— Как я понял, меня один черт попрут из милиции. Как же, инспектор ГАИ задержал машину, которая имеет право давить людей, а ее и остановить нельзя.
— Нет, Демин, — полковник притворно вздохнул, — верняком ты кончал академию. Ну все наперед знаешь. Ну, все. Хоть стой, хоть падай. Только теперь минутку помолчи.
Полковник выдвинул ящик стола, достал оттуда пластмассовую трубочку-пенал с лекарством, выкатил на ладонь крупную розовую таблетку, слизнул ее и проглотил.
— Не переживай, академик, это не от тебя.
— Может, мне лучше уйти?
— Нет уж, давай договорим.
Демин не сдавался:
— Все и так ясно.
— Ей-Богу, академик, доведешь меня до греха.
В словах Рожкова послышалось нечто, что заставило Демина смириться:
— Молчу, товарищ полковник.
— Ты вот считаешь, что я тебя готов попереть, если следовать твоему определению. Верно? Ладно, попрем. Теперь пойдем дальше. Твое место окажется не занятым. Мне скажут: ищи людей, комплектуй штаты. А где я стану брать честных толковых работников?
— Значит, я толковый?
— Нет, ты бестолковый, но честный. Пойдем еще дальше. Тот товарищ, который над твоей макушкой гирьку повесил, сам на место инспектора ГАИ не пойдет. Пример нам не покажет. Он руководит в иных масштабах. И что мы получим в итоге? Молчишь, Демин? То-то.
— А что я могу сказать?
— Скажи хотя бы: вот полковник сидит и рассуждает мудро, по-государственному. Я одобряю, когда меня хвалят. Глас народа, знаешь ли…
Демин смекнул, что грозу проносит, и повеселел. Это не ускользнуло от внимания полковника.
— Заулыбался? Зря. Мне приказано из ГАИ тебя вытурить. Понял? И я обязан это сделать.
Демин вновь повесил голову.
— Что же ты скис? Я нашел тебе место, где твои новые благодетели искать строптивого инспектора не станут. Пойдешь в специальное подразделение?
Демин смотрел на Рожкова и не знал, что ответить. Однако с этой минуты в официальном лице, в бюрократе он вдруг увидел чего не замечал раньше: доброту, скрытую маской безразличия, причастность к человеческим страданиям, которую дают людям болезни, умение защищать своих, тех, для кого он является отцом-командиром.
— Пойду.
— Вот и ладно. Явишься к полковнику Трубину. Я ему позвоню. Держи адрес…
Так Демин вышел на очередной виток жизни, чтобы идти дальше и спотыкаться уже на других путях.
Полковник Трубин пришел в милицию переводом из армейского спецназа. Он начинал новый этап борьбы с преступностью, которая все больше приобретала черты хорошо отлаженной боевой организации. Противостоять ей теперь могли не милиционеры-одиночки, а специализированные, хорошо обученные подразделения.
Опыта подготовки таких бойцов и отработанной тактики действий у милиции пока не имелось, и Трубин начинал с нуля.
Собирать команду он стал с отбора людей.
Демин явился к нему в числе первых.
Трубин, спокойный, уравновешенный человек с задумчивыми глазами и негромким голосом, беседовал с Деминым долго и обстоятельно. Выяснил все о его армейской службе, грустно покачал головой, когда слушал рассказ о событиях, сломавших карьеру требовательного гаишника, и лишь потом заговорил о главном:
— Мне бы, Юрий Петрович, не хотелось заманивать вас в свою команду. Подумайте, взвесьте все. Недельки две вам на это хватит?
Демин удивился. Такого срока на принятие решения ему еще никогда не давали. Тем более он привык действовать без колебаний: коли надо, значит — вперед!
— Мне казалось, товарищ полковник, что согласие я уже дал.
— Верно, но может статься, что вы сами же потом и раскаетесь. Все же не на перекрестке стоять. Каждый вызов будет выездом на войну.
— Знаю. К этому я готов.
— Не торопитесь. — Трубин, казалось, поставил целью отговорить Демина, заставить его отказаться от своего решения. — У этой войны куда больше поганых сторон, чем может показаться на первый взгляд.
— Война есть война. — Демин бодрился.
Он не хотел выдать командиру своих колебаний, чтобы тот ни в малой мере не усомнился в смелости нового подчиненного.
Трубин посмотрел на Демина долгим изучающим взглядом. Ему хотелось понять, насколько искренен в своих рассуждениях лейтенант. Если это обычное бодрячество — оно пройдет само по себе. Если проявление глупости, неспособности видеть и понимать правду — уже другое. Человек, который принимается за дело с завязанными глазами, быстро разочаровывается и пугается, едва повязка спадает.
— Вы так думаете?
Демин пожал плечами. Трубин усмехнулся.
— Давайте рассуждать. На войне и у вас, и у противника одинаковые права на выстрел. Кто первым пальнет, тот и выиграл. На войне с автоматом в руках можно смолить налево и направо, если хочешь нагнать на противника страху. У нас таких прав нет. Стрелять первыми на поражение нам не позволено. Палить очередями для устрашения — значит, нагонять шухер на весь город. Короче, мы все время над провалом. Переходить его можно только по узкому мостику, который нам оставляет закон. Шаг вправо, шаг влево — и сразу поднимется шум. Пузатые чины, которые ни разу не бывали в деле, но знают законы, станут судить-рядить. Может, разборки и обойдутся, но нервов потянут изрядно.
Демин был сбит с толку.
— Не понимаю, товарищ полковник, мне что, не давать согласия?
Глаза Трубина хитро заискрились. Он взял со стола коробку с трубочным табаком «Золотое руно», открыл крышку, понюхал.
— Не думал, что ты сдашься так скоро.
На «ты» он перешел быстро и незаметно.
— Я не сдался, но вы…
— Я обрисовал то, что ждет тебя и всех нас на самом деле. Без слов о том, что наша служба нужна обществу, каким почетом она будет окружена. Об этом тебе расскажут другие. У нас проповедников хватает. Только ты им особенно не верь. Никаким почетом мы не будем окружены, и все, что станем делать, ляжет на наш страх и риск.
— Спасибо, понял.
— Не пугает?
— Нет, даже интересно.
— Тогда еще одна деталь. Все, что мы будем планировать, не должно утекать наружу. Ни с начальством, ни с кем-то другим ты не должен говорить о планах. Я не верю в то, что за хорошие деньги нас не подставят. И не в том беда, если те, кого мы хотим взять тепленькими, смоются. Хуже, если они будут знать об операции и приготовят сюрприз.
— Я не трепач.
— Кстати, как ты относишься к смертной казни?
— В смысле?
— Сейчас ее предлагают отменить. На правительство давят европейцы, наши демократы-гуманисты. Говорят, жестокостью нельзя победить преступность.
— Попустительством тем более.
— Тогда мы поймем друг друга.
За все время службы в армии и в милиции это был второй откровенный разговор с начальниками. Первый раз с ним открыто говорил полковник Рожков и вот теперь Трубин.
Во всех других случаях ему вещали о высоком предназначении службы, о необходимости верно служить обществу, власти. При этом никто не осмеливался говорить, что интересы общества и власти далеко не всегда совпадают, что чиновники все больше становятся столпами криминала, заботятся о себе, своих интересах.
Трубин незаметно сменил тему.
— Восточные единоборства? — Он спросил с интересом. — Как у тебя с ними?
— Карате немного.
— Это хорошо, что немного.
Демин впервые услыхал такое от профессионала и удивился. Обычно все, с кем он сталкивался, уверенно говорили, какие преимущества дают человеку навыки рукопашного боя. И вдруг…
— Вы всерьез?
— Еще как. Схватки с нашей клиентурой — это бои без правил. Первым делом, никто нам не станет подбирать противников по весовым категориям. Ко всему, уголовники знают приемы, которые в спорте считаются нечестными. Они их так и называют — «подлянками». Бандиту не обязательно выстоять на ринге положенное время. Один результативный удар, и можно «рвать когти» — смываться. Короче, требуется готовиться не к спортивным поединкам, а к мордобою.
— И все же приемы…
— Что приемы? Ножкой в рыло с прыжка? А ты когда-нибудь слыхал, чтобы хоть один японец во время войны в Маньчжурии свалил подобным приемом хоть одного из наших солдат? И как можно в обмундировании, в полевой выкладке подпрыгнуть и нанести удар ногой в челюсть? Русский боец испокон учился вести рукопашную в полушубке, в сапогах, с торбой за плечами.
— Убедительно.
— Но учиться будем. — Трубин снова открыл коробку «Золотого руна» и с наслаждением втянул медовый табачный запах.
— Бросили курить? — Демин участливо вздохнул. — Понимаю.
— Ты об этом? — Трубин щелкнул по жестяной крышке ногтем. — Разочарую. Не курю и никогда не курил.
По лицу Демина легко было судить о степени его удивления. Трубин усмехнулся.
— Ничего не поделаешь, люблю этот чертов запах. Вот и позволяю себе…
Пока отряд не укомплектовали штатами, Демин успел показать себя в опасном деле.
В городском управлении вызвали тревогу несколько случаев жестоких убийств и ограблений таксистов, которые произошли подряд один за другим. Убийца, как предполагалось, был один и тот же. Действовал он примитивным, но удобным способом: садился в машину позади водителя, в момент остановки накидывал ему на шею проволочную удавку и безжалостно убивал. У водителей исчезало все — выручка, документы, личные вещи.
В городе усилили службу. Водителей проинструктировали, попросили быть осторожнее, обязали сообщать в диспетчерскую о любых подозрительных пассажирах. Но, как оказалось, это не помогло. В две ночи подряд произошли два очередных убийства. Такую поспешность преступника сыщики объясняли тем, что в первом случае он не взял денег, на которые рассчитывал.
Как всегда при чрезвычайных обстоятельствах, для поимки убийцы решили закинуть сеть погуще. Стал обсуждаться вопрос о посылке на линию в числе профессиональных таксистов опытных и смелых оперативников.
Собрался стать добровольцем и Демин.
Трубин выслушал его с благожелательностью, поддакивал, кивал, но согласия вдруг не дал.
— Вот что, Демин, похоронными делами я заниматься не намерен. Отряд еще не появился, а жертвы будут. Пока ты в моем подчинении, роль подсадных уток пусть играют те, кто этому обучен.
Демин смолчал.
Вечером того же дня он заехал к родителям. Поужинал с отцом. Распили пол-бутылочки. Отец в хронике городских происшествий прочитал о нападениях на таксистов. Как водится, посмеялся над милицией.
— Как это поют про вас? «Наша служба совершенно не годна»?
— Работают люди. — Демин с отцом никогда не спорил. — Не все так просто. Дело крайне опасное.
— А я бы его пымал. — Отец говорил с той мерой мрачности, которая обычно свидетельствовала о серьезности его поучений. — Будь помоложе, пошел и показал всем вам, как охомутать гада.
— У тебя горло железное? — Демин спросил и засмеялся. — Нет, батя, не пымал бы. — Он нарочно передразнил отца. — Этот подлец набрасывает сзади струну и не только душит, шею перерезает.
— Ты, Пипуня, почти догадался, но не сообразил. Вы же только и обучены хватать и не пускать. А мы — мастеровые — не столько руками, сколько головой работаем. Все дело в том, что горло сделать железным.
— Что же ты придумал?
— Ошейник. Стальной. С забортованными краями. Этот гад петлю набрасывает и начинает сжимать, разве не так? Ошейник будет такой, что его не сдавишь. Загнутые внутрь борта не позволят петлю сдвинуть ни выше, ни ниже. Она ведь затянута…
— Батя, ты силен!
— Надо же, сподобился — сын открытие сделал!
Старик иронизировал, тем не менее все показывало — ему оценка приятна.
Первый вариант ошейника старый мастер сделал из жести консервной банки. Два полукольца, соединенные шарнирами, были подогнаны по размерам шеи так, чтобы не мешали движениям головы и не сжимали горло. Только после подгонки шаблона отец перевел образец в сталь. Под металл подложил фланель. Сверху защитное кольцо прикрывал высокий воротник водолазки.
Изобретение отца Демин афишировать не стал. Он пришел к Трубину и доложил, что все же решился играть роль активной подсадки — «манка».
Трубин выслушал, сдвинул брови так, что они слились над переносицей в одну линию.
— Неймется? Я же тебе уже раз сказал.
Демин имел возможность покуражиться и тут же ею воспользовался:
— Я шею тренировал. Вот, попробуйте.
Он вынул из кармана удавку, изготовленную из басовой струны гитары, прикрепленной к деревянным держалкам.
Трубин взял устройство в руки, повертел.
— Слушай, Демин, а ты случаем не сам этим балуешься? Инструмент больно похожий.
То была отместка за насмешку в начале разговора.
— Ага, — Демин согласился без возражений. — А вот теперь попробуйте меня придушить.
Он повернулся к полковнику спиной. Тот еще раз осмотрел орудие, встал, накинул струну на шею Демина и потянул на себя концы.
Демин стоял не шевелясь, не выдавая неудобства, а тем более боли. Он не издал ни одного звука. Трубин затянул петлю потуже. Опять никакой реакции. Решив не продолжать опыта, полковник отпустил удавку. Стукнул ладонью о ладонь, словно хотел избавиться от невидимой грязи, прилипшей к ним после держания орудия убийства.
— Здорово, но я не понял. Рассказывай.
Демин повернулся к шефу, снял с плеч струну и отогнул ворот водолазки.
Трубин взял со стола очки, надел, пригляделся. Ткнул в ошейник пальцем.
— Сам придумал?
— Нет, мой батя.
— Что могу сказать? — Голос Трубина звучал уверенно. — Благословляю. Иди, просись добровольцем. Только ни с кем не делись. У слуха скорость больше, чем у звука…
Роль манка в поиске преступника Демин получил.
Если можно считать встречу с собственной смертью удачей, ему повезло на третий день.
После полуночи Демин остановил такси, на котором выезжал на охоту, возле станции метро «Петровско-Разумовская».
Город ночью мало походит на самого себя, и тому, кто видит его только дневным, нелегко бывает узнать обезлюдевшие улицы и площади, затемненные здания, освещенную оранжевым светом перспективу проспектов.
Демину пора было свертывать поиск, но он не торопился возвращаться в центр. Усталость, которая навалилась на плечи к вечеру, уже прожгла. Он разгулялся и с удовольствием воспринимал тишину и покой усыпавшего города. Тишину приятную. Тишину опасную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45