Чтобы добраться до ее дома, мне потребовалось около десяти минут. Я запыхался. Но все равно на одном дыхании добежал до третьего этажа. В коридоре никого не было. Судя по запаху, в какой-то из квартир жарили тэмпуру.
Стараясь не шуметь, я подошел к квартире Токо и встал перед дверью. Внизу к двери был приделан здоровый почтовый ящик. Из него торчала вечерняя газета. Я вытащил ее и просунул руку за огромную висящую дверцу ящика. Но мои пальцы ничего не нащупали. Я попросил Токо приклеить запасной ключ скотчем к дверце ящика изнутри. Я положил газету обратно и подумал немного. Покрутил ручку двери. Она легко открылась. Заглянул в большую комнату. Занавески задернуты. Повернул выключатель у двери, зажегся свет. В прихожей обуви не было. Отсюда не видно места, где вчера вечером я сидел. Я разулся и зашел в комнату. Там стоял стеклянный стол, на который я вчера ставил стакан. На нем должна лежать рукопись со стихами Юко. Так мне пообещала Токо. Но на столе ничего не было. За исключением одной вещи. Ключа с кусками оборванного скотча. Я открыл дверь, ведущую в другую комнату. Спальня Токо. Кровать, аккуратно застеленная бежевым покрывалом. Трюмо, типичный атрибут девичьих комнат, кое-какая мебель. И больше ничего. Я заглянул еще в одну комнату. В японском стиле. Похоже, ею не пользовались, в ней даже никакой мебели не было. Я посмотрел в туалете и в ванной. Никого. Погасил свет и проверил балкон. И здесь никого. Я взял со стола ключ и вышел из квартиры. Вставил ключ в замок, повернул со щелчком и запер дверь. Понятно одно. Кто-то опередил меня: сделал то, о чем я говорил Токо, именно так, как я и собирался.
12
Я шагал в направлении, противоположном потоку толпы, движущейся из квартала офисов в центре города. Кроме меня, никто не шел по обрамленной рядами колонн проезжей части. Специальный проход для местных обитателей специального жилого квартала.
Девятый час. Я дал два обещания позвонить. Асаи еще рановато. Токо я звонил с Восточного выхода, но она не подходила. Я принимал участие в похоронах один-единственный раз, когда умер мой дядя. Но насколько я помню, улизнуть с церемонии – дело непростое.
Тацу слушал радио в картонном доме. Тело его покачивалось в такт музыке. Если не ошибаюсь, в это время он обычно сидит в своей берлоге. Основные передвижения начинаются поздно ночью, когда все выходят на поиски пропитания.
Я подошел поближе, он поднял руку и улыбнулся мне.
– Как дела?
– Хуже некуда, – ответил я. – А дедушка Гэн так и не вернулся?
– Нет, не вернулся.
Тацу помахал бутылкой виски, которую я дал ему вчера.
– Ну что, по одной?
Я кивнул и зашел к нему. Положил рядом с собой пластиковый пакет с покупками из магазина в подземке. Пританцовывая в такт музыке, Тацу ловко налил виски. Я отпил глоток и спросил:
– Что это за музыка?
– Рэп. «Degable Planets».
Я прислушался. Трио, два парня и девушка, что-то пело скороговоркой. Скорее даже не пели, а наговаривали. Непонятный для меня мир. И слов совсем не разобрать. Но у меня не возникало впечатления, будто я слушаю жужжание пчел, которое обычно вызывала у меня музыка, называемая рэпом. Скорее она напоминала декламацию стихов.
– Не смейся надо мной, если я не прав. – Непроизвольно мне захотелось поделиться впечатлениями. – Я вовсе не разбираю английских текстов. Но сдается мне, эта песня с интеллектуальным оттенком.
Тацу все-таки усмехнулся. Но сказал он совсем не то, что я предполагал:
– Сима-сан, у тебя хороший слух. Наверное, музыкой занимался?
Я грустно улыбнулся и ответил:
– Никто мне такого не говорил, кроме тебя. У меня комплекс по поводу собственного слуха.
– Нет, у тебя хороший слух. Все ребята из «Degable Planets» – интеллектуалы. На их творчество оказали влияние Сартр, Кафка.
– Вот как? И такой рэп бывает? Как называется эта песня?
– «Счастье – здесь».
– Шутишь?
– Правда. В моем переводе. По-английски: «It's good to be here». Поэтому «Счастье – здесь».
Мне понравилось:
– Здорово. Хороший перевод.
– А то! – похвастался он.
И тут я заметил, что из кармана Тацу торчит мятая зеленая бумажка, похожая на денежную купюру. Я показал на нее пальцем и спросил:
– Что это у тебя?
– А-а, это. Долларовая бумажка, – ответил он, запихивая ее в карман. – На память оставил.
– Так ты же бывал заграницей, да, Тацу? Куда ты ездил?
– В основном по Америке колесил. Дольше всего задержался в Нью-Йорке. Я не хотел больше возвращаться в эту дурацкую страну.
– Вот как? А что ты там делал?
– Да так. По-разному.
Сам Тацу никогда ни про кого не расспрашивал. Даже не узнал у меня, почему я тут оказался. Не спросил, почему остался без работы. И я у него больше ничего не выпытывал. Наверняка видел он всякое. Иначе, вернувшись на родину, не стал бы бомжем в столь молодом возрасте.
– Значит, в Нью-Йорке, – пробормотал я.
Я ни разу не выезжал за границу. Жил в мире, далеком от паспортов и виз.
Виски в бутылке Тацу почти не осталось. Я достал из пластикового пакета новую бутылку и две пенопластовые коробки с рисом. В пакете оставалось еще две бутылки.
– Это что?
– Подарок. У меня осталось немного денег. Это рис с мясом, купил в столовой навынос. Тебе порцию и старику-профессору. Он неважно выглядит.
– Хорошо. Я передам профессору попозже. – Тацу нахмурился и затеребил бороду. – Только знаешь, Сима-сан. Я сегодня с радостью приму твой подарок, но, по-моему, тебе не стоит продолжать в том же духе.
– Почему?
– Здесь так же, как и во всем мире, в определенной мере работает закон: сильный пожирает слабого. И здешние обитатели хорошо это понимают. Ты любишь, чтобы тебя жалели?
– Но, Тацу, сегодня утром ты дал ему коробку с обедом.
– Потому что он сам меня об этом попросил. К тому же я ему ту херню специально не покупал. Слишком жирно. Выпивка – другое дело. Потому что не продукт первой необходимости.
– Вот как? Значит, я перестарался? – Действительно, я допустил оплошность. Я еще не привык к правилам их мира. Для них я по-прежнему аутсайдер. – Впредь буду внимательнее, – сказал я, и Тацу наконец-то улыбнулся.
– Ну, не стоит так грузиться. Ты же хотел как лучше. В любом случае, передам коробку профессору.
Добрые помыслы могут принести людям боль. Особенно в тех местах, где не принято делать добро. Мне было тяжело об этом думать, и я сменил тему:
– Скажи-ка, а сегодня копы не появлялись?
– Нет, сегодня не приходили. Наверное, поняли; что расспрашивать нас не имеет никакого смысла.
Согласиться я с ним не мог, достал из кармана пальто желтый листок бумаги и развернул перед ним.
– Тацу, ничего не знаешь про это?
Он взял листок в руки, посмотрел на него и вскинул голову.
– Что это? Похоже, на листовку какой-то секты. Ты интересуешься этой фигней?
– А ты что об этом думаешь? Хочу узнать твое мнение.
Тацу пристально уставился на листовку и пробормотал:
– Ну и дела. Значит, «Поговорим о Боге». О Боге я бы и сам не прочь поговорить. Интересно, с каким богом я мог бы пообщаться? Только эта копия доверия не внушает.
– Вот как? Копия?
– К тому же ни адреса, ни телефона нет. Если это листовка для привлечения новых членов, то ничего у них не получится. И текст жуткий.
– Я с тобой полностью согласен.
– Откуда она у тебя?
– Вообще-то она лежала в книжке дедушки Гэна.
– Да? Только с дедулей как-то не вяжется. Он, по-моему, никогда религией не интересовался.
– Листовки раздавал рыжеволосый парень, лет тридцати. Он и ко мне приставал. Ты его не видел?
– Нет, не видел.
– Нет? – Я выпил стакан до дна. Поблагодарил за виски и встал.
– Послушай, Сима-сан, – окликнул меня Тацу. – Ты здесь надолго решил задержаться?
– Даже не знаю. Может статься, еще попользуюсь вашим гостеприимством.
Тацу усмехнулся:
– Похоже, сегодня опять похолодает. Для новичка испытание опасное.
– Точно, для таких престарелых, как я, эта жизнь не фунт изюму.
Я помахал рукой и вернулся к себе. Меня ждала моя съемная крепость из картона.
Я лег спать, распахнув крышку, попивая виски из крышечки. Стаканы-то я забыл купить. Запах, которым пропиталось мое жилище, больше не раздражал меня, как вчера. По крайней мере, я начал привыкать к этому месту. Я открыл новую бутылку. Хотя Тацу и сказал, что не видел рыжего сектанта, тот наверняка встречался с обитателем моего домика. Только вот где? И почему он обратился к такому старику, как Гэн? Желание исполнить свою миссию – спасти упавших на самое дно социальной иерархии? Но рыжий не производил подобного впечатления. Парень работает на копов, участвует в их фальсификациях. Или у полиции есть что-то на него, и он не может отказаться. В любом случае он не настоящий служитель религии. Тогда зачем он встречался с местными обитателями? Дело темное. Пока ничего не могу понять. Наверное, Токо права. Если бы с самого начала я сделал так, как она говорила, никаких проблем не возникло бы. Отправился бы в полицию и рассказал обо всем. Взвалил бы на них тяжкий груз. Полный загадок. Непонятный и расплывчатый. Как просто. Они не то, что я. У них – неисчислимая сила, а я – один. У них – все возможности для научных исследований, я ими не располагаю. На их стороне – власть, позволяющая вытянуть показания практически из любого, я такими механизмами не владею. Короче, у меня вообще ничего нет. Но есть и еще одно отличие. Для них это всего лишь работа. У меня по-другому. Я проглотил виски. Алкоголь, как обычно, прошел по горлу и опустился на дно желудка, не оставив после себя никаких вкусовых ощущений.
Незаметно подкрался холод. Предчувствия не обманули Тацу: сегодня резко похолодало. А может, мне так казалось из-за того, что я долгое время лежал без движения. Поселение бомжей окружали стены, но холодный воздух так же, как и вчерашней ночью, тихо просачивался внутрь. В этом году лето было плохое. Наверное, и зима будет суровей, чем обычно. Пробирает до костей. Но настоящие морозы еще впереди. Некоторые замерзают до смерти. Интересно, как сейчас превозмогают холод обитатели домиков? «Счастье – здесь». Я вспомнил странное название рэпа. Хороший перевод, хотя и звучит иронично, если подумать, в каком положении оказался Тацу. Он тоже из интеллектуалов. Интересно, что ему пришлось испытать в Америке? Он говорил, что дольше всего прожил в Нью-Йорке. Нью-Йорк. Город, который я видел только в кино…
Я встал. Пошел по направлению к вокзалу.
Тацу куда-то исчез. Картонная крыша была открыта, но его самого видно не было. Я заглянул к нему, на полу валялась коробка от диска с рэпом.
У телефонов-автоматов рядом с вокзалом стояли всего человека четыре-пять. Самый крайний, с которого я сегодня утром звонил Асаи, был свободен. Я набрал номер телефона дома Токо, который она мне продиктовала. На этот раз она подошла сразу.
– Что-нибудь удалось разгадать из маминых стихов?
– Это параллельный телефон?
– Что?
– Ты сейчас говоришь по радиотелефону? Если есть параллельная трубка, то возьми ее.
Послышался звук смены трубок. Затем она спросила с подозрением:
– Ты о чем?
– Вообще-то я не смог прочитать стихов твоей матери. Не нашел.
– Почему? Я все подготовила, как ты сказал.
– Радиотелефоны легко прослушиваются. Они распространяют вокруг себя электромагнитные волны. Говорят, на Акихабаре достать подслушку – плевое дело. Один из моих клиентов рассказывал.
– Так что случилось?
Я объяснил ей ситуацию. Токо ни разу меня не перебила. Молчала даже после того, как я закончил. Видимо, задумалась.
Наконец она пробормотала:
– Кто это мог сделать? И для чего?
– Вот именно. Кто и для чего? Но одно точно – твой телефон прослушивается. Наверное, из машины, которая была неподалеку. Я сейчас задам тебе несколько вопросов, а ты отвечай мне, ничего не спрашивая. Хорошо?
– Чего уж тут хорошего? Давай спрашивай.
Она быстро пришла в себя. Похоже, шока оттого, что кто-то проник в ее квартиру, она не испытывала.
Я спросил ее с некоторым облегчением:
– Ты говорила, твой отец был сотрудником МИДа. Он погиб в автомобильной катастрофе, когда работал в посольстве в США. Тебе тогда было пятнадцать, значит, это случилось шесть лет назад, то есть в восемьдесят седьмом году. После этого вы с матерью вернулись в Японию. Где вы жили в Америке?
– В Скарсдейле.
– За исключением Японии в географии я не силен. Ты не могла бы объяснить подробнее или хотя бы в общих чертах, где это?
– Это жилой район в пригороде Нью-Йорка. Ехать по Бронкс-ривер-парквей до Манхэттена. Меньше часа на метро по линии Гарлем. Там много японцев. В основном служащие японских компаний или их филиалов. В общем, это элитный квартал.
– А чем в то время занималась Юко? Домашним хозяйством?
– Нет. Работала в рекламной фирме на Мэдисон-авеню, поручив мое воспитание няне. Мама была прирожденной деловой женщиной.
– Значит, она часто выезжала в Нью-Йорк?
– Ну да. А какое это имеет отношение?
– Может быть, моя идея ужасно нелепая. Могу поспорить, она вызовет у тебя улыбку. Это вопрос перевода.
– О чем ты?
– В Нью-Йорке есть один известный парк. Даже я о нем знаю. Центральный парк. Извини за мой детский английский, но как будет «Сентрал-парк» по-японски?
Она на мгновение замолчала, а потом громко засмеялась:
– Действительно, парк Тюо.
Она продолжала смеяться. А затем, отсмеявшись, сказала:
– Центральный парк Нью-Йорка огромный по сравнению с крошечным парком Синдзюку. Даже смешно сравнивать. Но к чему эти сравнения?
– Сколько газет выписывает твой дед?
– Все. А что?
– Значит, у него остались газеты двух-трехдневной давности?
– Остались, наверное, но зачем они тебе?
– Собери, пожалуйста, все, начиная с вечерних субботних выпусков. Хочу почитать.
– Скажи зачем.
– Надо проверить одну вещь. Я читал только часть и не обратил на это внимания.
– На что не обратил внимания? Хватит важничать, расскажи подробнее.
– У тебя же сейчас, наверное, нет времени. Вот проверю в газетах, тогда расскажу. Не исключено, что это мои дурацкие предположения, не более того. Не хочу, чтобы ты надо мной смеялась. Завтра рано утром сможешь оттуда уйти?
– Конечно смогу. Где мы встретимся?
– У тебя, – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30