Если дождь к вечеру разойдется... если так, я завтра утром не пойду в контору... пожалуй, прав мой врач, мне надо совсем отойти от дел... но что я буду делать со своими свободными днями и что они сделают со мной?
И внезапно он с удивлением понял, что его положение на жизненном пути не лучше, чем у мисс Кларво. Оба достигли плоскогорья, ограниченного с одной стороны крутыми скалами, а с другой – пропастями. Блэкшир когда-то лазал по горам и исследовал ущелья. Мисс Кларво не делала ни того ни другого, но все же они находились на одном и том же плоскогорье.
– Элен... – Он обернулся и увидел, что ее в комнате нет.
Через несколько минут она вернулась, лицо ее было вымыто, волосы причесаны.
– Пожалуйста, извините меня, мистер Блэкшир. Я не часто показываю себя дурой на людях, – сказала она, скривив губы. – Во всяком случае, такой набитой дурой.
– Извините, что я огорчил вас.
– Не вы. Кое-что другое. Наверно, я ужасная трусиха.
– Кого вы боитесь: вора или той женщины?
– Думаю, это одно и то же лицо.
– Пожалуй, вы слишком буквально толкуете ваш сон.
– Нет. – Она бессознательно начала тереть лоб, и Блэкшир заметил уже затянувшуюся неглубокую царапину. – Как вы думаете, может один человек воздействовать на другого так, чтобы с тем произошел несчастный случай?
– По-моему, может, если воздействие со стороны первого достаточно сильное и оно совпадает с желанием второго наказать самого себя.
– Есть вещи, которые нельзя объяснить только психологией.
– Видимо, есть.
– Вы верите в экстрасенсорное восприятие?
– Нет.
– Тем не менее оно существует.
– Может быть.
– Я чувствую... я очень ясно чувствую что... что эта женщина намеревается уничтожить меня. Я знаю это. Если угодно, назовите это интуицией.
– Назовите это страхом, – сказал Блэкшир.
Элен грустно посмотрела на него:
– Вы совсем как мой отец. Для вас не существуют вещи, которые вы не можете потрогать или почуять. Отец был лишен музыкального слуха; прожил жизнь, так и не узнав, что такое музыка. Всегда думал, что люди, слушающие музыку, только притворяются, будто слышат нечто такое, чего на самом деле нет.
– Это не очень удачное сравнение.
– Возможно, оно верней, чем вы думаете. Что ж, не смею больше вас задерживать, мистер Блэкшир. Я очень ценю, что вы нашли время прийти повидаться со мной. Я знаю, как вы заняты.
– Я вовсе не занят. Практически я уже отошел от дел.
– О, я не знала. В таком случае надеюсь, вы в полной мере насладитесь вашим досугом.
– Постараюсь. – ("Что ты будешь делать со свободными днями? – спросил он себя. – Коллекционировать марки, выращивать розы, смотреть двухсерийные фильмы, дремать на солнышке на задней веранде, а когда наскучит одиночество, пойдешь в парк поговорить с сидящими на скамейках стариками?") – У меня никогда не было столько досуга, чтобы я научился наслаждаться им. Этому придется учиться.
– Да, – мягко сказала мисс Кларво. – Боюсь, придется.
Она подошла к двери и отперла ее. После секундного колебания Блэкшир последовал за ней.
Они пожали друг другу руки на прощание, и Блэкшир сказал:
– Вы не забудете сообщить о пропаже денег в полицию?
– Не забуду, мистер Блэкшир. Я просто этого не сделаю.
– Но почему?
– Деньги сами по себе не имеют для меня большого значения. Я сижу в этой комнате и богатею, не пошевелив пальцем. Часы тикают – и я становлюсь богаче. Что для меня восемь сотен долларов?
– Что ж, прекрасно, но Эвелин Меррик имеет для вас значение. Полиция могла бы отыскать ее для вас.
– Могла бы, но не возьмет на себя такой труд.
Блэкшир знал, что она права. Хищение денег полицию заинтересует, но нет никаких оснований считать воровкой Эвелин Меррик. Что касается телефонного звонка, то полиция получает десятки подобных жалоб каждый день. Заявление мисс Кларво подколют к другим и забудут о нем, – ведь Эвелин Меррик не нанесла мисс Кларво никакого физического ущерба, даже ничем определенным не угрожала. Никто не станет разыскивать эту женщину, если Блэкшир не сделает этого сам.
Я мог бы найти ее, подумал он. Это ведь не расследование тяжкого преступления, для которого требуется профессиональный опыт. Мне же нужно лишь разыскать женщину. Для этого достаточно обычного здравого смысла, настойчивости и в какой-то мере везения. Уж лучше разыскивать женщину, чем собирать марки или болтать со стариками на скамейках парка.
И Блэкшир ощутил возбуждение, а затем ему пришла в голову нелепая мысль о том, что мисс Кларво придумала всю эту историю, что она ухитрилась заставить его изменить свои планы.
– Вы верите в экстрасенсорное восприятие, мистер Блэкшир?
– Нет.
– Нет?
Он посмотрел на мисс Кларво. Та улыбалась.
– Вы передумали, – сказала она, и в ее голосе не было ни нотки сомнения.
Глава 3
На другой день Блэкшир, проведя все утро у телефона, после полудня приехал в заведение, обозначенное в Центральной телефонной книге Лос-Анджелеса как Школа очарования и совершенства под руководством Лидии Хадсон. В книге числилась не одна дюжина подобных школ, отличавшихся одна от другой только по названию, местоположению и степени переоценки своих возможностей: "Мы знаем вас совсем другой", "Наших выпускниц ждут сотни блестящих предложений", "Мы с полной гарантией доведем до совершенства ваш облик, осанку, манеру держаться, вашу фигуру и ваш интеллект", "Мы научим вас красиво ходить и красиво говорить"...
Мисс Хадсон творила чудеса на третьем этаже дома на Вайн-стрит. Холл представлял собой небольшой зал, стиль которого создавали изразцы в сварных стальных рамах и знающие себе цену молодые и в той или иной степени очаровательные женщины. Две из них явно уже прошли курс обучения; свой профессиональный реквизит они носили с собой в коробках из-под шляпок, у обеих было одинаковое выражение лица, наполовину разочарованное, наполовину тревожное, как у пассажирок, которые давно дожидаются поезда и во все глаза глядят на рельсы – не покажется ли спасительный вагон.
Они засекли Блэкшира и тотчас завели оживленную беседу:
– Ты помнишь Джуди Холл? Так вот, она наконец-то обручилась.
– Да ну? Как же ей это удалось?
– Не смею строить догадки. Я хочу этим сказать, что она пользовалась довольно рискованными методами, разве не так?
– Должно быть, так. В прошлом году она пустилась во все тяжкие. Ты обратила внимание, какой у нее цвет лица? И какая манера держаться?
– Ее портит не манера держаться, а фигура.
– Держу пари, мисс Хадсон могла бы делать чудеса...
"Мы научим вас красиво ходить и красиво говорить".
Блэкшир подошел к столику секретарши, и "пассажирки" прекратили болтовню. Еще один поезд прошел без остановки.
– Мисс Хадсон назначила мне встречу. Моя фамилия Блэкшир.
Ресницы секретарши опустились, словно под тяжестью макияжа.
– Мисс Хадсон сейчас на разговорном уроке, мистер Блэкшир. Не угодно ли подождать?
– Хорошо.
– Присядьте сюда, пожалуйста.
И секретарша прошла красивой походкой через всю комнату и исчезла за дверью с филенками из матового стекла и табличкой "Вход воспрещен". Через минуту оттуда вышла коротенькая женщина с волосами цвета японской хурмы и соответственно накрашенным ртом. Она не раскачивала бедра при ходьбе. Шагала быстро, откинув плечи назад и вытянув вперед голову со слегка вызывающим видом, будто шла навстречу сильному ветру или сердитому клиенту.
– Я Лидия Хадсон. – Голос звучал неожиданно мягко и приятно, с легким новоанглийским акцентом. – Извините, что заставила вас ждать, мистер Блэкшир.
– Вы не заставили меня ждать.
– Я была изрядно удивлена вашим телефонным звонком. Вы говорили так загадочно.
– Я бы сказал – озадаченно.
– Очень хорошо. – Она улыбнулась профессиональной улыбкой, не затронувшей ее глаз. – Надеюсь, вы не из полиции, мистер Блэкшир?
– Нет.
– Может, вы нотариус и разыскиваете эту Меррик как затерявшуюся наследницу? Вот было бы забавно.
– Да, действительно.
– Но это не тот случай?
– Нет.
– Такого не бывает. – Мисс Хадсон глянула на двух натурщиц, которые держались благородно и делали вид, что не слушают. – Насчет вас никто не звонил, девушки. Мне очень жаль.
Одна из натурщиц поставила на ковер свою коробку из-под шляпки и подошла поближе:
– Но, мисс Хадсон, вы сами велели прийти к двум, и вот мы...
– Терпение, Стелла. Выдержка и терпение. Один миг несдержанности может так же повредить вашему цвету лица, как два эклера.
– Но...
– Не забывайте, Стелла, что вы теперь наша выпускница. И вам непозволительно вести себя как новенькой, – и, обратившись к Блэкширу, мягко добавила: – Пойдемте в мой кабинет. Здесь, при этих глупышках, разговаривать невозможно.
Кабинет мисс Хадсон был искусно оснащен для заманивания новых учениц. По обе стороны стола, за которым она сидела, стояли лампы с розовым абажуром, выгодно оттенявшие цвет ее лица и создававшие впечатление, что волосы у нее почти естественного цвета. Другая часть комнаты, предназначенная для будущих клиенток, освещалась мертвенно-бледным мерцанием висевших у потолка ламп дневного света, а по обеим боковым стенам стояли зеркала от пола до потолка.
– Это мой кабинет для консультаций, – сказала мисс Хадсон. – Я никогда не критикую недостатки девушек сама. Просто прошу их посмотреть в зеркало и сказать, что в них кажется им не так. Это способствует установлению доверительных отношений и помогает в работе. Прошу вас, садитесь, мистер Блэкшир.
– Спасибо. А чем это помогает в работе?
– Я часто обнаруживаю, что девушки более строги в своих данных, чем я. Они ожидают от себя большего, понимаете?
– Не совсем.
– Ну, иногда приходит очень хорошенькая девушка, и я не вижу, что у нее не так. А она видит, потому что сравнивает себя, возможно, с Авой Гарднер или еще какой-нибудь кинозвездой. И соглашается пройти курс. – Мисс Хадсон сухо улыбнулась. – Результаты мы гарантируем, разумеется. Сигарету?
– Нет, спасибо.
– Ну вот, теперь вы знаете о моем бизнесе не меньше моего. Вернее, – добавила она, метнув на посетителя проницательный взгляд, – столько, сколько вам требуется.
– Это очень интересно.
– Иногда меня мутит от всего этого, но жить как-то надо, у меня трое детей. Младшей дочери четырнадцать. Вот дам ей закончить колледж или выдам замуж за какого-нибудь надежного парня и брошу это занятие. Буду расхаживать по дому весь день в халате и шлепанцах и за всю оставшуюся жизнь ни разу не открою баночку с кремом для лица. Каждое утро буду смотреться в зеркало и хихикать, увидев новую морщинку или седой волос. – Она остановилась, чтобы перевести дух. – Не обращайте на меня внимания. Я все шучу. Или мне так кажется. Но, как бы там ни было, вы пришли сюда не затем, чтобы слушать мою болтовню. Что вы хотите узнать об Эвелин Меррик?
– Все, что вы можете рассказать мне.
– Это немного. Я видела ее только однажды, неделю назад. Она прочла мое объявление в газете "Ньюз", в котором я предлагала короткие разовые консультации, и пришла, села в то самое кресло, в котором вы теперь сидите. Худенькая, бедно одетая брюнетка, размалеванная, как проститутка. С профессиональной точки зрения, такое просто немыслимо. Короткая мальчишеская итальянская стрижка. Такая прическа только кажется небрежной, но на самом деле требует умелого ухода. А уж ее одежда... – Мисс Хадсон внезапно остановилась. – Надеюсь, она не ваша подружка?
– Я никогда ее не видел.
– Тогда зачем вы ее разыскиваете?
– Давайте придерживаться версии о затерявшейся наследнице, – сказал Блэкшир. – Она начинает мне нравиться.
– Мне она всегда нравилась.
– И вы дали ей консультацию?
– Я поступила с ней, как и с остальными: постаралась успокоить, называла по имени и тому подобное. Потом попросила встать, пройтись, посмотреться в зеркало и сказать мне, какой недостаток она хочет исправить. Обычно девушки в этот момент смущаются, хихикают. С ней этого не было. Она повела себя... ну, скажем, странно.
– В чем это выражалось?
– Она просто стояла перед зеркалом, не говоря ни слова. Словно зачарованная самой собой. Так что смутилась-то я...
* * *
– Пройдитесь немного, Эвелин.
Девица не шелохнулась.
– Вы довольны своей осанкой? Цветом лица? А как насчет макияжа?
Она не ответила.
– У нас принято давать будущим ученицам возможность самим себя оценивать. Мы не можем устранять недостатки, которые ученица не признает. Так скажите, вы вполне довольны вашей фигурой? Честно посмотрите на себя спереди и сзади.
Эвелин заморгала и отвернулась.
– Зеркало искажает, и освещение плохое.
– Вовсе не плохое, – возразила задетая мисс Хадсон. – И зеркало, и освещение показывают все, как оно есть. Мы должны отметить те или иные недостатки, прежде чем исправлять их.
– Как вы сочтете нужным, мисс Хадсон.
– Именно так, как я сказала... Сколько вам лет, Эвелин?
– Двадцать один год.
Видно, она считает меня дурой, подумала мисс Хадсон.
– Так вы хотите стать натурщицей?
– Да.
– Какого рода?
– Хочу позировать художникам. Живописцам.
– Сейчас невелик спрос на такого рода...
– У меня хорошие груди, и я не боюсь простуды.
– Дорогая моя девочка, – сказала мисс Хадсон, не скрывая иронии. – А что еще вы можете делать, кроме того, что вы не простужаетесь?
– Вы потешаетесь надо мной. Просто не понимаете.
– Чего не понимаю?
– Я хочу обессмертить себя.
Мисс Хадсон от изумления лишилась дара речи.
– И не знаю другого способа добиться этого, – продолжала девушка. – Когда я увидела ваше объявление, то подумала: пусть кто-нибудь напишет меня, какой-нибудь по-настоящему великий художник. Так что, сами понимаете, в моем желании есть смысл, если вдуматься.
Мисс Хадсон не пожелала вдумываться. Не было у нее времени хлопотать о чьем-то бессмертии: завтрашний день и без того пугал ее.
– Зачем такой молодой женщине, как вы, беспокоиться о смерти?
– У меня есть враг.
– У кого их нет?
– Я имею в виду настоящего врага, – вежливо сказала Эвелин. – Это женщина. Я видела ее. В моем хрустальном шарике.
Мисс Хадсон посмотрела на дешевенькое платье из искусственного шелка с пятнами под мышками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19