Но следующей деревни все не было. Она так и не появилась, и Келсо обратил внимание, что снег на дороге нетронутый: выходит, много часов ею никто не пользовался. В первый раз машину занесло, они попали в яму, скрытую под снегом, и «тойота» забуксовала, пока колеса не зацепились за твердый грунт. Машину швыряло из стороны в сторону. О'Брайен судорожно крутил руль, пока не выбрался на ровное место. И расхохотался.
— Вот потеха! — Но в его голосе прозвучали нотки неуверенности. Он снизил обороты двигателя, включил фары, весь подался вперед чтобы лучше видеть дорогу сквозь падающий снег.
— Бензина мало. Думаю, у нас не больше пятнадцати минут.
— И что потом?
— Либо возвращаться в Архангельск, либо искать ночлег где-то дальше.
— Вот как? Вы, конечно, имеете в виду «Холидей-инн»?
— Да будет вам. Непредсказуемый!
— Послушайте, если мы рискнем где-то здесь переночевать, мы застрянем в тайге на всю зиму.
— Да ладно вам, за нами пришлют бульдозер. Рано или поздно.
— Рано или поздно! — повторил Келсо. Он покачал головой. И, конечно, вспыхнула бы новая ссора, если бы они, сделав крутой поворот, не увидели дымок над верхушками покрытых снегом деревьев.
Стоя у открытой дверцы «тойоты» и опираясь локтем о ее крышу, О'Брайен разглядывал лес в бинокль. Создается впечатление, что где-то там есть поселок, сказал он, меньше километра от дороги. И показал на едва заметную просеку.
Он снова сел за руль.
— Давайте посмотрим.
Просвет между деревьями походил на тоннель, по ширине — едва пройдет машина. О'Брайен медленно вел «тойоту». Ветки вцеплялись в кузов, молотили по ветровому стеклу, царапали бока. Дорога становилась все хуже. Машину резко кинуло влево и тут же вправо, и вдруг она нырнула носом вниз и Келсо с такой силой швырнуло к ветровому стеклу, что ушиба он избежал лишь благодаря ремню безопасности. Двигатель беспомощно взвыл и заглох.
О'Брайен снова завел его, включил задний ход и осторожно нажал на акселератор. Задние колеса с воем забуксовали в рыхлом снегу. Он попробовал еще раз, прибавил газу. Двигатель отозвался отчаянным воем.
— Вы не могли бы выйти, Непредсказуемый? — Он больше не пытался скрыть тревогу.
Келсо пришлось немало потрудиться даже для того, чтобы открыть дверцу. Он выпрыгнул из кабины и по колено увяз в снегу. Они сели обеими осями.
Он постучал по стеклу и попросил О'Брайена выключить двигатель.
В наступившей тишине слышался легкий шелест снежинок, падающих на деревья. У Келсо были мокрые колени. Неловко переставляя согнутые ноги, он добрался через глубокий снег к водительской дверце, и ему пришлось руками разгрести сугроб, чтобы открыть ее. «Тойота» накренилась носом вниз под углом двадцать градусов. О'Брайен едва сумел выбраться наружу.
— Во что мы врезались? — спросил он и пробрался к носу машины. — Господи Иисусе, похоже, кто-то вырыл настоящий противотанковый ров. Вы видали что-нибудь подобное?
Действительно, кто-то, видимо, прорыл через тропу глубокую траншею. Несколькими метрами дальше снег снова был довольно плотным.
— Может быть, тут прокладывали кабель или что-то в этом роде, — сказал Келсо. Но куда здесь могли тянуть кабель? Он сложил ладони козырьком над глазами и сквозь снежную пелену различил впереди, метрах в трехстах, несколько деревянных лачуг. Вряд ли туда проводили электричество. Он обратил внимание, что дым исчез.
— Кто-то загасил огонь.
— Нам понадобится буксир. — О'Брайен мрачно ткнул «тойоту» в бок. — Куча металлолома.
Держась за машину, он подобрался к задней дверце, открыл ее и достал две пары сапог — одни резиновые, другие кожаные, армейские. Он швырнул резиновые Келсо.
— Наденьте, Непредсказуемый. Пойдем на переговоры с туземцами.
Через пять минут, натянув капюшоны, заперев машину и повесив бинокли на шею, они двинулись дальше по тропе.
Поселок был оставлен обитателями по меньшей мере несколько лет назад. Деревянные лачуги разграблены. Засыпанные снегом обломки торчали в снегу: ржавые куски кровельного железа, разбитые оконные рамы, полусгнившие доски, рваная рыболовная сеть, дырявая лодка, детали механизмов, пустые бутылки, ржавые консервные банки, старая мешковина и — непостижимо! — ряд соединенных вместе кинокресел. Деревянный парник с остатками полиэтилена вместо стекол лежал на боку.
Келсо заглянул в одно из брошенных жилищ. В нем отсутствовала крыша и гулял холодный ветер. Стоял запах экскрементов.
Когда он вышел, О'Брайен перехватил его взгляд и пожал плечами.
Келсо вгляделся в дальний край вырубки.
— А там что?
Оба поднесли бинокли к глазам, и их взору предстали выстроившиеся в ряд и почти скрытые деревьями деревянные русские кресты с тремя поперечина-ми: короткая вверху, подлиннее в центре и косая снизу.
— Это замечательно, — сказал Келсо, выдавив из себя смешок. — Кладбище. Логичное завершение картины. Последний штрих.
— Давайте посмотрим, — предложил О'Брайен.
И двинулся широким решительным шагом. Келсо едва поспевал за ним. Двадцать лет курения и виски взбунтовались в его сердце и легких. Он вспотел, потому что каждый шаг по глубокому снегу давался ему с неимоверным трудом. Ломило в боку.
Это и в самом деле было кладбище под сенью деревьев; подойдя ближе, он разглядел шесть или, кажется, восемь могил: они как бы разбились на пары, вокруг каждой — невысокая деревянная ограда. Самодельные кресты сколочены очень аккуратно, на каждом эмалированная табличка с надписью и фотографией под стеклом, как принято в России. «А. И. Сумбатов, — гласила первая надпись, — 22. 1. 20 — 9. 8. 81». На фото — мужчина средних лет в военной форме. Рядом — «П. И. Сумбатова, 6. 12. 26 — 14. 11. 92». На фото она тоже в военной форме, с тяжелым лицом и жестким взглядом. В следующих могилах покоились Ежовы, за ними — Голубы. Очевидно, супружеские пары примерно одного возраста. Все в военной форме. Первым в 1961 году умер Т. И. Голуб. Лица его на фото нельзя было разглядеть. Оно было стерто.
— Похоже, это то место, которое мы искали, — тихо сказал О'Брайен. — Нет сомнения. Это оно. Кто они такие, Непредсказуемый? Военные?
— Нет. — Келсо медленно покачал головой. — На них форма НКВД. Посмотрите-ка сюда!
Он указал на последнюю пару могил, самую дальнюю, чуть в стороне от остальных. Эти двое умерли недавно. Б. Д. Чижиков, судя по знакам различия, майор, 19. 2. 19 — 9. 3. 96. И рядом — М. Г. Чижикова, 16. 4. 24 — 16. 3. 96. Она пережила мужа ровно на одну неделю. Ее лицо тоже было стерто.
Они стояли некоторое время как на похоронах: молча, склонив головы.
— Никого не осталось, — пробормотал О'Брайен.
— Или остался один.
— Не думаю. Это невозможно. Это место уже давно нежилое. Дьявольщина, — сказал он вдруг и ткнул ногой снег. — Неужели мы все-таки его упустили?
Деревья вокруг стояли плотной стеной. В десятке метров ничего нельзя было разглядеть.
— Сниму-ка я все это, пока светло, — сказал О'Брайен. — Подождите здесь. Я вернусь к машине.
— Очень мило, — заметил Келсо. — Премного вам обязан.
— Вы боитесь. Непредсказуемый?
— А как вы думаете?
— У-у-у, — протянул О'Брайен, поднял руку и помахал ею в воздухе.
— Если вздумаете шутить и дурачиться, О'Брайен, клянусь, я убью вас.
— Хо-хо-хо, — засмеялся тот, двинувшись назад по тропе. — Хо-хо-хо. — Он скрылся за деревьями. Келсо слышал его глупые смешки еще несколько секунд, затем воцарилась тишина — только шелест снега и звук собственного дыхания.
Боже мой, что за картина! Только посмотреть на эти даты. Они сами по себе история. Келсо вернулся к первой могиле, снял перчатки, вытащил блокнот. Опустился на одно колено и начал переписывать надписи на крестах. Целый отряд телохранителей был отправлен в лес более сорока лет назад для охраны одного мальчика, и все они оставались на месте, на посту из преданности, или в силу привычки, или из страха, пока не умерли, один за другим. Как те японские солдаты, прятавшиеся в джунглях и не знавшие, что война давно кончилась.
Он задумался над тем, насколько близко добрался до этого места Михаил Сафонов весной 1953 года, но тут же взял себя в руки. Об этом нельзя думать — пока. Тем более здесь.
Холодные пальцы едва удерживали карандаш, писать было трудно, на бумагу ложились снежинки. Но он методично переписал все фамилии и даты.
Б. Д. Чижиков. Грубой внешности, жесткое выражение лица. Грузин? Умер семидесяти семи лет…
Он задумался: как могли выглядеть товарищи Голуб и Чижикова, лица которых стерты, и почему так случилось? В их лишенных лица силуэтах было что-то непередаваемо жуткое. Келсо машинально записал: «Может быть, они пали жертвами чисток?»
Куда, черт возьми, подевался О'Брайен?
У него ныла поясница. Колени промокли. Он выпрямился, и тут ему в голову пришла другая мысль. Он смахнул снежинки со страницы блокнота и послюнявил кончик карандаша.
«Могилы неплохо ухожены, — записал он. — Земля расчищена, выровнена. Если бы место было заброшено, как те лачуги, могилы давно бы заросли».
— О'Брайен! — позвал он. — Эр-Джей!
Снег поглотил его крик.
Он спрятал блокнот и, натянув перчатки, вышел с кладбища. Ветер гулял в полуразрушенных строениях, подхватывая снежинки, взметая их вверх, как край занавеса. Он шагал, стараясь попадать в крупные следы О'Брайена, пока не выбрался к началу тропы. Отпечатки ясно показывали направление к «тойоте». Он поднес к глазам бинокль и навел фокус. В поле зрения попала машина, неподвижная, нереальная, чужеродное тело посреди тайги. Но возле нее никого не было видно.
Странно.
Он медленно повернулся вокруг себя, осматривая местность в бинокль. Лес. Покосившиеся стены лачуг. Обломки. Лес. Могилы. Тропа. «Тойота». Снова лес.
Он опустил бинокль, нахмурился и зашагал к машине по следам О'Брайена. Это заняло несколько минут. Одно было очевидно: никто другой по этому пути не шел. Две пары следов вели к вырубке и одна пара — в обратном направлении. Он приближался к машине, удлинив шаги и стараясь точно ступать в отпечатки сапог О'Брайена. Он мог точно воспроизвести каждое его движение: сюда, затем сюда… и…
Келсо остановился в нерешительности. Американец явно подошел к задней дверце «тойоты», достал металлический кейс с камерой — ее не было на месте, Келсо это заметил, — а потом как будто что-то его отвлекло, и вместо того чтобы вернуться на тропу к поселку, следы его резко свернули и побежали в сторону от машины, под прямым углом, по направлению к лесу. Он снова окликнул О'Брайена. Затем, охваченный паникой, поднес ко рту сложенные ладони и закричал изо всех сил.
И снова тот же приглушающий эффект, как будто деревья тотчас поглотили его слова.
Келсо осторожно вошел в подлесок.
Боже, он всегда ненавидел лес! Даже рощи в окрестностях Оксфорда с поэтичными полосами кроваво-пыльного солнечного света, мхом под ногами, внезапно открывающимися и тут же исчезающими новыми перспективами. И эти ветки, что беспрерывно бьют по лицу… Нет уж, извините. Я предпочитаю ясный день и открытое пространство. Холмик, вершину скалы, море, сияющее в лучах солнца…
— Эр-Джей! — Как глупо звучит это имя, тем более когда приходится кричать, но он продолжал звать, громче и громче: — Эр-Джей! Эр-Джей!
Следы здесь обрывались. Под ногами твердый наст. Келсо чувствовал где-то неподалеку гниловатый запах болота, отвратительный, как изо рта собаки. Начинало темнеть. Надо двигаться очень осторожно, подумал он, стараясь все время держаться спиной к дороге, потому что, зайдя подальше, он потеряет направление и в конце концов будет удаляться от машины, а не приближаться к ней. Останется только лечь в снег и замерзнуть.
Внезапно слева от него раздался какой-то непонятный треск и следом за ним, как эхо, еще и еще. Сначала ему почудилось, что кто-то бежит, но затем он понял, что это снег время от времени опадает с верхних веток на землю.
Он снова поднес ко рту сложенные ладони.
— Эр-Джей!
И тут он услышал стон. Стон? Или всхлип?
Он попытался определить, откуда доносится звук. Тот повторился ближе, вроде бы откуда-то сзади. В просвет между двумя деревьями Келсо протиснулся на крошечную поляну и там увидел раскрытый кейс с камерой, а чуть дальше — самого О'Брайена: он висел вверх ногами, слегка раскачиваясь, едва касаясь снежного покрова кончиками пальцев, подвешенный за левую ногу длинной промасленной веревкой.
26
Веревка была закреплена на вершине высокой березы, согнувшейся чуть ли не пополам под тяжестью О'Брайена. Он стонал и почти потерял сознание.
Келсо опустился на колени возле его головы. При виде его О'Брайен слабо пошевелился. Он, похоже, не был в состоянии произнести что-нибудь членораздельное.
— Все будет в порядке, — сказал Келсо. Он старался скрыть тревогу. — Не волнуйтесь, сейчас я вас освобожу.
Келсо снял перчатки. Освободить его. Но как? У него был перочинный ножик для карандашей, но он остался в машине. Келсо похлопал себя по карманам и нашел зажигалку. Зажег ее и показал пламя О'Брайену.
— Сейчас я вас высвобожу. Смотрите. Все будет хорошо.
Он приподнялся и, дотянувшись, схватил веревку возле лодыжки О'Брайена. Петля глубоко впилась в сапог. Навалившись всем своим весом, Келсо опустил висящее тело, чтобы поднести пламя к тугой веревке чуть повыше пятки. Плечи О'Брайена лежали в снегу.
— Я его видел, — выдавил он. — Его…
Веревка оказалась сырая. Прошла целая вечность, прежде чем пламя зажигалки начало действовать. Келсо потушил ее и потряс. Пламя становилось синим и затухало, едва опаляя веревку. Но затем под тяжестью О'Брайена и под действием пламени волокна поддались. Последнее из них лопнуло, и согнутая ветка распрямилась, вопреки всем усилиям Келсо удержать ее и ноги О'Брайена свободной рукой. О'Брайен тяжело рухнул в снег.
Он попытался присесть, опираясь на локти, но снова упал. И все время что-то шептал. Келсо наклонился к нему.
— Все в порядке. Все будет хорошо. Мы выберемся отсюда.
— Я его видел…
— Кого видел? Кого вы увидели?
— Господи Иисусе! Чертовщина!
— Вы можете согнуть ногу? Она не сломана? — Келсо прополз по снегу на коленях и начал выкапывать руками петлю веревки, въевшуюся в сапог О'Брайена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46