И больше ничего. О дизайне и говорить не приходится. В большой коробке кузова – маленькая коробка для водителя. Только и всего. Был, правда, радиоприемник. Но ни намека на популярную сейчас идею прибавленной стоимости. Будто старое доброе время возникло перед нашими глазами, как есть, без прикрас.
Вместо тренировки я совершал пробежку до пекарни, а по воскресеньям часто выезжал куда-нибудь на машине. По-моему, Юко тоже нравились наши автомобильные прогулки. Иногда мы брали с собой Кувано. Конечно, не обходилось и без приключений. Шины совсем истерлись, тормоза разболтались. Однако о ремонте никто и не заикался. Денег на него не было, а если менять какие-то детали, то все без исключения.
Один раз, осенью, мы с Юко отправились в дальнюю поездку. До Хаконэ на целый день. Склоны гор окрасились багрянцем, который отражался в озере Асиноко. Мы сидели в парке на скамейке, откуда виднелось озеро, и любовались пейзажем. Вдыхали мягкий воздух нагорья. Погода была ясная, теплые лучи солнца окутывали нас. Юко положила голову мне на плечо. Подул ветер, ее волосы легонько гладили меня по щеке. Щекотно. Я хотел сказать ей об этом, посмотрел на нее и умолк. Она плакала. Из глаз у нее выкатилась слезинка, оставляя за собой ровный след. Я никогда не видел, как она плачет. А потом она, похоже, успокоилась. Я смотрел на ее благородный затылок. Что-то покидало нас навсегда. Мы долго сидели, не шевелясь. Молча сидели, не меняя позы.
Через несколько дней Юко исчезла. Я вернулся домой с тренировки, на столике лежала записка. «Прощай, чемпион». Всего два слова. Случилось то, что должно было случиться. Это первое, о чем я подумал. Естественное течение времени привело к развязке. Она вновь обрела место, куда могла вернуться. Подобно ветру, который меняется вместе со сменой сезонов. То же самое случилось и со студенческой борьбой, которую мы вели. С удвоенной энергией я начал тренироваться в клубе. Через месяц состоялся еще один турнир из четырех раундов, и я опять победил. Технический нокаут в третьем раунде. На поединке в марте я вновь одержал победу, имея преимущество по очкам. В клубе вдруг стали обращать на меня внимание. Директор радовался:
– Растет новый король.
Кувано наведывался ко мне, как и прежде. Он не удивлялся, когда Юко поселилась у меня, не удивился и тому, что ушла. Он не упоминал об этом. Я тоже. Кувано всегда приходил поддержать меня в поединках. Тогда зрители четырехраундовых боев ничем не напоминали публику из высшего общества. Кувано смотрелся среди них инородцем. Но его это абсолютно не смущало. Как ни удивительно, он тоже стал вопить: «Убей его!» Тренер спросил меня:
– Куда подевалась твоя милашка?
– Бросила меня, – ответил я.
– Выплесни свою досаду на ринг, – посоветовал он.
– Я стал начальником, – однажды сказал Кувано, зайдя ко мне в комнату.
– Поздравляю, – ответил я.
Это было похоже на Кувано: поступил с нуля на работу в компанию и уже начальник.
– А как твоя пекарня? – спросил он.
– Подняли зарплату немного.
– А разве на один бокс не проживешь?
Он абсолютно не разбирался в этих вещах.
Я рассмеялся и сказал:
– Только если стать чемпионом мира. Даже чемпионы Японии днем подрабатывают.
Он задумался и потом сказал:
– Эй, Кикути, ты знаешь, мы все еще студенты. Я слегка удивился. Я-то думал, нас давным-давно отчислили.
– Считается, что мы в академке. Если хочешь, можно восстановиться. Я случайно встретил на Сибуе нашего однокурсника, и он мне рассказал.
– Меня это не интересует, – ответил я. – А ты что думаешь?
Помолчав, он сказал:
– Я хочу поехать учиться за границу. У меня накопилось немного денег, вот я и стал подумывать о стажировке. Есть места, где достаточно аттестата об окончании старшей школы.
– Неплохая идея. И куда ты хочешь поехать?
– Во Францию. Но до этого нужно провернуть одно дельце.
– Какое? – спросил я.
– Когда-нибудь расскажу, – пробормотал он.
В моей жизни ничего не менялось. Пекарня, зал для тренировок, дом. Каждый день одно и то же. Единственное развлечение – поездки на машине по воскресеньям. Машина ветшала. Она стояла под открытым небом, на кузове стали появляться пятна ржавчины. Тормоза разболтались еще сильнее, а потом и вовсе перестали работать. Но я все равно не сдавал ее в ремонт. У меня еще оставался ручной тормоз. Старой системы, он тянул трос в форме буквы «т». Во время езды ручник – слишком сильное средство для остановки. Но я быстро овладел секретом правильного применения силы. Я подтягивал его потихоньку и лишь в последний момент резко дергал вверх. На своей изношенной машинке я несколько раз в одиночку добирался до Хаконэ. Проделывал долгий путь только для того, чтобы немного полюбоваться озером Асиноко. В его водах колыхались, подобно легкой осенней тени, три месяца, прожитые вместе с Юко.
Так прошло полгода. Я принимал участие в первом бое чемпионата Восточной Японии. Победил нокаутом в третьем раунде. Таким образом я выиграл шесть боев подряд. Пять из них – нокаутом.
Весенним вечером в субботу мне позвонил Кувано. Я разговаривал с ним по общему телефону, который висел в коридоре. Кувано редко звонил мне. И заявлялся всегда без предупреждения. У него был ключ от моей комнаты.
– Послезавтра уезжаю во Францию, – выпалил он без всяких предисловий.
Я не удивился. Когда он впервые поведал мне о своем желании учиться за границей, у меня появилось предчувствие: так оно и будет.
– Не ожидал, что так скоро, – ответил я.
– У меня к тебе просьба.
– Я провожу тебя. Возьму отгул в пекарне.
– Я не об этом. – Он замялся. – У тебя завтра выходной, ты не мог бы меня отвезти в одно место.
Странная просьба. В отличие от Юко, Кувано никогда не проявлял никакого интереса к поездкам. Да и водить он не умел.
– Если хочешь устроить прощальную вечеринку, то можно у меня. На машине мне пить нельзя будет.
– Выпьем, когда вернемся. Тебе же пока не надо сбавлять вес, да?
– Да, – ответил я.
Следующий поединок на звание чемпиона проводился через месяц.
– Куда мы поедем? – спросил я.
– К подножию Фудзи. Хочу посмотреть лесной океан.
Я засмеялся:
– Какой-то ты старомодный. Решил полюбоваться на прощание японским пейзажем и выбрал гору Фудзи? До чего банально ты стал мыслить.
Кувано ответил, смеясь:
– Ну да. У человека судьба такая: спускаться по лестнице, ведущей к банальности.
На следующий день Кувано пришел в пять утра. Я проснулся за час до этого, как обычно. Закончил небольшую ежедневную пробежку и пил растворимый кофе. Кувано стоял в дверях с огромной старой сумкой на плече.
– А это что? – спросил я его.
– Хлам, – ответил он.
– Хлам?
– Ага. Хлам, который я собрал. Вот хочу съездить выкинуть. И тогда никаких неоконченных здесь дел у меня не останется.
Немного подумав, я ответил:
– Поехать выбрасывать хлам аж до горы" Фудзи? Может, выпьешь кофе?
Он кивнул, сел по-турецки на татами и стал молча пить кофе, который я налил ему.
– А где ты будешь учиться во Франции?
– В Новой Сорбонне, Париж-три.
– Что хочешь изучать?
– Пока не решил. Но до начала семестра планирую поучиться разговорному французскому, поэтому и собрался выехать пораньше.
– Несомненно, тебе больше подходит быть студентом или ученым, чем старшим менеджером по продажам верхней одежды.
Кувано засмеялся, пожав плечами.
– А тебе что больше подходит?
– В данный момент – бокс. Мне нравится.
– Тебе нравится, потому что ты сильный. Но теперь я не смогу за тебя болеть.
Я имел в виду не совсем это. Когда удар попадал в цель, я видел, как разлетаются, ярко сверкая, капли пота противника. Такое интенсивно наполненное время я ощущал только на ринге. Я улыбнулся, ничего не объясняя.
– Приезжай на матч на звание чемпиона мира.
– Я верю, что так оно и будет. Ты, Кикути, сделаешь это, неизбежно, – с серьезным видом сказал он.
– На самом деле «неизбежно сделаю»? Звучит как преступление. – Я встал. – Ну что, поехали?
Он кивнул и тоже поднялся.
На часах – полшестого. Мы прошлись до машины, запаркованной неподалеку. Кувано нес свою сумку очень осторожно. Я открыл заднюю дверь, он положил сумку на пол, проверил, хорошо ли она лежит.
– Как мы поедем? – спросил он, садясь на пассажирское сиденье впереди.
– Доверься мне. Сам-то ты все равно дороги не знаешь.
Утром двигатель заводился плохо. Аккумулятор тоже следовало бы поменять. «Сколько еще осталось моей старушке?» – подумал я. Без сомнения, счет шел на месяцы. Но двигатель наконец заурчал. Машина медленно пришла в движение, мы выехали на улицу Яманотэ. Мы собирались доехать до Сибуи и выбраться на скоростное шоссе Томэй. Машин было мало. Воскресенье, да еще раннее утро. Сильно я не разгонялся, машина шла хорошо. Кувано всю дорогу молчал. Впервые он заговорил, когда мы проехали шоссе Косю.
– Наверное, делать тебе замечания – наглость с моей стороны. Сам-то я за рулем ни разу не сидел, – сказал он осторожно. – Но ты водишь как-то не так, как все.
– А-а, – ответил я. – Это точно, вожу я не как обычно. У меня тормоза сломаны.
– Тормоза сломаны?
Нам помешал красный свет. Я потянул ручник на себя.
– Но ты же останавливаешься.
– Парковочный тормоз. А обычные тормоза у меня сломаны.
Кувано задумался, будто пытался понять то, что я сказал.
– Значит, есть две системы тормозов: при парковке и при движении, и у тебя сломаны те, которыми пользуются во время движения.
– Абсолютно точно.
– Поехали обратно.
– Почему?
– Опасно же.
– Не волнуйся. Я уже полгода так езжу.
– Возвращаемся. Без разговоров.
Он уперся, чего обычно с ним не бывало. Я хотел возразить, но огромный грузовик, ехавший по соседней полосе, разогнался и подрезал нас по касательной. Я дернул ручник изо всех сил. И в этот миг перестал чувствовать какое-либо сопротивление. Я посмотрел на свою левую руку. В ней был ручник. С вырванной пружиной. Кувано позеленел.
– Ты был прав, – сказал я. – Я вырвал ручник. Теперь сломаны обе тормозные системы. Иначе говоря, машину не остановить. По крайней мере, обычным, неэкстремальным способом.
Кувано посмотрел на меня. Он уже пришел в себя и выглядел невозмутимо. Присутствие духа моментально вернулось к нему.
– Знаешь, что в сумке?
– Всякий хлам, да?
– Вообще-то там бомба, – спокойно сказал он.
Я взглянул на него:
– Отличный хлам.
– Как будто ты знал.
– Ну, я думал, что-то не так. Глядя на тебя, невозможно было не догадаться. Сам смастерил?
– Что будешь делать? – ответил он вопросом на вопрос.
Голос его по-прежнему был спокоен. В минуты опасности он, напротив, не терял присутствия духа. Особенность характера. Он неоднократно проявлял ее в студенческой борьбе.
Я убрал ногу с педали газа. Постепенно стал снижать одну за другой передачи четырехступенчатой коробки. Показался мост через железнодорожную линию Одакю.
– Есть только один способ остановиться – врезаться во что-нибудь, – сказал я. – Бомба взорвется от столкновения?
– Думаю, нет. Но гарантировать не могу.
– Понятно.
Я повернул направо вдоль канала. Красный свет, остановиться невозможно. Ехавший прямо автомобиль погудел и объехал нас.
Кувано сказал:
– Мы недалеко от Комабы.
И точно. Если можно говорить об удаче в нашем положении, то, к счастью, я хорошо знал местность. Мы проехали еще немного и свернули налево на перекрестке у бань. Вокруг – ни машин, ни людей. Я ехал на пониженной передаче. Скорость упала до десяти километров в час. Если столкнуться с чем-то упругим, наверное, удастся затормозить более или менее мягко. Дорога расходилась на две, я вновь свернул налево. Здесь дорога была широкой и безлюдной даже днем. Я заорал что есть мочи:
– Впереди горка! Поднимемся на нее, и, когда скорость снизится до минимальной, я въеду в какое-нибудь дерево на аллее. Открой дверь, чтобы сразу выпрыгнуть.
Кувано кивнул.
Я хотел спросить о мощности бомбы, но потом передумал. Ее же сделал Кувано. Значит, качество должно быть отменное.
Мы взобрались на горку по центру дороги. И в это мгновение слева показался ребенок на велосипеде, он мчался очень быстро. Столкновения не избежать. Медленнее ехать я не мог. Но я успел резко вывернуть руль до конца направо и изо всех сил нажал на газ. С велосипедом мы, к счастью, разошлись, но справа на нас с неизбежностью надвигалась каменная стена. Машина врезалась в стену.
Я тут же выскочил. Кажется, и Кувано кубарем вывалился из противоположной двери.
Ничего не взорвалось.
– Кикути! Беги! Она горит! – услышал я крик Кувано.
Сзади, рядом с бензобаком показалось пламя. Я побежал. Кувано рванул в противоположную сторону. В этот миг с того же склона, откуда выехал велосипедист, выбежал парень в трениках.
– Не подходи! – снова заорал Кувано. Парень остановился. – Не подходи! Взорвется!
Я инстинктивно упал на землю. Только лицо приподнял. Огонь распространялся на удивление быстро. Машина была объята пламенем. Я увидел, как Кувано снова куда-то побежал. Он несся к мальчику с велосипедом, который в растерянности застыл на месте. Кувано сбил его с ног, закрыл своим телом и снова закричал:
– Взорвется! Беги!
Парень в трениках продолжал стоять. Может, думал, как потушить. Он растерянно смотрел то на Кувано, то на машину.
Раздался грохот.
Дальше я помню только отрывки. Испуганное лицо мальчишки. Через мгновение – стоны. Поднимающийся клубами белый дым. Бьющая в нос кислотная вонь. Кувано, у него рука в крови. Разбросанные части тела, кровь.
Я пришел в себя, когда мы с Кувано бежали по кампусу университета в Комабе. Мы попали на территорию через задние ворота – через них мы когда-то уходили из восьмого корпуса. Миновав университет, мы сели на линию Иногасира. На Сибуе пока полицейских не было. Мы тут же пересели на кольцевую линию Яманотэ. Вышли на Синдзюку, я шел первым. Кувано молча тащился за мной. Мы забрели в полутемный джаз-бар, расположенный в подвале. Он работал всю ночь. Сели в углу и только тогда смогли осмотреть рану Кувано.
– Все в порядке. Ничего серьезного, – сказал Кувано.
Наверное, его задел отлетевший кусок машины. Свитер порвался, из рассеченной раны на предплечье шла кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30