель. Через неё можно было вытащить пострадавшего, но в середине застрял камень. Додоев туда спускался, но обвязать камень не смог. Оставшаяся щёлка была узкой даже для него.
Петька разделся до трусов. Его крепко опутали верёвкой, подали в руки толстые канаты. Их нужно было пропустить под камнем и подать наверх.
Петьку опустили в щель до камня. Концы канатов он сбросил в узкую щель и полез туда сам. Больше двух метров покарабкался Петька вниз, щупая застрявший камень. Почувствовал пустоту.
— Натяни! — крикнул Петька.
Верёвка напряглась. Петька повис в тёмном своде пещеры.
— Колёсников, до тебя глубоко?
— Не вздумай прыгать, метра четыре.
— Ты лежишь, что ли?
— Голова кружится.
Петька зажал в зубах жгутики толстых канатов и, упираясь руками в шершавые стены, пробрался под застрявшим камнем в другой конец щели. Отдышался и полез вверх. И сразу почувствовал, что тонкая верёвка, привязанная к поясу, мешает. Там наверху, боясь, чтоб Петька не упал, её подтягивали и, наоборот, вредили, потому что теперь стаскивали Петьку вниз. Упёршись спиной и коленками, он запихал за пояс концы толстого каната и крикнул во всё горло:
— Тонкую верёвку отпустите!
Наверху поняли свою ошибку. Освобождённый, Петька быстро выбрался на застрявший камень.
Когда Петьку вытянули наверх инженер Бурмаков спросил:
— Камень большой?
— Высотой примерно в два моих роста, на бутылку похож, канаты я проложил с двух сторон.
Бурмаков вынул из кармана крохотную логарифмическую линейку и, бормоча цифры и коэффициенты трения, стал считать.
— Около трех тонн, ребята, на руках не вытянем,
— Если Житуху запрячь, — предложил Петька.
Инженер опять задвигал линейкой.
Петьке не понравилось, что Додоев сидит в стороне и никакого участия не принимает, чертит прутиком по земле. Эвенк заметил взгляды геологов, встал, поднялся на глыбу, перешагнул через щель.
— Слушай, Бурмаков, не надо лошадь запрягать, однахо, свалится отсюда. Мне Анатолий Васильевич Сидоров в прошлом году про мужика одного рассказывал. Махмудом звали. Где он работает, Сидоров не говорил. Может, ты его знаешь?
— Не знаю я его, Додоев, а что?
— Этот Махмуд сказал, наверно, самому Анатолию Васильевичу. Дай, говорит, мне большую вагу, и чтоб было место, куда её упереть, и я подниму земной шар.
— Архимед, — воскликнул Бурмаков.
И для спасения геолога применили рычажную систему, рассчитанную древним учёным. Архимедом. Рычагом, или, как зовут таёжники, вагой, послужило высокое дерево, пробитое камнем. На гору к щели его затащили на руках. Вершину привязали к застрявшему камню. Толстый конец бревна повис в воздухе. На него набросили несколько верёвочных петель.
— Будем пробовать, — тихо сказал Жухов.
Шестнадцать пар рук, в том числе и Петькины, вцепились в узловатые верёвки. Толстый конец бревна медленно пошёл вниз. Послышалось скрежетание камня. Архимедовская система сработала.
— Стоп, ребята! — скомандовал Жухов. — Отводи чуточку в сторону. Клади!
Камень, похожий на тяжёлую авиационную бомбу, лёг у края щели. Петька посмотрел вниз и откачнулся. Чёрный лаз теперь казался бездонным и страшным.
Жухов перескочил на другую сторону щели и стал раздеваться.
— Ты зачем? — спросил Петька. — У тебя же радикулит.
Жухов смутился. Петька обвязался верёвкой, взял у Додоева котелок, надел себе на голову. Эвенку это понравилось:
— Однахо, ты хитрый!
Петьку опустили быстро. Он отвязал верёвку, осмотрелся.
— Вячеслав Валентинович, живой?
— Здесь я, Петька, малость прилёг.
Петька подвёл Колесникова к щели, надёжно обмотал верёвкой, подал котелок:
— Надень на голову.
— Эй, — закричал Петька, — поднимай.
«Май-май-май» — эхом отозвалась пещера. Натянулись верёвки, и длинное тело.Колесникова поползло вверх, вошло в отверстие лаза. В пещере стало темно. Послышались лёгкие удары котелка о каменные стенки, потом донеслись крики «ура!», и в пещере посветлело. Петька нащупал в дальнем углу пустой рюкзак, маленькие, но тяжёлые взрывные машинки, флягу и чью-то телогрейку. В пещере пахло химическими веществами. Лицо покрылось испариной. Вещи и приборы Петька сложил в рюкзак и подошёл к щели:
— Верёвку!
Петьку вытащили благополучно.
Камень, похожий на бомбу, столкнули в щель, чтобы ни зверь, ни человек не могли провалиться туда. Замурованную пещеру инженер Бурмаков занёс к себе на карту и сделал надпись: «Пещера Колесникова». И поставил её размеры. Колёсников (он сидел уже в седле на Житухе) слабо улыбался:
— Видишь, Петька, как я ловко вошёл в историю будущей магистрали.
— Скажи спасибо, что ты из этой истории живым вышел, черт долговязый, — сердито пробурчал Жухов.
— Это у тебя, Васька, от зависти. Но не переживай. Если я ещё где-нибудь прославлюсь, попрошу твоим именем назвать.
К стойбищу подходили в сумерках. Увидели на поляне костёр и людей. Всматриваясь, Петька глазами искал среди них Таню. Заволновался. Тани и Ивана Ивановича у костра не было. Жухов шагал рядом и, почувствовав Петькину тревогу, указал на слабый свет в крайней избушке.
— В штабе они. Парторг карты в город готовит. — И вдруг яростно стал говорить: — Гарновский картами должен заниматься. А он болезни себе выдумывает, который месяц глаз не кажет. Дружбу со мной завёл и тоже с выгодой. Теперь я и топограф, и заготовитель продуктов, и помощник главного инженера. А я не индийский бог Шива, у меня не шесть рук. Последний свой маршрут я ещё на карту положить не могу — гидрологи до сих пор анализы воды не прислали. Сообщу я все Сидорову, честное слово, сообщу.
Петька выслушивал Жухова и подумал: «Меньше нырять в реке будешь».
Иван Иванович и Таня встретили геологов у самой избушки. По-военному Колёсников отдал честь:
— Потерь нет. — Неуклюже, словно перелазил через забор, слез на землю. Снял с Житухи узду. — Жухов, дай ей сахару.
— Не положено.
— Ей же, бедняге, сегодня досталось.
— Ты, Славка, всю дрессировку мне собьёшь.
— А ты мне дай, а я ей. Она хоть и умная, но все равно лошадь и не поймёт, что сахар твой.
Жухов сделал серьёзное лицо, зашёл за избушку, воровато выглянул с другой стороны. Незаметно сунул кусочек сахару Колесникову в ладонь.
С каменным хрустом Житуха разгрызла замусоленную сладость и зачмокала губами. Таня с Петькой с восхищением смотрели на неё. Проглотив слюну, Житуха обвела всех блаженным взглядом и вдруг боком, словно жеребёнок, прыгнула к Жухову и стала тыкаться мордой в карман. Васька стал толкать её в шею:
— Иди, иди, кто тебе дал, у того и проси.
Житуха виновато опустила голову и стала мигать длинными ресницами. Жухов не выдержал и полез в карман. И опять лошадь зачмокала и, не оглядываясь, пошла через кусты на лужайку щипать траву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26