– Я уже объяснял вам, что собираюсь в Орвелл. Между прочим, я все еще собираюсь туда попасть.
– Но не раньше, чем через несколько часов, – заметил Хью. «Ласточка» с легким скрипом еще немного наклонилась в сторону лодки. – Шесть-семь часов, не меньше. Вам лучше побыть на берегу, Вильями, – яхта скоро встанет на киль.
Он взял весло и опустил его в воду рядом с лодкой, чтобы прощупать дно. На его лице появилось озабоченное выражение.
– Вы выбрали не самое лучшее место для посадки на мель, Вильями. Я не могу достать до дна.
Нахмурившись, Вильями взял свинцовое грузило и бросил его за борт. Линь ушел в воду на семь футов.
– Вы сели на край крутой отмели, – сказал Хью. – Когда уровень воды упадет еще на шесть-семь футов, у вас наверняка закружится голова. В сущности, я не удивлюсь, если ваша яхта перевернется – такое ведь тоже бывает. Вам следует держать лодку под рукой.
Вильями с нескрываемой ненавистью взглянул на Хью.
– Держите ваши паршивые советы при себе. Может быть, она еще соскользнет вниз.
Он попытался развернуть яхту, но она прочно завязла в глинистой отмели.
– Сомневаюсь, – пробормотал Хью.
Вильями с растущей тревогой огляделся по сторонам. Хью догадывался, о чем он думает. Если он потеряет яхту, то не сможет попасть на континент, а жизнь в Англии для него обещает быть не слишком приятной.
Вильями снова начал действовать. Повернувшись к Хью спиной, он вскарабкался по накренившейся палубе с якорем в руках и быстро привязал конец веревки к основанию короткой мачты. Затем он выбросил якорь в жидкий ил с другой стороны «Ласточки» и огляделся вокруг, словно в поисках достойного пути для отступления, но очередной толчок, сопровождавшийся увеличением крена, напомнил ему, что времени уже не осталось. Секунду спустя он спрыгнул через бортовое ограждение на отмель и скрылся из виду.
– Ради всего святого, что он собирается делать? – спросил Квентин, изумленный этим акробатическим номером.
– Бог его знает, – Хью нахмурился. – Если он думает, что может удержать на канате яхту таких размеров, то он просто сумасшедший. Крен уже слишком велик. В любом случае не потащит же он ее за собой через жидкий ил…
Внезапно с другой стороны «Ласточки» донесся пронзительный крик.
– Он попал в беду! – воскликнул Хью. – Боже, он же мог упасть на якорь!
Хью привязал лодку к кормовому ограждению и быстро влез на палубу яхты. Взобравшись по палубе на то место, откуда прыгнул Вильями, он застыл, пораженный жутким зрелищем.
Вильями по пояс завяз в иле – мягком, почти жидком коричневом иле. Он бешено размахивал руками и извивался всем телом, пытаясь освободиться, но с каждым конвульсивным движением опускался немного глубже. Коварная, бездонная илистая отмель Пай-Ривер держала его мертвой хваткой.
– Квент! – завопил Хью. – Скорей, помоги мне! Дрожащими пальцами он развязал узел у основания мачты и выбрал слабину, а затем швырнул свободный конец за борт.
– Хватайся, Вильями! Да не размахивай же ты руками, идиот! Сюда, Квент, берись за канат. Раз, два, взяли!
Двое братьев повисли на веревке. Хью увидел, как напряглись плечи и руки Вильями. Прожорливая грязь издавала жуткие хлюпающие звуки, неохотно расставаясь со своей жертвой. Тело Вильями дюйм за дюймом выходило наружу.
– Тяни сильней! – крикнул Хью.
Внезапно «Ласточка» вздрогнула и накренилась еще больше. Квентин, застигнутый врасплох, покатился по скользкой палубе и с треском врезался в ограждение нижнего борта, чуть было не свалившись в воду. Несколько секунд он лежал там, наполовину оглушенный, пока Хью продолжал яростно бороться с веревкой. Затем он встал, потряс головой и на нетвердых ногах вернулся на свое место. Но Вильями снова начал барахтаться, и за это время жидкий ил с лихвой вернул себе все утерянное.
Взглянув на полупогруженную беспомощную фигуру и ощутив ослабшую хватку Квентина, Хью с ужасом осознал, что если они не придумают какой-нибудь другой способ, то их ждет неудача. Сама мысль об этом была невыносима для него. Он совершенно забыл, что имеет дело с убийцей: перед ним был человек, стоящий перед угрозой чудовищной смерти.
– Вы можете обвязаться веревкой, Вильями? – крикнул он. – Если сможете, то я попытаюсь вытащить вас лебедкой.
Вильями попробовал пропустить веревку за спину, но ил засосал его уже почти до подмышек, и руки больше ему не повиновались. Его лицо было пепельно-серым, за исключением тех мест, где оно было забрызгано грязью.
– Не могу! – крикнул он. – Тяните снова, Бога ради! Скорее!
Братья снова ухватились за веревку. На этот раз они были готовы к новому крену и оба удержались на ногах. Им удалось вытащить Вильями на один-два дюйма, а затем его пальцы начали скользить по веревке, облепленной илом. Он быстро терял силы. На его лице было написано отчаяние. Внезапно он отпустил веревку, и Хью с Квентином покатились вниз. Когда, покрытые шишками и ссадинами, они снова добрались до ограждения, плечи Вильями уже скрылись в густой жиже. Он был похож на чудовищную химеру на карнизе готического собора. Воздух со свистом вырывался из его широко раскрытого рта.
Хью беспомощно огляделся вокруг.
– Боже милосердный, мы должны что-то сделать! Он устремился на кокпит и секунду спустя выбежал обратно с надувной резиновой подушкой в руках. Швырнув ее в грязь рядом с головой Вильями, он снова закрепил свободный конец веревки за мачту и начал перепоясываться остатками веревки.
– Я не пущу тебя вниз! – крикнул Квентин. – Хью, не будь идиотом!
– Все в порядке. Может быть, я смогу обвязать его веревкой. Мы должны что-то делать, Квент, пока он не задохнулся!
Квентин схватил брата за руку.
– Я не пущу тебя, слышишь? Если ты завязнешь, я не смогу тебя вытащить!
Несколько секунд они яростно боролись, затем Хью отшвырнул брата и перегнулся через борт. Он глубоко вздохнул и закрыл лицо рукой.
– Слишком поздно, Квент. О Господи!
На гладкой поверхности ила не осталось ничего, кроме белого запрокинутого лица, безнадежно глядевшего в небо, и распростертых рук. Посиневшие губы раскрылись, и обреченный человек издал долгий, леденящий душу вопль. Затем ил сомкнулся над его лицом, заливая открытый рот и безумные глаза. Голова скрылась; вытянутые руки некоторое время торчали над поверхностью, словно мачты тонущего корабля, затем и они исчезли.
Глава 21
Квентин опустился в старое кресло Эдварда с высокой спинкой и начал набивать трубку. У него был очень утомленный вид.
– Ну что ж, – сказал он. – Из этого можно сделать вывод, что теперь мы никак не сможем обосновать нашу версию.
Миновала уже неделя с тех пор, как илистая отмель на Пай-Ривер засосала Гая Вильями. Семья Лэтимеров снова собралась в «Лаванде», чтобы выслушать отчет о последних приготовлениях к защите.
Прошедшая неделя была мучительной. Оба брата были потрясены страшной смертью Вильями, а необходимость перечисления всех деталей на дознании не давала этому ужасу забыться. Квентин боялся, что следствие вскроет причину их визита к Вильями, но коронер не проявил интереса к этому вопросу, и секреты защиты Эдварда Лэтимера остались нетронутыми. В газетах о смерти Вильями написали как о несчастном случае особо неприятного свойства, но не стали вдаваться в подробности.
«Ласточка» так и не перевернулась – простояв несколько часов в опасно накрененном положении, она снялась с отмели вместе с приливом и была отбуксирована к пристани Андерсона. Там, сообщив о трагедии, братья тщательно обыскали яхту в надежде обнаружить на ее борту улики, изобличающие погибшего владельца. Им не удалось обнаружить ничего, кроме новенького паспорта, но, по словам Квентина, сам по себе этот факт ничего не доказывал. Теперь все их усилия были направлены на то, чтобы как можно лучше подготовиться к защите. С точки зрения Брэддока и Джона Колфакса, возглавлявшего защиту, все было готово к суду.
Тем не менее никто не чувствовал себя удовлетворенным.
– Как нам все-таки не повезло с его смертью, – печально пробормотал Квентин. Он ни разу не обвинил брата открыто в том, что своей тактикой тот толкнул убийцу на отчаянный шаг, но постоянно возвращался к этому предмету.
– Сейчас уже нет смысла сожалеть, Квент. В любом случае нам не было бы от него никакой пользы, если бы ему удалось удрать на континент.
– Кто вообще мог ожидать, что он настолько спятил? – раздраженно спросила Цинтия. – Это надо же – выпрыгнуть в ил во время отлива!
– Факт остается фактом, – сказал Квентин. – Мы потеряли своего главного свидетеля. Если бы он остался жив, мы бы заставили его расписать до мелочей каждый свой шаг, а затем опровергли бы его алиби. Теперь мы не можем проверить алиби, потому что не знаем даже, в чем оно заключалось.
– А как насчет той части его рассказа, где он сообщил вам кое-какие детали? – спросила Цинтия. – Насчет лодки, оставленной на солончаках, прогулки вдоль дамбы и встречи с клиентом на Крич-Ривер?
Квентин покачал головой.
– Даже если мы сможем доказать, что он солгал, что маловероятно, от этого не будет никакого проку. Наши показания с его слов не могут быть приняты в качестве улики. Самое лучшее, что можно сделать в подобных обстоятельствах, – вообще промолчать о нашей встрече с ним.
– Мы можем доказать его связь с девушкой, Квент?
– Боюсь, что нет. Цинтия потерпела неудачу, другие тоже практически ничего не добились. Мы не можем представить никаких доказательств того, что они были знакомы. Брэддок проделал огромную работу – его люди разговаривали с приятелями Вильями на пристани, а сам он навестил в тюрьме двоих контрабандистов, проверил все связи и знакомства, опросил людей в квартале, где жил Вильями, наконец, он ходил в магазин, где работала Хелен Фэрли, и показывал фотографию. Он сделал все, что было в человеческих силах, но этого оказалось недостаточно. Мы узнали много нового о Вильями, кое-что о его связях с другими женщинами, но мы по-прежнему не знаем ничего о его встречах с Хелен Фэрли.
– Это говорит лишь о том, что наша прежняя точка зрения правильна, – упрямо сказал Хью. – Вильями лишь однажды встречался с девушкой в магазине и не привлек к себе внимания. После этого он позаботился о том, чтобы их не могли увидеть вдвоем. Предосторожности – подтверждение сговора.
– Для нас – да, – согласился Квентин. – Но не для жюри присяжных… Видите ли, мы не можем обосновать мотив убийства. Мы можем лишь указать на возможность существования такого мотива, причем весьма схематично, а это никого не убедит. Мы не можем доказать, что между ними существовала финансовая или иная связь. Мы не можем доказать, что он убил ее в машине – мы обыскали машину вдоль и поперек и не нашли никаких улик. Мы не можем доказать, что он каким-либо образом связан с подложными письмами. Мы не можем доказать, что отметины в Мэвлинг-Крик оставлены его лодкой, поскольку, как ты сказал, в округе полным-полно точно таких же лодок. От следов шин тоже нет никакой пользы: эксперт говорит, что они могли быть с равной вероятностью оставлены автомобилем Вильями или любым другим автомобилем. Мы вернулись к начальной точке: у нас есть теория, но нет ни одного убедительного доказательства в ее поддержку. Ни одного.
– И все-таки это чертовски впечатляющая теория, – проворчал Хью.
– Честно говоря, даже теория не так хороша, как нам хотелось бы думать. В ней есть слабости. Мы не можем утверждать, что единственным местом, откуда могла отплыть лодка убийцы, была «Ласточка». Ты сам говорил, что существует небольшая вероятность – возможно, один к ста, но все-таки вероятность, – что лодка была уже спрятана на солончаках. Мы не верим в это, но тем не менее в логической цепочке, ведущей к Вильями, существует разрыв, и обвинение обязательно на него укажет.
– Да, конечно, – со вздохом сказал Хью. – Ладно, значит, мы ничего не можем сделать. Как насчет обвинения – считает ли Колфакс, что мы можем опровергнуть его доводы?
Квентин с унылым видом пожал плечами.
– Здесь у нас тоже есть ахиллесова пята. Больше всего Колфакса беспокоят показания Джо Сэйбертона. Сэйбертон до сих пор не хочет признать свою ошибку – он сделал письменное заявление, слово в слово повторяющее его первоначальные показания. Единственный вопрос состоит в том, представит ли обвинение это заявление на слушании дела. Я склоняюсь к мысли, что представит, поскольку заявление имеет отношение к мотиву убийства.
– Допустим, – сказала Цинтия. – Насколько это важно?
– Боюсь, что это послужит ключом ко всему делу, Цинтия. Если обвинение сможет доказать, что отец напал на девушку в поезде, то наша теория о сговоре повиснет в воздухе: ее основание будет разрушено. Обратное, разумеется, тоже верно: если мы сможем бесспорно доказать, что девушка напала на отца, то тем самым мы установим возможность сговора, из которого логически вытекает вся наша теория. Но мы не сможем ничего доказать – по крайней мере если Сэйбертон не изменит свои показания. На несколько секунд в комнате повисла гнетущая тишина.
– Каковы наши виды на будущее, Квент? – спросил Хью.
Квентин вздохнул.
– Что ж, Колфакс был предельно откровенен со мной. По совокупности обстоятельств у обвинения очень сильная позиция. У нас есть альтернативная теория, отвечающая на большинство вопросов, но поверит ли в нее жюри присяжных? Вопрос скорее стоит даже таким образом: засомневаются ли они в доводах обвинения настолько, чтобы вынести вердикт «невиновен»? На этот вопрос никто не может ответить. К сожалению, в большинстве случаев члены жюри не обладают живым воображением. На них обязательно произведет большое впечатление обвинительная часть, если прокурор добьется слушания свидетелей инцидента в поезде, а также конкретные улики – письмо, панама, носовой платок с пятнами губной помады и так далее. Им покажут вещи, которые можно пощупать руками. По контрасту с этим наша теория скорее всего покажется им сотканной из воздуха. Мы обвиняем кого-то, о ком они никогда не слышали, кого мы даже не можем представить суду – мы обвиняем мертвеца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27