OCR Денис
«Маргарет Миллар. Загнанный зверь»: Элит-Клуб; Москва; 1998
ISBN 5-8117-0012-1
Оригинал: Margaret Millar, “Beast in View”
Перевод: Виктор Федоров
Аннотация
...До самых последних страниц романа "Загнанный зверь" читатель так и не может догадаться, кто же из героев ощущает себя загнанным зверем в каменных джунглях современного мегаполиса; кто от отчаяния и непереносимого чувства одиночества становится беспощадным и изобретательным убийцей.
В романе Маргарет Миллар (которая практически не знакома российскому читателю, несмотря на мировую славу) есть и трагическое раздвоение личности, и подавляющие личность комплексы, есть, наконец, глубокое и тонкое проникновение в тайны человеческой психики, во многом определяющее своеобразие триллера знаменитой писательницы.
Удостоенный премии Эдгара По, роман года "Загнанный зверь" считается одним из самых удачных произведений писательницы.
Маргарет Миллар
Загнанный зверь
Глава 1
Голос в трубке звучал спокойно, мягко:
– Мисс Кларво?
– Да.
– Узнаёте, кто говорит?
– Нет.
– Ваша подруга.
– У меня много подруг, – солгала мисс Кларво.
В зеркале, висевшем над телефонным столиком, она увидела, как ее губы с наслаждением произнесли эти лживые слова, как она подтвердила их легким кивком головы: "Да, эта ложь истинна, это истинная ложь". Но глаза не поверили. Смущенно моргнули и стали смотреть в сторону.
– Мы давно не виделись, – продолжал приятный женский голос, – но я так или иначе следила за вами. У меня есть хрустальный шарик.
– Простите – что?
– Хрустальный шарик, с помощью которого можно заглянуть в будущее. У меня есть такой. В нем время от времени показываются мои старые друзья. Например, сегодня я видела вас.
– Меня?
Элен Кларво снова обернулась к зеркалу. Оно было круглое, как хрустальный шарик, и в нем показалось лицо – старый, но нелюбимый друг: тонкие сжатые губы, словно две обтянутые кожей косточки; светло-каштановые волосы, подстриженные очень коротко, по-мужски; постоянно лиловатые, будто от холода, уши; настолько белесые ресницы и брови, что глаза кажутся оголенными и испуганными. Старый друг в стеклянном шарике.
Элен с опаской спросила:
– Все-таки кто же вы?
– Эвелин. Припоминаете? Эвелин Меррик.
– О да.
– Значит, помните?
– Конечно.
Это была еще одна ложь, которая сорвалась с языка даже легче, чем первая. Имя ни о чем ей не говорило. Пустой звук, отождествить который с реальным человеком было так же трудно, как по шуму мотора определить марку машины на бульваре с высоты четвертого этажа. Для Элен было все едино: "форд" или "остин", "кадиллак" или Эвелин Меррик.
– Вы слушаете, мисс Кларво?
– Да.
– Я слышала, ваш старик умер.
– Да.
– Говорят, оставил вам кучу денег.
– Это уж моя забота.
– Деньги налагают большую ответственность. Я могла бы помочь вам.
– Спасибо, я не нуждаюсь в помощи.
– Скоро, возможно, будете нуждаться.
– В любом случае постараюсь решить задачу сама, не прибегая к помощи постороннего человека.
– Постороннего? – В голосе зазвучала досада. – Вы же только что сказали, что вспомнили меня.
– Я сказала это из чистой вежливости.
– Из вежливости. Как истая леди. Ты всегда считала себя настоящей леди, верно, Кларво? Что ж, на днях ты разом меня вспомнишь: сможешь взглянуть на мое тело в любой художественной галерее. Все будут мной восхищаться. Тебе не завидно, Кларво?
– Я думаю, вы не в своем уме.
– Я? О нет. Не я сумасшедшая, а ты, Кларво. Ведь это у тебя память отшибло. Скорей всего, от зависти, ты всегда мне завидовала, потому и вымарала меня из своих воспоминаний.
– Неправда! – взвизгнула мисс Кларво. – Я не знаю вас. Даже понаслышке. Вы ошибаетесь.
– Нет, не ошибаюсь. Тебе нужен всего-навсего хрустальный шарик, чтобы вспомнить старых друзей. Пожалуй, мне надо бы послать тебе свой. Тогда и ты увидела бы в нем себя. Хочешь? Или боишься? Ты всегда была такой трусихой, что мой хрустальный шарик может напугать тебя до полной потери тех малых крох разума, которыми ты располагаешь. У меня шарик под рукой. Сказать, что я в нем вижу?
– Нет... прекратите...
– Я вижу тебя, Кларво.
– Нет...
– Вижу перед собой твое лицо ярко и отчетливо. Но с ним что-то не так. Ах, вот оно что! Несчастный случай. Ты пострадала. У тебя рассечен лоб, изо рта течет кровь, кровь все течет и течет...
Мисс Кларво смахнула телефонный аппарат со столика. Он не разбился, лежал на боку и урчал.
Мисс Кларво сидела, оцепенев от ужаса. В хрустальном шарике зеркала лицо ее оставалось прежним, невредимым. Лоб был гладким, рот – закрытым, вот только лицо побелело, словно в нем не осталось ни капли крови. Мисс Кларво истекла кровью много лет тому назад, незаметно – внутренне.
Когда Элен начала понемногу приходить в себя, она наклонилась, подняла телефон и поставила его обратно на столик.
Услышала в трубке, как телефонистка коммутатора повторяет: "Какой вам номер? Коммутатор слушает. Какой номер? Пожалуйста, назовите номер".
Мисс Кларво хотела бы сказать "соедините меня с полицией" непринужденным тоном, как это делают персонажи пьес, будто им случается звонить в полицию два-три раза в неделю. Но она ни разу в жизни не звонила в полицию, за тридцать лет никогда даже не говорила с полицейским. Не то чтобы она их боялась, просто у нее не было с ними ничего общего. Она не совершала преступлений, не имела дела с преступниками и не была их жертвой.
– Какой вам номер?
– Это... это вы, Джун?
– Да-да, мисс Кларво. Ой, пока вы не отвечали, я уж подумала, не случился ли с вами обморок или еще что.
– Я никогда не падаю в обморок. – Опять ложь. У нее вошло в привычку нанизывать одну ложь на другую, словно бусы на нитку, это превратилось у нее в своего рода хобби. – Который час, Джун?
– Примерно полдесятого.
– Вы очень заняты?
– Ну, я, собственно говоря, одна на коммутаторе. У Доры грипп. Да и я борюсь с ним, как могу.
По жалобным интонациям и слегка заплетающемуся языку собеседницы мисс Кларво заподозрила, что Джун борется с гриппом таким способом, который не одобряют ни дирекция гостиницы, ни сама Элен. И она спросила:
– Вы скоро освободитесь?
– Примерно через полчаса.
– Не могли бы вы... то есть мне очень хотелось бы, чтобы вы зашли ко мне в номер, прежде чем уйти домой.
– Что-нибудь не так, мисс Кларво?
– Да.
– Вот тебе на! Но я же ничего не...
– Я буду ждать вас после десяти, Джун.
– Ну ладно, но я все-таки не понимаю, что я такого...
Мисс Кларво повесила трубку. Она знала, как надо обращаться с Джун и ей подобными. Повесить трубку. Оборвать разговор. Однако она не понимала, что в жизни слишком часто обрывала разговор с очень многими людьми, слишком быстро вешала трубку. И вот в тридцать лет она одна. И телефон ее обычно молчал, а если кто-то стучал в дверь ее номера-люкс, то это означало, что либо официант принес обед, либо посыльный – газету, либо парикмахерша из салона красоты пришла подправить ей прическу. Так что не с кем было обрывать разговор, кроме телефонистки с коммутатора, которая когда-то работала в конторе отца Элен, или сумасшедшей незнакомки, предсказательницы будущего по хрустальному шарику.
Правда, она повесила трубку в разговоре с незнакомкой недостаточно быстро. Похоже, ее собственное одиночество мешало ей оборвать разговор: лучше злые слова, чем совсем никаких.
Мисс Кларво прошла через гостиную и открыла застекленную дверь, которая вела на маленький балкон. Там хватало места только для одного стула. Элен села на него и стала смотреть на бульвар с высоты четвертого этажа. Бульвар был забит машинами и сиял огнями. На тротуарах кишел народ, ночь заполняли звуки городской жизни. Слух мисс Кларво почему-то воспринимал их как шумы, доносившиеся с другой планеты.
На небе появилась первая звездочка, можно бы загадать желание. Но мисс Кларво ничего не загадала. От людей на бульваре ее отделяла такая же бесконечность, как и от звезд.
* * *
Джун задержалась, так как зашла сначала в бар и лишь затем поднялась по лестнице черного хода к двери в небольшую кухню номера-люкс мисс Кларво. Иногда мисс Кларво и сама пользовалась черной лестницей.
Джун не раз видела, как она легкой тенью кралась вверх или вниз, точно призрак, избегающий общения с живыми людьми.
Дверь на кухню была заперта. Мисс Кларво держала под замком все на свете. Среди работников гостиницы ходил слух, будто она держит в номере крупные суммы денег, так как не доверяет банкам. Подобные слухи – обычное дело, их распускают посыльные, которым нравится рассуждать о всякого рода хищениях: ведь они слишком бедны, чтобы позволить себе какое-нибудь более интересное развлечение.
Джун этому слуху не верила. Мисс Кларво все запирала потому, что была из тех, кто вечно оберегает свои вещи независимо от их ценности.
Джун постучала в дверь и подождала, слегка покачиваясь, потому что выпила двойной мартини, да к тому же из радиоприемника в холле доносились звуки вальса, и ее маленькая худая фигурка в полупальто из дешевой шотландки раскачивалась в такт музыке.
Голос мисс Кларво вошел в мелодию, словно нож в масло:
– Кто там?
Джун взялась за косяк двери, чтобы обрести равновесие.
– Это я, Джун.
Хозяйка номера сняла цепочку и отодвинула засов.
– Как вы поздно.
– Мне надо было сначала сделать одно дело.
– Да, понимаю. – Мисс Кларво не стала спрашивать, что за дело: кухню сразу заполнил запах, который говорил сам за себя. – Пройдемте в другую комнату.
– Я только на минутку. А то моя тетя...
– Почему вы пришли с черного хода?
– Ну, я же не знала, для чего я вам нужна, вот я и подумала: если я что-то сделала не так, зачем всем видеть, как я шастаю туда-сюда.
– Вы не сделали ничего плохого, Джун. Я только хотела задать вам несколько вопросов. – Мисс Кларво улыбнулась доброй улыбкой. Она знала, как надо обращаться с Джун и ей подобными. Улыбнуться. Даже если на душе кошки скребут от страха и неизвестности, все равно улыбнуться. – Вы раньше бывали в моем номере, Джун?
– Нет.
– Ни разу?
– А как я могла сюда прийти? Вы никогда раньше меня не звали, а я сюда поступила уже после того, как вы заняли этот номер.
– Может, вам хочется осмотреть его?
– Нет, спасибо, мисс Кларво. Я действительно спешу.
– Тогда выпейте чего-нибудь. Не откажетесь? – Улыбнуться. Задобрить. Предложить выпить. Сделать что угодно, только бы не остаться одной и не ждать, что телефон вот-вот снова зазвонит. – У меня есть хороший херес. Я держу его для... ну, на случай, если кто-нибудь зайдет.
– Пожалуй, глоток хересу мне не повредит, – честно призналась Джун. – Особенно в борьбе с наступающим гриппом.
Мисс Кларво повела гостью через прихожую в гостиную, и Джун теперь, когда оказалась за спиной у хозяйки, с любопытством оглядывалась. Но, собственно, увидеть ничего было нельзя. Все двери были закрыты, как тут догадаешься, куда они ведут: в спальню, ванную или в стенной шкаф. Последняя дверь вела в гостиную. Здесь мисс Кларво проводила дни с утра до вечера, сидя с книгой в глубоком кресле у окна, или лежа на диване, или же сочиняя письма за ореховым бюро: "Дорогая мама, я здорова... прекрасная погода... близится Рождество... привет Дугласу... Дорогой мистер Блэкшир, насчет этих ста акций компании "Атлас"..."
Мать ее жила в шести милях к западу, в Беверли-Хиллз, а контора мистера Блэкшира находилась в десяти кварталах на том же бульваре, но мисс Кларво очень давно не видела ни мать, ни поверенного в делах.
Налила в рюмку хересу из графинчика, стоявшего на кофейном столике:
– Прошу вас, Джун.
– О, спасибо, мисс Кларво.
– Присаживайтесь, пожалуйста.
– Благодарю вас.
Джун села в кресло у окна, а мисс Кларво наблюдала за ней, думая, как она похожа на птицу с ее быстрой походкой вприпрыжку, яркими жадными глазами и костлявыми кистями рук. Воробей, да и только, несмотря на светлые волосы и аляповатое полупальто из шотландки, – захмелевший воробей, который вместо зерен питается хересом.
Глядя на Джун, мисс Кларво впервые подумала о том, а как же выглядит эта самая Эвелин Меррик. Подумав, сказала:
– Час назад, то есть в половине десятого, мне позвонили. Я буду вам очень благодарна, если вы сообщите мне что-нибудь об этом звонке.
– Вы хотите знать, откуда звонили?
– Да.
– У меня нет возможности установить это, мисс Кларво, если звонок был не по междугородному телефону. Сегодня вечером таких было четыре, но звонили не вам.
– Но вы помните, что кто-то вызывал мой номер?
– Не могу вам сказать.
– Подумайте хорошенько.
– Да, конечно, мисс Кларво, я думаю, как только могу. – И девушка наморщила лоб, чтобы подтвердить свои слова. – Только дело-то вот в чем. Если бы кто-то позвонил и спросил мисс Кларво, я бы это запомнила, но если спрашивают номер 4-25, это совсем другое дело, сами понимаете.
– Значит, тот, кто мне звонил, знал мой телефонный номер в гостинице?
– Наверное.
– Почему вы так думаете, Джун?
Девушка поерзала в кресле, поглядывая то на дверь, то на мисс Кларво, то снова на дверь.
– Я не знаю.
– Но вы же сказали "наверное", Джун.
– Я только хотела сказать... хотела сказать, что не помню, вызывал ли кто-нибудь номер 4-25 сегодня вечером.
– По-вашему, я лгунья?
– О нет, мисс Кларво, я не это хотела сказать, мисс Кларво. Я только...
– Ну?
– Не припомню, только и всего.
На этом разговор и был закончен. Ни изъявлений благодарности, ни благих пожеланий на прощание. Просто мисс Кларво встала и открыла дверь. Джун выскочила в коридор. А мисс Кларво снова осталась одна.
Хохот в соседнем номере сотрясал перегородку, через открытую балконную дверь врывались голоса:
– Ну ты даешь, Джордж, ну даешь!
– Послушайте эту девицу, она дело говорит!
– Черт бы вас побрал, где открывашка?
– А для чего Бог дал тебе зубы?
– Бог дал, Бог взял.
– Долли, куда ты задевала открывашку?
– Не помню.
"Не припомню, только и всего".
Мисс Кларво присела у орехового бюро и взяла золоченую авторучку, подаренную отцом ко дню рождения несколько лет назад.
"Дорогая мама, – писала она. – Я целую вечность ничего о тебе не слышала. Надеюсь, вы с Дугласом по-прежнему живете в гадости".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19