https://wodolei.ru/catalog/chugunnye_vanny/140na70/
Милиционер был молод, заочно учился на юридическом факультете университета и, конечно, как все юристы в этом крае, мечтал стать прокурором. Оттого и вглядывался он пристально в молчаливого Азларханова, о котором достаточно был наслышан и от коллег по службе, и от товарищей по университету. Дежурный жалел, что должен всю ночь просидеть за столом, он знал, что сегодня все силы милиции, вплоть до работников вневедомственной охраны, брошены на розыск убийцы, и не сомневался, что сейчас, в эти минуты, несмотря на позднее время, идёт напряжённый поиск, и не только у них в районе или области.
Заступив на дежурство, он прочитал в журнале две телефонограммы, переданные капитаном Джураевым в Министерство внутренних дел республики и во всесоюзный уголовный розыск. Первая была зарегистрирована ещё до приезда областного прокурора на место происшествия:
«Прошу обратить внимание на всех подозрительных лиц, имеющих при себе фотоаппарат „Полароид“, делающий моментальные цветные фотографии».
И вторая:
«Разыскиваемый с „Полароидом“ может иметь также и другой фотоаппарат, последней модели „Кодак“, купленный недавно в Швейцарии».
«Жаль, нет пока никакого следа, — подумал дежурный. — Как хорошо бы сейчас выйти к нему и сказать: не волнуйтесь, товарищ прокурор, нащупали кое-что ребята, надо только ждать». Но не мог он сказать этого и, снова заварив свежий чай, взял чайничек, стул и вышел к прокурору.
Ни от чая, ни от стула прокурор не отказался и, поблагодарив кивком головы, продолжал вышагивать вдоль забора. Но когда дежурный направился к себе, прокурор все же спросил:
— Нет ли вестей от капитана Джураева?
Милиционер вздохнул:
— Нет, к сожалению, товарищ прокурор… — Затем, подумав секунду — говорить или не говорить, — все же стал докладывать: — Час назад звонил лейтенант Мусаев — его отрядили в помощь капитану Джураеву, как только тот прилетел утром на вертолёте. Он с обидой сказал, что Джураев оставил его в дураках и без машины, и рассказал следующее… Обедали они у Мусаева дома. Джураев попросил вдруг гражданскую одежду, переоделся очень простецки, под кишлачного парня. После обеда они выехали на личной машине Мусаева, был у них кое-какой совместный план, но неожиданно Джураев изменил его, попросил подъехать к автостанции. Пропадал он там минут двадцать, затем вернулся в машину и приказал лейтенанту, чтобы тот занял удобную позицию в чайхане при автостанции, и, если появится человек, приметы которого он ему довольно подробно описал, велел задержать его любой ценой. А он, мол, сам на машине поедет к вам, поставит обо всем в известность и тотчас же вернётся на подмогу. Наказав не покидать пост ни при каких обстоятельствах, Джураев уехал. Наш Мусаев просидел в чайхане семь часов, до самого закрытия, и понял, что Джураев почему-то решил от него избавиться и что ему нужны были лишь «Жигули» с местным номером. Вот и все, товарищ прокурор, а Джураев сюда не заезжал, как обещал Мусаеву.
Но Амирхан Даутович уже не слушал его. Что за трюки с переодеванием, угоном машины? Все это никак не походило на Джураева — он как раз из всех розыскников, а там подобрались неплохие ребята, меньше всего увлекался внешними эффектами, хотя результаты его работы иногда поражали видавших виды спецов. Отказаться от помощи местного человека? Казалось, не было в этом никакой логики. Да, не было логики, если бы это был не Джураев! «Значит, ему как раз местный в чем-то мешал, — подытожил Амирхан Даутович.
— Ждать! Ждать!» — приказал он себе и продолжал вышагивать вдоль высоких кустов живой изгороди.
Неожиданно к милиции из темноты вырулила машина, на звук её из дежурки кинулся милиционер. Волнения оказались напрасными: приехал районный прокурор и пригласил Амирхана Даутовича на ужин, но прокурор, перекинувшись с ним двумя-тремя словами, отказался.
Ночь прочно вступала в свои права: погасли в соседней махалле огни, угомонились поселковые псы и последние магнитофоны, все реже и реже шум какой-нибудь случайной машины нарушал тишину посёлка. Заметно посвежело, и Амирхан Даутович вернулся в свой временный кабинет. «Теперь уже до утра не будет вестей», — решил он, поглядев на молчавший телефон, и надолго задумался, провалился памятью в какой-то давний, счастливый день с Ларисой. Потому, верно, не услышал нарастающего шума двигателя. И только когда свет фар влетевших во двор «Жигулей» полыхнул по стёклам, он, ослеплённый на миг, услышал визг тормозов и одновременно, ещё из машины, голос Джураева, который сегодня прокурор узнал бы из тысячи:
— Закрой ворота на замок — сейчас налетят родственнички! — громко приказал он дежурному. — И не открывай никому с полчаса, слышишь, никому — даже полковнику Иргашеву. Скажешь, ключ забрал Джураев, пусть лезут через забор, если кому удастся. — И, уже обращаясь к кому-то ещё, велел: — А вы вытряхивайтесь из машины и живо в тот кабинет, где горит окно. Там вас ждут, и очень давно.
Не успел Амирхан Даутович полностью очнуться от воспоминаний, вернуться в настоящее, как Джураев энергично втолкнул в комнату двух парней. Каждый жест, движение Эркина говорили, что он отчего-то очень спешит.
— Посмотрите за ними, и пусть не разговаривают! — бросил Джураев появившемуся в дверях дежурному и жестом пригласил прокурора в соседний кабинет начальника отдела.
Амирхан Даутович включил в комнате свет и, видя, как устал, издёргался розыскник, предложил ему сесть. Но Джураев жестом отказался от предложения и, плотнее прикрыв дверь, сказал:
— Нет, товарищ прокурор, садитесь вы — вам предстоят нелёгкие часы. Я своё дело сделал, и, пожалуйста, выслушайте меня, не перебивая, — у нас мало времени. Сейчас примчатся десятки машин, налетят родственники, друзья и начальство, несмотря на полночь, и вряд ли тогда они дадут мне возможность остаться с вами наедине.
Он чуть ли не силой усадил прокурора в драное кресло, протянул ему фотографию.
— «Полароид»?! — вырвалось у Азларханова.
— Тише! — предупредил его капитан. — Да, «Полароид».
С примятой фотографии прокурору улыбались два парня, стоявшие в обнимку. Один был рослый, перекормленный, барственно-надменный. Другой, не достававший ему до плеча, — типичный дистрофик с таким подобострастным лицом, что казалось, он вот-вот сорвётся с фотографии и бросится исполнять любое желание своего господина. И мысль о какой-то дружбе, взаимной привязанности между ними как-то не возникала, сколько ни вглядывайся в их счастливые лица.
— Запомнили? — почему-то настойчиво переспросил капитан.
Прокурор кивнул головой — именно эти парни сейчас находились в соседней комнате. Джураев взял фотографию и, на глазах Амирхана Даутовича изорвав на мелкие кусочки, положил их к себе в карман.
— Будем считать, что фотографии у нас нет: я дал слово, что снимок нигде фигурировать не будет, иначе этой семье здесь не жить, но это вы сами скоро поймёте. Главное, что убийцы у нас в руках, и сейчас, пока не понаехали их защитники, надо в присутствии дежурного успеть провести первый допрос. У меня такое впечатление, что местная милиция вышла на них гораздо раньше меня и они о чем-то уже столковались. В доме Бекходжаева, того, мордатого, мелькнуло несколько важных лиц, мне кажется, я даже слышал голоса полковника Иргашева и районного прокурора Исмаилова, но я на этом не настаиваю. Несмотря на поздний час, находился там и второй, Худайкулов. Его я собирался взять первым и допросить одного, но дома его не оказалось, мать с гордостью объяснила, что два часа назад приехал на мотоцикле его друг Анвар, сын очень больших людей, и пригласил в гости: мол, они сегодня чёрного барана зарезали .
— Кто такие Бекходжаевы? — быстро спросил прокурор.
— Суюн Бекходжаев — председатель хлопководческого колхоза-миллионера, Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета республики. У него ещё шесть братьев и две сестры, которых он вырастил и поставил на ноги, и всех братьев и сестёр его вы хорошо знаете — они в области на больших должностях. Но и это не все: Бекходжаевы из самого знатного и влиятельного рода в здешних краях, и много людей этого рода поднялось благодаря финансовой помощи Суюна Бекходжаева.
— А вы, капитан, из рода ходжей? — неожиданно спросил Амирхан Даутович.
Джураев улыбнулся:
— Разве похож? Когда-то я любил девушку, оказавшуюся из очень знатного рода. Нам не разрешили обручиться её родители и братья — они с дружками много раз избивали меня до полусмерти. Мужчина из знатного рода может себе позволить жениться на простолюдинке, а вот женщине никогда не разрешат выйти замуж за неровню. И вот тогда я на собственной судьбе… — Джураев вдруг оборвал себя на полуслове. — Нам пора, уже едут.
В тишине слышалось, как вдали надсадно ревели моторы, машины — оба это знали — спешили сюда.
Они вернулись в смежную комнату. Не успел Джураев приготовить бумаги для первого допроса, как у высокой милицейской ограды появились первые машины, лучи фар скрестились на единственном окне, где горел свет. Увидев замок на воротах, приехавшие загомонили, закричали, нажимали на клаксоны, раздалась брань. Перекрывая шум, послышалось уверенное и возмущённое:
— Что, если убили жену прокурора, можно допускать произвол, хватать наших детей среди ночи?
— Знакомьтесь, это сам Суюн Бекходжаев, — объяснил капитан, обращаясь к прокурору.
Шум, гвалт, автомобильные гудки подняли на ноги махаллю, залаяли собаки, зажглись во дворах огни, кто-то уже молотком разбивал замок. А вот и зычный бас полковника Иргашева:
— Немедленно откройте ворота! Приказываю открыть ворота!
Но дежурный по-прежнему стоял в дверях, смотрел на бледного Анвара Бекходжаева, дававшего показания.
— Студент юридического факультета? — поразился Амирхан Даутович.
— Да, отец сказал: прокурором будешь, — промямлил трясущимися губами Бекходжаев-младший.
Капитан пытался остановить вопрос прокурора, чтобы успеть задать свой главный вопрос, но Амирхан Даутович не слышал его; поднявшись над столом, вдруг закричал:
— Ты — будущий юрист?! — Затем, словно спохватившись, сел и сказал капитану: — Продолжайте.
Но не успел Джураев задать новый вопрос, Амирхан Даутович встал из-за стола и подошёл к окну. Прямо напротив, у ворот, бесновалась родня и дружки Бекходжаевых; увидев прокурора в окне, толпа зашумела пуще прежнего. Амирхан Даутович повернулся и, оказавшись между капитаном и допрашиваемыми, стал медленно надвигаться на дружков — те испуганно заскрипели стульями.
Джураев почувствовал неладное; зная, что прокурору в данном случае нельзя допускать ни малейшей ошибки, он метнулся к нему. Когда Азларханов поднял руку, то ли замахиваясь, то ли желая схватить за грудки закричавшего от страха Анвара Бекходжаева, Джураев уже был рядом, готовый предупредить любое опасное движение прокурора. Но Амирхан Даутович с поднятой рукой вдруг стал медленно валиться на него.
Капитан подхватил его, не давая упасть, и крикнул дежурному:
— Срочно «Скорую»! — И добавил вдогонку: — Спецсвязь с Ташкентом на этот телефон! — А сам, сунув под голову прокурора чужой чапан, осторожно уложил его на полу.
Вместе со «Скорой» из районной больницы, наводившейся рядом, во двор милиции ворвалась и толпа, но дежурный по приказу Джураева пустил в здание только должностных лиц, которых в такой поздний час оказалось неожиданно много. Тут же раздался звонок из Ташкента по спецсвязи.
— Это капитан Джураев, — докладывал розыскник. — Убийц я задержал, подробности через час-полтора в Ташкенте. А сейчас немедленно свяжитесь с санитарной авиацией и вышлите к нам в район самолёт — десять минут назад у областного прокурора случился тяжёлый инфаркт.
— Зачем самолёт, можно к нам в районную больницу, можно в областную,
— сказал полковник Иргашев, как только Джураев положил трубку. Держался он теперь куда увереннее, чем днём.
Джураев внимательно оглядел полковника, словно чувствовал, что впереди предстоит им ещё долгая борьба, и медленно ответил:
— Ни у вас, ни в области я прокурора не оставлю, передам с рук на руки врачам в Ташкенте.
Глава II.
ЛАРИСА
1
Заканчивая третий курс, Амирхан одолел «Римское частное право» и труды Ликурга о государственном устройстве — в подлиннике, специально для этого выучив латынь. «Римское право» изобиловало цитатами, изречениями философов и поэтов, так что, увлекаясь интересной мыслью, он открыл для себя античную литературу, древних мыслителей и историков — одна ниточка тянула за собой другую. Книжного бума не было ещё и в помине, в университетской читалке он без всякой очереди получил три тома «Опытов» Монтеня, а Плутарха, Цицерона, Фрейда, Шопенгауэра приобрёл в букинистических магазинах для своей будущей личной библиотеки. Жизнь в детдоме и служба на флоте приучили его к строгому распорядку, но даже в расписанных наперёд по часам неделях ему теперь не хватало времени на многое.
Основное время, конечно, «съедала» учёба; о том, чтобы повышать свой культурный уровень (как тогда выражались) за счёт занятий, не могло быть и речи, первоначально поставленная цель — окончить университет с отличием — не отменялась даже тогда, когда он принял и другую — личную систему самообразования. Столь напряжённая программа (да к тому ж ещё и приходилось подрабатывать на грузовом дворе), конечно, лишала его отдыха, достаточного общения со сверстниками, не давала ему полноты ощущения студенческой жизни, университетской среды. Он сам понимал это, но распыляться все же не стал; временно лишая себя приятных сторон жизни — общения, спорта, частых в те годы студенческих пирушек, даже свиданий, он не поступился главным — учёбой и своей программой культурного самообразования.
Кто знает, не потому ли он был неожиданно для себя щедро вознаграждён: единственный из выпускников курса он получил целевое направление в московскую аспирантуру. Это сейчас легко, без особого трепета произносятся слова: столица… Москва… А в те годы от этих высоких слов дух захватывало, голова кружилась — Москва!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Заступив на дежурство, он прочитал в журнале две телефонограммы, переданные капитаном Джураевым в Министерство внутренних дел республики и во всесоюзный уголовный розыск. Первая была зарегистрирована ещё до приезда областного прокурора на место происшествия:
«Прошу обратить внимание на всех подозрительных лиц, имеющих при себе фотоаппарат „Полароид“, делающий моментальные цветные фотографии».
И вторая:
«Разыскиваемый с „Полароидом“ может иметь также и другой фотоаппарат, последней модели „Кодак“, купленный недавно в Швейцарии».
«Жаль, нет пока никакого следа, — подумал дежурный. — Как хорошо бы сейчас выйти к нему и сказать: не волнуйтесь, товарищ прокурор, нащупали кое-что ребята, надо только ждать». Но не мог он сказать этого и, снова заварив свежий чай, взял чайничек, стул и вышел к прокурору.
Ни от чая, ни от стула прокурор не отказался и, поблагодарив кивком головы, продолжал вышагивать вдоль забора. Но когда дежурный направился к себе, прокурор все же спросил:
— Нет ли вестей от капитана Джураева?
Милиционер вздохнул:
— Нет, к сожалению, товарищ прокурор… — Затем, подумав секунду — говорить или не говорить, — все же стал докладывать: — Час назад звонил лейтенант Мусаев — его отрядили в помощь капитану Джураеву, как только тот прилетел утром на вертолёте. Он с обидой сказал, что Джураев оставил его в дураках и без машины, и рассказал следующее… Обедали они у Мусаева дома. Джураев попросил вдруг гражданскую одежду, переоделся очень простецки, под кишлачного парня. После обеда они выехали на личной машине Мусаева, был у них кое-какой совместный план, но неожиданно Джураев изменил его, попросил подъехать к автостанции. Пропадал он там минут двадцать, затем вернулся в машину и приказал лейтенанту, чтобы тот занял удобную позицию в чайхане при автостанции, и, если появится человек, приметы которого он ему довольно подробно описал, велел задержать его любой ценой. А он, мол, сам на машине поедет к вам, поставит обо всем в известность и тотчас же вернётся на подмогу. Наказав не покидать пост ни при каких обстоятельствах, Джураев уехал. Наш Мусаев просидел в чайхане семь часов, до самого закрытия, и понял, что Джураев почему-то решил от него избавиться и что ему нужны были лишь «Жигули» с местным номером. Вот и все, товарищ прокурор, а Джураев сюда не заезжал, как обещал Мусаеву.
Но Амирхан Даутович уже не слушал его. Что за трюки с переодеванием, угоном машины? Все это никак не походило на Джураева — он как раз из всех розыскников, а там подобрались неплохие ребята, меньше всего увлекался внешними эффектами, хотя результаты его работы иногда поражали видавших виды спецов. Отказаться от помощи местного человека? Казалось, не было в этом никакой логики. Да, не было логики, если бы это был не Джураев! «Значит, ему как раз местный в чем-то мешал, — подытожил Амирхан Даутович.
— Ждать! Ждать!» — приказал он себе и продолжал вышагивать вдоль высоких кустов живой изгороди.
Неожиданно к милиции из темноты вырулила машина, на звук её из дежурки кинулся милиционер. Волнения оказались напрасными: приехал районный прокурор и пригласил Амирхана Даутовича на ужин, но прокурор, перекинувшись с ним двумя-тремя словами, отказался.
Ночь прочно вступала в свои права: погасли в соседней махалле огни, угомонились поселковые псы и последние магнитофоны, все реже и реже шум какой-нибудь случайной машины нарушал тишину посёлка. Заметно посвежело, и Амирхан Даутович вернулся в свой временный кабинет. «Теперь уже до утра не будет вестей», — решил он, поглядев на молчавший телефон, и надолго задумался, провалился памятью в какой-то давний, счастливый день с Ларисой. Потому, верно, не услышал нарастающего шума двигателя. И только когда свет фар влетевших во двор «Жигулей» полыхнул по стёклам, он, ослеплённый на миг, услышал визг тормозов и одновременно, ещё из машины, голос Джураева, который сегодня прокурор узнал бы из тысячи:
— Закрой ворота на замок — сейчас налетят родственнички! — громко приказал он дежурному. — И не открывай никому с полчаса, слышишь, никому — даже полковнику Иргашеву. Скажешь, ключ забрал Джураев, пусть лезут через забор, если кому удастся. — И, уже обращаясь к кому-то ещё, велел: — А вы вытряхивайтесь из машины и живо в тот кабинет, где горит окно. Там вас ждут, и очень давно.
Не успел Амирхан Даутович полностью очнуться от воспоминаний, вернуться в настоящее, как Джураев энергично втолкнул в комнату двух парней. Каждый жест, движение Эркина говорили, что он отчего-то очень спешит.
— Посмотрите за ними, и пусть не разговаривают! — бросил Джураев появившемуся в дверях дежурному и жестом пригласил прокурора в соседний кабинет начальника отдела.
Амирхан Даутович включил в комнате свет и, видя, как устал, издёргался розыскник, предложил ему сесть. Но Джураев жестом отказался от предложения и, плотнее прикрыв дверь, сказал:
— Нет, товарищ прокурор, садитесь вы — вам предстоят нелёгкие часы. Я своё дело сделал, и, пожалуйста, выслушайте меня, не перебивая, — у нас мало времени. Сейчас примчатся десятки машин, налетят родственники, друзья и начальство, несмотря на полночь, и вряд ли тогда они дадут мне возможность остаться с вами наедине.
Он чуть ли не силой усадил прокурора в драное кресло, протянул ему фотографию.
— «Полароид»?! — вырвалось у Азларханова.
— Тише! — предупредил его капитан. — Да, «Полароид».
С примятой фотографии прокурору улыбались два парня, стоявшие в обнимку. Один был рослый, перекормленный, барственно-надменный. Другой, не достававший ему до плеча, — типичный дистрофик с таким подобострастным лицом, что казалось, он вот-вот сорвётся с фотографии и бросится исполнять любое желание своего господина. И мысль о какой-то дружбе, взаимной привязанности между ними как-то не возникала, сколько ни вглядывайся в их счастливые лица.
— Запомнили? — почему-то настойчиво переспросил капитан.
Прокурор кивнул головой — именно эти парни сейчас находились в соседней комнате. Джураев взял фотографию и, на глазах Амирхана Даутовича изорвав на мелкие кусочки, положил их к себе в карман.
— Будем считать, что фотографии у нас нет: я дал слово, что снимок нигде фигурировать не будет, иначе этой семье здесь не жить, но это вы сами скоро поймёте. Главное, что убийцы у нас в руках, и сейчас, пока не понаехали их защитники, надо в присутствии дежурного успеть провести первый допрос. У меня такое впечатление, что местная милиция вышла на них гораздо раньше меня и они о чем-то уже столковались. В доме Бекходжаева, того, мордатого, мелькнуло несколько важных лиц, мне кажется, я даже слышал голоса полковника Иргашева и районного прокурора Исмаилова, но я на этом не настаиваю. Несмотря на поздний час, находился там и второй, Худайкулов. Его я собирался взять первым и допросить одного, но дома его не оказалось, мать с гордостью объяснила, что два часа назад приехал на мотоцикле его друг Анвар, сын очень больших людей, и пригласил в гости: мол, они сегодня чёрного барана зарезали .
— Кто такие Бекходжаевы? — быстро спросил прокурор.
— Суюн Бекходжаев — председатель хлопководческого колхоза-миллионера, Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета республики. У него ещё шесть братьев и две сестры, которых он вырастил и поставил на ноги, и всех братьев и сестёр его вы хорошо знаете — они в области на больших должностях. Но и это не все: Бекходжаевы из самого знатного и влиятельного рода в здешних краях, и много людей этого рода поднялось благодаря финансовой помощи Суюна Бекходжаева.
— А вы, капитан, из рода ходжей? — неожиданно спросил Амирхан Даутович.
Джураев улыбнулся:
— Разве похож? Когда-то я любил девушку, оказавшуюся из очень знатного рода. Нам не разрешили обручиться её родители и братья — они с дружками много раз избивали меня до полусмерти. Мужчина из знатного рода может себе позволить жениться на простолюдинке, а вот женщине никогда не разрешат выйти замуж за неровню. И вот тогда я на собственной судьбе… — Джураев вдруг оборвал себя на полуслове. — Нам пора, уже едут.
В тишине слышалось, как вдали надсадно ревели моторы, машины — оба это знали — спешили сюда.
Они вернулись в смежную комнату. Не успел Джураев приготовить бумаги для первого допроса, как у высокой милицейской ограды появились первые машины, лучи фар скрестились на единственном окне, где горел свет. Увидев замок на воротах, приехавшие загомонили, закричали, нажимали на клаксоны, раздалась брань. Перекрывая шум, послышалось уверенное и возмущённое:
— Что, если убили жену прокурора, можно допускать произвол, хватать наших детей среди ночи?
— Знакомьтесь, это сам Суюн Бекходжаев, — объяснил капитан, обращаясь к прокурору.
Шум, гвалт, автомобильные гудки подняли на ноги махаллю, залаяли собаки, зажглись во дворах огни, кто-то уже молотком разбивал замок. А вот и зычный бас полковника Иргашева:
— Немедленно откройте ворота! Приказываю открыть ворота!
Но дежурный по-прежнему стоял в дверях, смотрел на бледного Анвара Бекходжаева, дававшего показания.
— Студент юридического факультета? — поразился Амирхан Даутович.
— Да, отец сказал: прокурором будешь, — промямлил трясущимися губами Бекходжаев-младший.
Капитан пытался остановить вопрос прокурора, чтобы успеть задать свой главный вопрос, но Амирхан Даутович не слышал его; поднявшись над столом, вдруг закричал:
— Ты — будущий юрист?! — Затем, словно спохватившись, сел и сказал капитану: — Продолжайте.
Но не успел Джураев задать новый вопрос, Амирхан Даутович встал из-за стола и подошёл к окну. Прямо напротив, у ворот, бесновалась родня и дружки Бекходжаевых; увидев прокурора в окне, толпа зашумела пуще прежнего. Амирхан Даутович повернулся и, оказавшись между капитаном и допрашиваемыми, стал медленно надвигаться на дружков — те испуганно заскрипели стульями.
Джураев почувствовал неладное; зная, что прокурору в данном случае нельзя допускать ни малейшей ошибки, он метнулся к нему. Когда Азларханов поднял руку, то ли замахиваясь, то ли желая схватить за грудки закричавшего от страха Анвара Бекходжаева, Джураев уже был рядом, готовый предупредить любое опасное движение прокурора. Но Амирхан Даутович с поднятой рукой вдруг стал медленно валиться на него.
Капитан подхватил его, не давая упасть, и крикнул дежурному:
— Срочно «Скорую»! — И добавил вдогонку: — Спецсвязь с Ташкентом на этот телефон! — А сам, сунув под голову прокурора чужой чапан, осторожно уложил его на полу.
Вместе со «Скорой» из районной больницы, наводившейся рядом, во двор милиции ворвалась и толпа, но дежурный по приказу Джураева пустил в здание только должностных лиц, которых в такой поздний час оказалось неожиданно много. Тут же раздался звонок из Ташкента по спецсвязи.
— Это капитан Джураев, — докладывал розыскник. — Убийц я задержал, подробности через час-полтора в Ташкенте. А сейчас немедленно свяжитесь с санитарной авиацией и вышлите к нам в район самолёт — десять минут назад у областного прокурора случился тяжёлый инфаркт.
— Зачем самолёт, можно к нам в районную больницу, можно в областную,
— сказал полковник Иргашев, как только Джураев положил трубку. Держался он теперь куда увереннее, чем днём.
Джураев внимательно оглядел полковника, словно чувствовал, что впереди предстоит им ещё долгая борьба, и медленно ответил:
— Ни у вас, ни в области я прокурора не оставлю, передам с рук на руки врачам в Ташкенте.
Глава II.
ЛАРИСА
1
Заканчивая третий курс, Амирхан одолел «Римское частное право» и труды Ликурга о государственном устройстве — в подлиннике, специально для этого выучив латынь. «Римское право» изобиловало цитатами, изречениями философов и поэтов, так что, увлекаясь интересной мыслью, он открыл для себя античную литературу, древних мыслителей и историков — одна ниточка тянула за собой другую. Книжного бума не было ещё и в помине, в университетской читалке он без всякой очереди получил три тома «Опытов» Монтеня, а Плутарха, Цицерона, Фрейда, Шопенгауэра приобрёл в букинистических магазинах для своей будущей личной библиотеки. Жизнь в детдоме и служба на флоте приучили его к строгому распорядку, но даже в расписанных наперёд по часам неделях ему теперь не хватало времени на многое.
Основное время, конечно, «съедала» учёба; о том, чтобы повышать свой культурный уровень (как тогда выражались) за счёт занятий, не могло быть и речи, первоначально поставленная цель — окончить университет с отличием — не отменялась даже тогда, когда он принял и другую — личную систему самообразования. Столь напряжённая программа (да к тому ж ещё и приходилось подрабатывать на грузовом дворе), конечно, лишала его отдыха, достаточного общения со сверстниками, не давала ему полноты ощущения студенческой жизни, университетской среды. Он сам понимал это, но распыляться все же не стал; временно лишая себя приятных сторон жизни — общения, спорта, частых в те годы студенческих пирушек, даже свиданий, он не поступился главным — учёбой и своей программой культурного самообразования.
Кто знает, не потому ли он был неожиданно для себя щедро вознаграждён: единственный из выпускников курса он получил целевое направление в московскую аспирантуру. Это сейчас легко, без особого трепета произносятся слова: столица… Москва… А в те годы от этих высоких слов дух захватывало, голова кружилась — Москва!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40