В такси было темно и тепло, по радио передавали что-то о политике. У всех, кто выступал, были определенные идеи, все они знали, куда подевался день и чего ожидать от вечера.
Гарри сел на водительское место и выключил радио.
– Куда едем?
– Гостиница "Моника".
– Вы там живете?
– Да.
– Давно?
– Да.
– Все время без перерыва?
– Да.
Как видно, он не верил ей. Интересно, что он думал. Через какую это колючую проволоку она должна была перелезть? Она раньше никогда не встречала Гарри, в этом она была уверена. Однако он знал ее тайны, постыдные тайны.
– Я заплачу вам, – сказала она. – У меня в номере есть деньги.
– Да, мэм.
– Я пришлю их с посыльным.
– Да, мэм.
По его тону она поняла, что он не ждет от нее никаких денег, что относится к ней как к любому пьянчуге, мошеннику или сумасшедшему, который оказался его пассажиром. Пассажир всегда прав.
Фары идущего сзади автомобиля высветили в зеркале заднего вида лицо Гарри, которое мисс Кларво с минуту видела вполне отчетливо. Лицо было молодое, приятное и очень, очень честное. Прекрасное открытое лицо. Никто и не заподозрит, что у него на уме. Толстуха в веселом доме всю свою хитрость и свои невзгоды носила на лице, их всем было видно. А мысли Гарри были спрятаны за молодой благообразностью его лица, как червяки в сердцевине яблока, которое снаружи кажется нетронутым.
Однако даже Гарри, как яблочко румяный, но с червоточиной в мозгах, знал, куда ушел его день. А она свой потеряла, обронила где-то, как носовой платок, и подобрала запачканным с грязного пола борделя.
– Гарри.
– Да, мэм. – Тон его был насмешливо-любезным.
– Какой сегодня день?
– Четверг.
"Четверг. Сегодня утром умер Дуглас. Мистер Блэкшир приехал в гостиницу и рассказал об этом. Я обещала поехать домой и побыть с матерью. Мистер Блэкшир предложил отвезти меня туда, но я отказалась. Я не хотела, чтобы он снова ко мне прикасался. Я боялась. Я вышла на улицу и дожидалась такси у подъезда гостиницы. Мимо шли люди, незнакомые, сотни незнакомых людей. Я очень нервничала и волновалась. Люди пугали меня, я не хотела ехать домой и встретиться лицом к лицу с матерью, слушать ее речи о бедном Дугласе, который умер, она так же когда-то горевала по отцу. Я знала, какой тягостный спектакль она устроит, она без этого не может, но все это неискреннее, напускное.
Мимо проносились такси, некоторые из них были свободны, но я не могла заставить себя взять одно из них. Потом кто-то произнес мое имя, я обернулась и увидела Эвелин Меррик. Она стояла рядом со мной, уверенная в себе, и улыбалась. Незнакомые люди и проносившиеся машины не смущали ее, она всегда любила толпу, чем больше народу, тем лучше. Я подняла голову повыше, чтобы показать, будто я такая же уравновешенная и уверенная в себе, как она. Но не получилось. Я никогда не могла провести Эвелин. Она сказала: "Ты боишься, да?" – и взяла меня за руку. Я не сопротивлялась. Терпеть не могу, когда ко мне прикасаются, но на этот раз было иначе. Ее прикосновение придало мне уверенности в себе. "Пойдем куда-нибудь выпьем", – сказала она.
Пойдем выпьем, потеряем день, оброним носовой платок".
– Вы что-то сказали, мэм?
– Нет.
– Как я уже говорил, если вы передумали и хотите вернуться обратно...
– Куда вернуться?
– Туда, откуда вы вышли.
– Не знаю, на что вы намекаете, – сказала она, как могла, спокойно. – Я возвращаюсь именно туда, откуда я вышла. Я живу в гостинице "Моника". У меня постоянный номер-люкс, я живу там уже почти год. Вам ясно?
– Да, мэм.
Но тут же в тоне его звучало: ясно, как на дне болота. Гарри многое повидал, знал одно-другое, а может, и пятое-десятое и был совершенно уверен, что эта женщина забавляется наркотиками, возможно, барбитуратами. Она по виду леди, а леди редко увлекаются героином. Нембутал легче принимать и доставать. Не надо торчать на углу или возле уборной в кафе, ожидая контакта с торговцем, запрещенным товаром. Барбитураты можно получить, сидя в удобном мягком кресле в каком-нибудь умопомрачительном кабинете врача, которому вы заявите, что страдаете нервным расстройством и не можете спать.
Впрочем, они обретают не сон. Иногда лекарство вызывает противоположный эффект, и они совершают безумные поступки, например раздеваются догола в Першинг-парке или гонят машину по бульвару Сансет со скоростью восемьдесят миль в час и дерутся с полицейскими, когда их задерживают. Леди иногда ведут себя хуже простых женщин.
Он оглянулся на мисс Кларво. Она съежилась в правом углу заднего сиденья, прижав руки к груди, а губы ее шевелились, словно в молитве.
"Она взяла меня за руку, я это ясно помню, взяла дружески и сказала: "Годьона гавоч". На нашем тайном языке это означало: "Я попала в беду, помоги". "Годьона гавоч", – повторила я, и вдруг прошедших лет как не бывало, мы снова были школьными подружками, как в те времена, когда мы хихикали в спальне, после того как погасят свет, составляли заговор против учительницы французского и делили пополам домашние гостинцы. "Пойдем выпьем чего-нибудь", – сказала она. Эвелин всегда была заводилой, это у нее возникали разные мысли. А я плелась за ней в хвосте. Я обожала ее, мне хотелось стать такой, как она, я пошла бы за ней куда угодно, как овца, коза, как жертва. Я была отмечена ее клеймом, с годами эта отметина не стерлась, а стала четче, рельефнее. Даже Гарри это понимает, я слышу в его голосе презрение.
Яблочно-румяный Гарри, я вижу червяков у тебя внутри".
– Вас подвезти к парадному подъезду или к черному ходу, мэм?
– Я не пользуюсь служебным входом.
– Я просто подумал, раз вы в таком состоянии...
– Это неважно. – Это было важно, она не хотела ничего другого, кроме как войти с черного хода и прокрасться в свой номер незамеченной, но это было невозможно. Вместе с сумочкой она потеряла и ключи. – Плату за проезд я вышлю с посыльным. Сколько с меня?
– Три доллара одиннадцать центов.
Гарри остановил машину у входа в гостиницу, но не потрудился выйти и подержать дверцу. Он не надеялся на чаевые, даже на плату за проезд, сейчас для него это было неважно. Сомнительная дамочка, скорей бы от нее отделаться.
Мисс Кларво открыла дверцу сама, вышла на тротуар и подняла воротник, чтобы прикрыть рану чуть пониже уха. Она не могла спрятать порванные чулки и измызганное пальто, надо было только пройти через холл как можно быстрей, чтобы избежать любопытных взглядов.
Мистер Хорнер, старый администратор, записывал новых постояльцев, но, завидев мисс Кларво, бросил все и поспешил к ней, вытаращив глаза и что-то возбужденно бормоча:
– О, мисс Кларво. Господи Боже, что с вами случилось?..
– Я потеряла ключи. Будьте добры, дайте мне дубликат.
– Вас все разыскивают, мисс Кларво. Решительно все. Они...
– Теперь им уже не надо меня разыскивать.
– Но что с вами случилось?
Поколебавшись, она ответила:
– Был такой чудесный день, и я решила выехать за город. – Какой был день, она не помнила. Не знала, какая была погода и чем этот день был заполнен. – За городом в это время года очень хорошо. Знаете ли, цветет люпин. Очень красиво. – Ложь легко срывалась с ее губ. Остановиться она не могла. Любые слова лучше, чем никакие, любое воспоминание, хотя бы надуманное, лучше, чем пустота. – К сожалению, я споткнулась о камень, порвала чулки и запачкала пальто.
По мере того как она говорила, картина прояснялась, становилась четче. Появлялись подробности, форма и цвет камня, о который она споткнулась, холмы, синие от цветущего люпина, с дикими апельсиновыми деревьями и маками, а за холмами – серо-зеленые очертания гор с чахлыми, оголенными деревьями.
– Вам надо было сообщить о себе кому-нибудь, – с легким укором сказал мистер Хорнер. – Все с ног сбились. Здесь уже побывала полиция с мистером Блэкширом.
– Полиция?
– Я был вынужден проводить их в ваш номер. Они этого требовали. Я ничего не мог поделать. – Он склонился над конторкой и добавил доверительным шепотом: – Они думали, вас похитил какой-нибудь маньяк.
Кровь прихлынула и отлила от лица мисс Кларво, оставив ее пепельно-бледной. Похищена маньяком? Нет, это было совсем не так. "Я пошла выпить чего-нибудь со старой подругой. Я была напугана и взволнована толпой незнакомых людей и уличным движением, а она спасла меня. Взяла за руку, и я почувствовала себя увереннее. Сама по себе я была ничто, но, когда шла рядом с Эвелин, замечала, что люди посматривают на нас с интересом и любопытством, даже с восхищением. "Пойдем выпьем", – сказала она.
Я могла бы простоять целую вечность, если бы на меня смотрели и восхищались мной, это так приятно. Но Эвелин любит шум и сутолоку, она хотела, чтобы мы пошли. Продолжала твердить: "Идем, идем, идем", – как будто придумала что-то захватывающее и приглашала меня разделить удовольствие с ней. Я сказала: "Я обещала поехать домой и побыть с мамой, потому что умер Дуглас". Она обозвала обоих нехорошими словами, и маму, и Дугласа, а когда увидела, как меня это шокировало, посмеялась надо мной за мою щепетильность. Я никогда не хотела быть щепетильной, только не знала, как стать иной. "У меня есть друг, – сказала Эвелин. – Он такой потешный, такой шутник. Пойдем посмеемся". Умер Дуглас, мой брат, я не должна была развлекаться, но я пошла с ней. Спросила, кто такой этот шутник, и помню, что она ответила. Странно, что это имя так запечатлелось в моей памяти, тогда как много других вещей я позабыла. Джек Терола. "Это художник с фотоаппаратом, – сказала Эвелин. – Он меня сфотографирует, и эти снимки будут показывать по всей стране. Он сделает меня бессмертной". Я почувствовала, как в сердце мне впилось жало зависти. Я тоже хотела стать бессмертной".
– Мне пришлось помогать полиции, – сказал мистер Хорнер. – У меня не было иного выхода. Если бы я не отдал им ключи от вашего номера, они бы сами их взяли.
– Мне не нравится, когда кто-то вмешивается в мои личные дела.
– Все действовали в ваших интересах, мисс Кларво.
– Так-таки в моих?
– В конце концов, могло случиться все что угодно.
– Случилось только то, – холодно сказала она, – что я поехала за город с подругой.
– Ах да. Посмотреть, как цветет люпин.
– Совершенно верно.
Мистер Хорнер отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Был ноябрь. До цветения люпина оставалось три-четыре месяца.
Он взял дубликат ключей и положил их на конторку.
– Вас спрашивали и просили кое-что вам передать, мисс Кларво. Вам нужно немедленно позвонить мистеру Блэкширу, он у вашей матери.
– Благодарю вас.
– И еще попросили положить эту записку в ваш ящик. Какая-то молодая леди.
Записка была написана красивым косым почерком с уклоном влево на гостиничном бланке:
"Жду в вестибюле. Я должна увидеть тебя сразу же. Эвелин Меррик".
Мисс Кларво хотела бежать, но ее ноги ломило от усталости, двигаться было трудно. Слишком долго и слишком быстро она бежала по незнакомым, страшным улицам. Она знала, что убежать невозможно. Завтра, послезавтра или на следующей неделе Эвелин Меррик будет поджидать ее за каким-нибудь углом.
Глава 16
Мисс Кларво обернулась и увидела, что Эвелин Меррик идет по залу к ней, ловко пробираясь сквозь толпу. День, который изменил мисс Кларво, изменил и Эвелин Меррик. Она не улыбалась и не выглядела такой уверенной в себе, как при встрече на улице. Теперь это была хмурая незнакомка с холодными глазами, вся в черном, вроде бы в трауре.
– Я вижу, ты получила мою записку.
– Да, – сказала мисс Кларво. – Она у меня.
– Нам нужно поговорить.
– Да.
"Да, нужно. Я должна теперь выяснить, как я потеряла день, как минуты прошли над моей головой, не задев меня, словно торопливые птицы. Минуты – точно дикие гуси. Помню, отец как-то взял нас на охоту, Эвелин и меня. В тот день отец рассердился за то, что у меня от солнца разболелась голова. Он сказал, что я плакса и всем порчу удовольствие. И еще добавил: "Почему ты не можешь быть такой, как Эвелин?"
– Все о тебе беспокоились, – сказала незнакомка. – Где ты была?
– Ты же знаешь, ты прекрасно знаешь. Я была с тобой.
– О чем ты говоришь?
– Мы поехали вместе за город... посмотреть, как цветет люпин... мы...
Голос у незнакомки был резкий и неприятный.
– Ты всегда сочиняла умопомрачительные сказки, Элен, но это уж слишком. Я не видела тебя около года.
– Не пытайся отрицать это...
– Я не пытаюсь. Я начисто это отрицаю!
– Пожалуйста, говори потише. На нас смотрят. Не могу, когда на меня глазеют. Я должна защищать свою репутацию, свое имя.
– Да никто не обращает на нас ни малейшего внимания.
– Еще как. Видишь, у меня и чулки разорваны, и пальто. Это случилось за городом. Ты забыла, что мы с тобой поехали за город посмотреть, как цветет люпин. Я споткнулась о камень и упала. – Но ее голос сам собой поднимался до вопросительной интонации, в глазах были неуверенность и страх. – Ты... ты припоминаешь теперь?
– Мне нечего вспоминать.
– Нечего?
– Я не видела тебя больше года, Элен.
– Но сегодня утром... утром ты же повстречала меня у подъезда гостиницы. Пригласила пойти выпить и сказала, что мы пойдем к человеку, который сделает тебя бессмертной, и ты хотела, чтобы я пошла с тобой.
– Это бессмыслица какая-то.
– Никакая не бессмыслица! Я даже помню имя этого человека. Терола. Джек Терола.
Эвелин спокойно, но с нажимом спросила:
– И ты ходила к этому человеку, к Тероле?
– Не знаю. Думаю, мы обе к нему пошли, ты и я. В конце концов, я не пошла бы в такое место одна, да еще Терола был твоим другом, а не моим.
– Я никогда не слышала это имя. Пока не прочла его сегодня в вечерних газетах.
– В газетах?
– Терола был убит сегодня до полудня, – сказала Эвелин. – Важно, чтобы ты вспомнила, Элен. Ходила ты к нему утром?
Мисс Кларво ничего не сказала, лицо ее выглядело равнодушным.
– Ты навестила Теролу сегодня утром, Элен?
– Я должна... я должна подняться наверх.
– Но нам надо поговорить.
– Нет. Нет, я должна подняться наверх и запереть дверь от всего, что есть уродливого.
Она медленно повернулась и пошла к лифту, сутулясь и засунув руки в карманы пальто, как будто хотела избежать физического контакта с кем бы то ни было.
Подождала, пока один из лифтов не освободился, вошла в кабину и приказала лифтеру тотчас закрыть дверцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19