Профессор подал Бабаю зеркало, тот несколько минут разглядывал себя, потом провел рукой по коротко стриженным волосам.
– Несколько недель потребуется на заживление шрамов, – сказал хирург. – Ну, еще можно подкрасить волосы в золотистый цвет с медными кончиками, чтобы соответствовать фотографии на паспорте.
– О'кей, – по-английски произнес Абдулл, довольный проделанной с ним работой.
– Вот только… – Профессор замялся. Стоящий рядом Магомед перевел незаконченную фразу и смотрел на медика в ожидании продолжения.
– Что такое? – первым не выдержал Бабай.
– Понимаете… э-э, —хирург стал подбирать нужные слова, – перед операцией необходимо было взять у вас анализ крови, кожного и волосяного покрова. В общем-то, все было нормально, но в крови были обнаружены некоторые изменения. В свободное время я сделал более подробный, развернутый анализ, потом пришлось сделать томографию мозга…
– Что, что? – закричал Бабай, выслушав перевод Магомеда. В его глазах появился животный страх.
– У вас неоперабельная опухоль мозга в последней стадии, – собравшись с духом, обреченно закончил медик.
Алжирец схватился двумя руками за голову и бессильно уронил ее на грудь. Бесстрашный воин, не раз смотревший смерти в глаза, спасовал перед страхом долгой, мучительной смерти. Он был легендой для друзей и врагов, одни им восхищались, другие ненавидели. И вот он, воин ислама, побежден не пулей вражеского снайпера, не снарядом, не миной. Верх над ним одержала невидимая, коварная болезнь, подосланная костлявой старухой, и теперь он, Бабай, должен уходить из жизни.
– Как долго я еще проживу? – подняв голову, спросил Абдулл.
– Я консультировался с нашим ведущим специалистом по онкозаболеваниям, – заговорил хирург уже более уверенно. – По его мнению, в течение месяца вы будете чувствовать себя как обычно, потом начнутся приступы головной боли, которые постепенно будут усиливаться. В конце концов наступят слепота, глухота и полный паралич. Затем смерть по истечении полугода.
– Полгода. – Бабай зло глянул на врача, тот от испуга попятился. – Через полгода я умру в полной недвижимости, бесчувственным, как овощ. Нет, не дождутся от меня позорной смерти!
Он резко встал и быстро прошел к выходу. Стоявший возле двери Магомед посторонился, пропуская эмира, и последовал за ним.
Услышанное ошеломило Хусейнова не меньше, чем самого Абдулла Камаля. Чеченец был достаточно опытным человеком, чтобы осознать – произошел перелом. Бабай узнал о том, что обречен, и о лимите отведенного ему времени. А это значило только одно: убийца не захочет тихо уйти, он уйдет, громко хлопнув дверью.
Магомед почувствовал, как его руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Но сделать он ничего не успел. Из корпуса, где жил Бабай с группой боевиков, вышли трое арабов. Они уважительно склонились перед эмиром, но тот прошел мимо, будто вообще никого не видел.
* * *
Поезд Москва—Черноморск медленно подплыл к железнодорожной платформе. Плоскоглазый электровоз дотянул состав до тупика и замер. Из вагонов высыпала жиденькая толпа пассажиров. Молодой человек в темном недорогом костюме и с небольшой спортивной сумкой на плече, выйдя из вагона последним, остановился и, сложив на груди руки, замер в ожидании. На высокомерном лице читалось раздражение.
Долго ему ждать не пришлось. По перрону мимо старушек с объявлениями о сдаче квартир и комнат, как мимо бестелесных теней, ураганом промчался Уж. Неряшливо одетый, с растрепанными волосами, помятым лицом и красными, как у кролика, глазами, он несся, держа перед собой загипсованную руку, как средневековый таран.
– Уж, да ты в натуре гонишь, – недобро оскалился молодой человек, коротко стриженный блондин с маленькими злыми глазами. Высокомерие сошло с его лица, а злоба сделала его похожим на ощетинившегося волка. Несмотря на значительную разницу в возрасте, оба уголовника были хорошо знакомы. Пять лет чалились в одной зоне за Полярным кругом.
– А что, мне надо было здесь с утра отсвечивать с табличкой «Сдаю квартиру»? – беззлобно парировал Уж, дыхнув на приезжего перегаром. – Не хватало, чтобы менты приняли меня за щипача.
– Щипач со сломанной клешней – это что-то новое в тактике карманников, – усмехнулся гость. – Заливать зенки меньше надо, тогда везде будешь успевать.
– Молод ты еще меня учить. Понял, пацан? – в свою очередь окрысился Уж, от нервного возбуждения у него задергался левый глаз.
«Командировочный» счел за лучшее уладить возникший конфликт миром.
Группа «Вымпела» поселилась в дачном поселке за городом на берегу лимана. Небольшой двухэтажный дом из силикатного кирпича, надежно укрытый за густой изгородью из дикого винограда. Здесь было тихо и спокойно.
Выставив дневального, который охранял доставленный сюда арсенал, а заодно следил за порядком в доме, остальные нашли себе более приятные занятия. Купались, загорали, ловили рыбу, которую потом вместе чистили, жарили, варили уху.
В отличие от бойцов «Вымпела» полковник Христофоров не предавался праздному отдыху, он целыми днями сидел на связи, используя спутниковый телефон и компьютерную сеть. Для ликвидации международного террориста были задействованы серьезные силы, потрачены огромные средства и поставлены на кон судьбы десятка высокопоставленных начальников контрразведки.
Конечно, весьма затрудняло работу то, что приходилось действовать на чужой территории. Как бы то ни было, но «жребий брошен», и главный ответчик он, Владимир Христофоров, разработчик и руководитель операции. Поэтому полковник не мог позволить себе расслабиться.
Вечером загоревшие, как негры, бойцы собрались на террасе с видом на зеркало лимана. Снайпер Сергунек, дневальный сегодня, нажарил пойманных Маклаховым пеленгасов и подал их к столу.
Небольшие золотистые рыбины с поджаристой корочкой лежали аппетитной горкой. Рядом в глиняной миске радовали глаз влажные малосольные огурцы, с которыми соседствовали свежие помидоры, болгарский перец и грубо нарезанный серый хлеб.
– Эх, к такому столу да пятьдесят граммов для расслабухи, – потирая ладони, возбужденно воскликнул лейтенант Фамов.
– Не расслабляйся, Фантомас, – усмехнулся Игорь Маклахов. – Знаешь, что бывает с теми, кто расслабляется?
– Знаю, – кивнул Фамов, прекрасно понимая, что с командиром группы не получится панибратского разговора и обычного общения вне боевой обстановки. И причина тому – угрюмый полковник из оперативного отдела, к которому группа была прикреплена.
– Юрик, может, тебя устроит бутылочка «Мартовского»? – спросил появившийся на террасе лейтенант Шинин, держа перед собой поднос с полудюжиной запотевших бутылок темного пива.
– Ну, Шнифт, ну, человек! – прозвучал радостный вопль всей группы.
– А как?.. – Капитан Маклахов глазами показал на второй этаж, где трудился полковник Христофоров.
– Инициатива руководства, – ответил Сергей Шинин, расставляя бутылки на столе.
– Не может быть, – удивленно двинул плечами Игорь.
– Может быть, может, капитан. – Владимир спустился к накрытому столу, как и все, одетый в длинные просторные шорты и легкую цветную рубашку-«гавайку». Руководителя отличал от бронзовокожих подчиненных белый цвет кожи, верный признак кабинетного работника.
Бойцы расселись за столом и стали разливать темно-коричневый, с белой шапкой пены, напиток по высоким стаканам.
– А за что нам такие льготы, Владимир Николаевич? – поинтересовался Игорь, накрепко запомнив из московских инструктажей, что на время командировок воинские звания забываются.
– Сегодня последний день вашей праздной жизни, – пригубливая холодное пиво, ответил Христофоров. – С завтрашнего дня занимаетесь физподготов-кой: бег, общесиловые упражнения, отработка приемов рукопашного боя.
– А как насчет стрелковой подготовки? – набивая рот жареной рыбой и овощами, спросил снайпер Лис.
– Обойдетесь без стрельбы, —отрезал полковник, отделяя мясо пеленгаса от позвоночника.
– Не понимаю, – неожиданно заговорил Сергей Шинин. Со своим пивом лейтенант уже расправился, аппетита у него не было, хотелось общения. – Почему мы, полдюжины профессионалов, должны здесь отсиживаться, а двадцатилетнему пацану надо вызывать огонь на себя. Несправедливо как-то получается.
– Почему? – искренне удивился Христофоров. – Двадцатилетний пацан, как вы выразились, Сергей, не уличный балбес, а разведчик морской пехоты. Побывавший, кстати, не в одной боевой операции в Чечне, за что был награжден медалью «За отвагу» и орденом Мужества, а впоследствии ему было присвоено звание Герой России. За что? Для нашего разговора это не имеет абсолютно никакого значения. Парень отлично подготовлен как физически, так и психологически, может за себя постоять, в критической ситуации не теряет самообладания. В этом я лично убедился, когда его брал московский РУБОП и во время пребывания в Бутырке. Он годен для разработанной операции, но Стрелок всего лишь человек, а не киношный супермен. Поэтому вы здесь и находитесь, чтобы в нужный момент уравнять шансы. Надеюсь, доходчиво объяснил суть происходящего?
– Вполне, – кивнул лейтенант.
Закончить ужин полковник не успел, со второго этажа раздался звуковой сигнал компьютера, обозначающий получение экстренного сообщения по электронной почте, Поспешно покинув стол, Владимир поднялся на второй этаж и сел перед включенным ноутбуком.
На экран монитора была выведена самая обычная фраза, только в конце предложения вместо точки стояла миниатюрная звездочка.
Выделив звездочку, полковник набрал на клавиатуре необходимую программу. В следующую секунду компьютерная программа увеличила звездочку в несколько раз и разбила ее на составные части, затем перемешала и наконец разложила на текстовое сообщение.
«По информации Службы внешней разведки Бабай является одним из инвесторов клиники пластической хирургии в санатории „Пушкинский“.
Необходимо проверить этот вариант на предмет явки или изменения внешности…»
Подписи не было, впрочем, она была не нужна, посторонний в эту программу войти не мог.
– Так, надо операцию немного подкорректиро-вать, – негромко произнес Христофоров.
Курортно-развлекагельный район Ольвию, откуда звонил неизвестный, контролировал Виктор Савченко на случай появления там арабов во главе с Бабаем. Теперь вот санаторий «Пушкинский» появился, убирать Стрелка из Ольвии не хотелось бы, вдруг все-таки там вынырнет дичь. Кого же направить в санаторий?
Размышления оборвал зазвонивший мобильный телефон, на который был «ориентирован» Савченко.
– Слушаю, – коротко произнес Христофоров и тут же воскликнул, потеряв самообладание: – Что? – Несколько секундой переваривал услышанное, потом заговорил: – Вам удалось чисто оторваться? Так, хорошо. Сидите на «точке» безвылазно до завтрашнего утра. Отключив телефон, полковник зло выругался. После произошедшего не могло быть и речи о дальнейшем пребывании Савченко в Ольвии.
Владимир быстро набрал номер Лялькина, который жил в частной гостинице в центре города.
– Кирилл, это я. Слушай внимательно и ничего не перепутай. Завтра с утра поедешь в санаторий «Пушкинский», купишь две путевки. На какие фамилии? Ну, а какие у нас есть документы? Вот и покупай. Что?.. Да, связник задействуется в игру. Понял? Действуй.
Отключив телефон, Владимир Христофоров тяжело вздохнул и потянулся за сигаретами. Сколько он служил в госбезопасности, столько же убеждался, что, как бы хорошо и досконально ни расписывалась операция, затем появлялось множество изменений. Иногда от первоначального плана операции оставалось только название.
* * *
– Скучно, – проговорил Рыжебородый Ахмат, обращаясь к переводчику. – Может, пойдем в ресторан, поедим, отдохнем?
Действительно, «отдохнуть» арабские наемники могли только за пределами санатория. Абдулл Камаль ни на секунду не забывал, где он находится. Для того чтобы сохранить пребывание арабов в тайне, эмир запретил боевикам не только свободное перемещение без нужды по санаторию, но даже и разговоры вне бокса X, поэтому им приходилось изображать из себя глухонемых. Зато за пределами санатория можно было расслабиться.
– Хорошо, – согласился Магомед Хусейнов после недолгого раздумья, отметив про себя, что из отряда, прибывшего сюда количеством в сорок голов, только небольшая часть находилась в санатории. Остальные скрывались где-то в другом месте, о котором переводчик не знал. Впрочем, рядовые боевики нисколько не интересовали Хусейнова, его занимал лишь Абдулл Камаль. После объявления смертного диагноза он внешне смирился и даже своему первому помощнику Рыжебородому ничего не сказал. Но в глазах обреченного Магомед видел озлобленный, сумасшедший блеск.
С того момента, когда Магомед перевел арабу не оставляющие никакого шанса на жизнь слова диагноза, переводчик постоянно размышлял, как бы остановить этого недобитого, но весьма опасного зверя. Но пока ничего не получалось, при эмире всегда находилось три-четыре вооруженных боевика.
Уже смеркалось, когда из-за глухой ограды санатория вывалилась ярко разодетая толпа смуглых мужчин. Здесь их ожидали вызванные по телефону две «Волги»-такси.
– В Ольвию, – произнес переводчик, усаживаясь рядом с водителем головной машины.
* * *
Проститутке было не больше четырнадцати: худая, с не совсем сформировавшимися бедрами и небольшой грудью. Такой еще в школе учиться, заполнять с подругами «откровенники» и втайне мечтать о принце на белом «Мерседесе», а она, закинув за голову руки, вовсю скакала на животе развалившегося «командировочного».
Несмотря на юный возраст, путана была весьма опытной в платном мастерстве любовных утех. Московский гость, неистово тиская щупленькие бедра или пропуская меж пальцев упругую мякоть грудей, закатывал глаза и утробно рычал.
Совершенно голый (не считая гипса на руке), Уж сидел на столе, наблюдая за картиной интенсивного совокупления, прихлебывал прямо из горлышка темное пиво «Золотистое» местного разлива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50