Положительные эмоции сайт Водолей
Труднее было разобраться, как пустить в оборот фальшивые доллары, пусть и высокого качества. Но информация по теневому рынку спроса в конце концов дала ответ и на эту задачу.
Часть долларов Фарид решил заплатить за реактивные снаряды, остальные сбагрить таджикам, которые привезли большую партию наркотиков и теперь хотели по-быстрому сдать ее оптом. После этого героин так же оптом отдать нигерийцам в обмен на африканские алмазы, которые после огранки станут в несколько раз дороже. Проведя все эти операции через посредников, Фарид практически не рисковал быть разоблаченным, а ограненные камни станут лучшим вложением капитала, надежнее, чем всякие там доллары и евро.
Закончив составлять очередной пасьянс, Шарипов облегченно вздохнул, но его проблемы на сегодня еще не закончились. В кабинет, как всегда бесшумно, вошел Хлюст.
– Ну, какие новости? – спросил Фарид, не отрываясь от экрана.
– Уж из больнички передал привет. Просит, чтобы побыстрее его оттуда вытащили на свободу. – Голос Хлюста звучал необычно приглушенно.
– Да пошел он в жопу, урод! – презрительно выругался авторитет. – Ему поручили дело, он его провалил. Значит, нет никакого договора. Пусть готовится играть на зоне в блатную игру «петушиное очко». Все, эту тему закрыли, и больше о нем не вспоминай.
– Не все так просто, – еще глуше проговорил Хлюст.
– Что значит «не просто»?
– Уж пообещал, если его не вытянем, он передаст твою маляву Голгофе. Ему все равно терять нечего.
– Голгофе? – По лицу Шарипова пробежала тень испуга. Он прекрасно понял, на что намекнул Уж. За общение с «шерстяным» полагалось самое серьезное наказание. А Голгофа из той породы законников, что достанет даже из тюрьмы. Фарид внимательно посмотрел на своего помощника и, обращаясь в никуда, спросил: – Может, заказать его в тюрьме?
– Кого? Голгофу? – Хлюст поперхнулся собственными словами. Это была даже не крамола, это было безумие.
– При чем здесь Голгофа? – удивился Фарид. – Я имел в виду Ужа.
– Не думаю, что это даст необходимый результат. Скорее всего маляву он уже кому-то передал, предупредив, чтоб ее вручили законнику, если с ним произойдет что-то нехорошее.
– Считаешь, его надо вытаскивать?
Несколько секунд Хлюст молчал, потом не спеша заговорил:
– Думаю, да. Уж гоним не только законом, но и другими урками, которых козлил в пресс-хате. Ему этого никто и никогда не простит. Он на всю жизнь обречен быть изгоем. Мы его можем использовать, как нам заблагорассудится, и Уж будет счастлив выполнять самую грязную и непотребную «работу» за жилье и пищу. В конце концов, мы всегда его сможем убрать, списать на свалку, как отслуживший хлам.
– А малява? – не удержался от вопроса авторитет, в этом клочке бумажки была его жизнь.
– Что малява? – пожал плечами помощник. – Ходжа Насреддин, взявшись за пятнадцать лет обучить человеческой речи осла падишаха, говорил: «Пятнадцать лет большой срок, за это время может умереть осел, падишах или я». Так и с этой малявой. Кто через год вспомнит Ужа, а через несколько лет… К тому времени бумажка может истлеть, хранитель может о ней забыть или сам умереть. Да и Голгофа в преклонном возрасте.
– Хорошо, убедил, – кивнул головой Фарид. – Вытягивай его и где-то спрячь, пусть зализывает раны. Может, действительно на что-то сгодится.
– Сделаем в лучшем виде, – пообещал Хлюст, хотя на самом деле он начал действовать еще вчера вечером, когда получил весточку от Ужа. Но об этом он не обмолвился, зачем Шаху знать, что кто-то принимает за него решения.
Когда помощник вышел, авторитет выключил компьютер и со злостью ударил кулаком по столу. Не любил он, когда кто-то пытался держать его за кадык. Это плохой пример для других.
* * *
Небольшое кафе-кондитерская «Карина» расположилось в подвале дома дореволюционной постройки. Тихое семейное заведение, сюда в основном приходили родители с малолетними детьми, молоденькие девушки, сладкоежки и влюбленные пары. Здесь всегда было тихо и звучала легкая музыка.
Вошедший посетитель мало походил на завсегдатая кафе. Невысокий коренастый мужчина средних лет с невыразительным, как бы стертым лицом. Одет он был в потертый джинсовый костюм и застиранную до белизны майку. На плече болталась видавшая виды спортивная сумка.
Выбрав себе столик так, чтобы видеть одновременно и вход, и барную стойку, мужчина сел, положив сумку возле своих ног. К нему тут же подошла пышнотелая официантка в белоснежном кружевном переднике и с такой же белоснежной наколкой на русых волосах.
Женщина поставила перед посетителем керамическую пепельницу и, вытащив из небольшого кармашка блокнот, приготовилась записывать.
– Большую чашку натурального кофе без сахара и два сливочных эклера.
Официантка удалилась, чтобы через несколько минут вернуться с заказом.
Потребовалось около десяти минут, чтобы покончить с кофе и эклерами. Мужчина уже вытирал губы салфеткой, когда в кафе вошли трое омоновцев. Один, двухметровый детина, вооруженный автоматом, остался в дверях, двое других направились к посетителю.
Милиционеры двигались грамотно, друг за другом. Замыкающим шел старший сержант, держась поодаль с расстегнутой кобурой, он страховал впереди идущего лейтенанта.
– Добрый день, – поздоровался офицер, когда милиционеры приблизились к столику мужчины. – Проверка документов.
Посетитель не особо удивился. Вытащив из нагрудного кармана джинсовой куртки потертый паспорт советского образца, протянул его лейтенанту.
Паспорт оказался плохо сделанной липой, которую мог распознать даже полуслепой старец. Из-за барной стойки за действиями милиционеров наблюдали официантка и бармен. Ни им, ни милиции, приехавшей по телефонному звонку, не могло даже в голову прийти, что сидящий перед ними человек был офицером ФСБ и, кроме воинского звания, имел еще звание доктора медицинских наук. Он защитил диссертацию на тему «Парапсихология в оперативной работе». Кроме того, написал с десяток научных работ закрытого характера и руководил не менее закрытой лабораторией в Новосибирском академгородке, откуда его срочно доставили самолетом в Москву. Весь спектакль, разыгрывавшийся сейчас, имел одну цель – «официальное» проникновение в Бутырскую тюрьму. На время операции агент получил оперативный псевдоним – Атлант.
– Так, а что у вас в сумке? – спросил лейтенант, держа в руках документ.
– Это что, обыск? – в свою очередь поинтересовался Атлант. Слишком гладкая сдача властям могла вызвать определенные подозрения.
– Да боже упаси, – улыбнулся лейтенант. – Так, приступ хронического любопытства. Как говорится, любопытство – не порок… Не покажете, что в сумочке, чтобы удовлетворить мою маленькую слабость?
– Потакать слабостям – верный путь к развитию мании, – с укоризной произнес посетитель, потом легко подхватил спортивную сумку, успев заметить, как напряглись омоновцы. Противно взвизгнула расстегнувшаяся змейка-«молния»; распахнув сумку, он сказал: – Смотрите.
На дне сумки лежал громоздкий «АК-47» с отпиленным прикладом и двумя металлическими магазинами, перетянутыми синей изолентой.
– Ого! – не удержавшись, присвистнул лейтенант. Взяв оружие за ствол, он извлек его, пытаясь разглядеть номер. Номер не был сточен, он просто отсутствовал, о таких образцах молодому офицеру и слышать не приходилось. Он понятия не имел, что держит в руках один из образцов экспортного оружия, в свое время щедро рассылаемого недоразвитым братьям по социалистическому лагерю. – Ваша машинка? – поинтересовался милиционер, обращаясь к Атланту.
– Ни в коем разе, – открестился от оружия контрразведчик. – Нашел, хотел сдать в милицию, но по дороге проголодался и зашел в кафе. – Он кивнул на стол с пустой посудой.
– Очень хорошо, – улыбнулся лейтенант, укладывая автомат обратно в сумку. – Раз уж мы здесь, то и подвезем вас в отделение. – Сунув в нагрудный карман своего камуфляжа паспорт, он сказал: – Прошу.
– Действительно, ехать – не идти, – согласился с милиционером Атлант.
Отодвинув стул, он начал подниматься, и в этот момент на запястье правой руки лейтенант накинул браслет наручников и, тут же вывернув левую руку, надел второй браслет.
– А этот так, на всякий случай. Сами знаете, случаи всякие бывают.
* * *
Металлическая дверь с привычным скрежетом распахнулась, и в проеме появилась рыжая морда прапорщика-надзирателя.
– Брагин, на прогулку выходи.
Виктор слез с нар, сунул ноги в стоптанные кроссовки. С тех пор, как он побывал в пресс-хате, отношение к нему изменилось. Зэки, с которыми его время от времени выводили на прогулки, агрессивности не проявляли, некоторые старались его не замечать, другие нет-нет да подмигивали ободряюще. Что это означало, Виктор мог только догадываться.
После разговора с полковником Христофоровым он был уверен: Служба внешней разведки повлияла на эту ситуацию. Спецслужбы имели огромные возможности и влияние во всех сферах жизни. Наверняка они могли повлиять и на внутренний мир тюрьмы, где были свои руководители, а потому… «Тут как ни вертись, а выход один, надо договариваться с Мефистофелем», – так про себя окрестил Виктор разведчика.
Виктор прекрасно понимал, что его освобождают из тюрьмы не из человеколюбия или там еще каких-то гуманистических соображений. Спецслужбе нужен толковый, обученный и, главное, совершенно «левый» исполнитель. Вот он и есть этот самый исполнитель, бывший снайпер разведгруппы морской пехоты. Человек, который прошел огонь, воду и медные трубы, остался жив и даже не утратил здоровья, оставаясь годным к дальнейшему использованию.
Виктор осознавал, что его жизнь будет представлять ценность до тех пор, пока он будет нужен. После выполнения намеченной акции ценность его жизни становится на порядок ниже. А если на след выходит противная сторона, то живой исполнитель и вовсе считается нонсенсом.
«Моя жизнь ничего не стоит, – отметил про себя Савченко, медленно двигаясь по тюремному коридору, заложив руки за спину. – Она перестала чего-либо стоить уже тогда, когда я согласился с ребятами на предложение Зуба ограбить инкассаторский броневик. Как там у О'Генри: „Главное не то, какие дороги мы выбираем, а то, что внутри нас заставляет выбирать эти дороги“. Действительно, не будь той роковой встречи, наверняка была бы жива вся наша гоп-ком-пания. Может, и я не попал бы воевать в Чечню. И… впрочем, к чему запоздалые сожаления. Действительность такова, какова она есть, и из этого надо исходить».
Небольшая площадка внутри тюремного двора представляла собой правильной формы квадрат с шершавыми бетонными стенами, тянущимися на семь метров в высоту. Наверху была сваренная из толстых стальных прутьев решетка. Небо отсюда действительно виделось в клетку. По периметру стен важно, как сытый голубь, ходил надзиратель, обязанный бдительно следить, чтобы во время прогулки заключенные между собой не разговаривали или, еще хуже, не устроили драку.
Контролер небрежно втолкнул Виктора на площадку для прогулок и тут же запер дверь. На появление нового арестанта никто не обратил внимания. На площадке находилось около десятка человек, большинство не спеша двигалось по воображаемому кругу, несколько человек стояли в центре, о чем-то весело переговариваясь, и всего один стоял в стороне. Сложив по-наполеоновски руки и опершись на стену, он смотрел сквозь новоприбывшего. Не осознавая, что происходит, Виктор направился к этому человеку с невыразительным, будто стертым лицом.
– Ну, что вы надумали, молодой человек? – спросил незнакомец, когда Виктор подошел почти вплотную к нему. Вопрос был абсолютно безликий, но Савченко понял, что это тот самый связной, о котором говорил Владимир Христофоров.
– Я согласен, – безучастно произнес Виктор, удивляясь собственному голосу. Он звучал неестественно, как у робота или зомби.
– Отлично, – улыбнулся незнакомец, искривив лишь уголки губ.
– Что мне надо делать?
– На начальном этапе ничего. Плывите по течению, а все остальное сделают за вас.
Через полчаса прогулка была закончена, и всех заключенных развели по камерам. Еще через два часа в камере снова появился рыжий мордатый прапорщик и гаркнул:
– Брагин, на выход!
– Что еще не слава богу? – поинтересовался заключенный.
– Переводят в другую камеру, – последовал вполне вразумительный ответ. – Здесь будут проводить дезинфекцию, паразитов травить.
Снова до бесконечности длинный тюремный коридор, и опять за спиной громыхающие шаги прапорщика-контролера. Они спустились на первый этаж.
– Налево, – скомандовал рыжий надзиратель.
Виктор развернулся и увидел глухую громоздкую, из толстой листовой стали дверь с телекамерой, установленной над входом.
«Коридор смерти», —догадался Савченко, он уже был наслышан об этом особом блоке. Когда-то там содержались приговоренные к исключительной мере наказания. Говорят, даже одно время приговор там же и приводился в исполнение. Теперь там содержались осужденные на пожизненное заключение до отправки на остров Огненный, где спецтюрьма станет их последним домом-могилой.
– Лицом к стене! – гаркнул прямо на ухо рыжий вертухай.
Виктор выполнил команду, через несколько секунд громко щелкнул автоматический замок. Внутри оказалось еще двое надзирателей, у которых вместо резиновых дубинок были мощные электрошокеры. Служба в блоке, где сидят те, кому нечего терять, требует особой системы безопасности, которой контролеры не смеют пренебрегать.
– Продолжать движение, – последовала новая команда.
Виктор, прежде чем сдвинуться с места, выдохнул через ноздри воздух и, повернувшись, вступил на порог «коридора смерти». .
Через минуту он вошел в небольшую камеру, где на него настороженно уставились две пары глаз.
* * *
Как обычно, Киевский вокзал представлял собой растревоженный муравейник. Толпы людей с сумками, тележками, чемоданами бодро неслись во всех направлениях. Кто-то приехал, кто-то уехал, толпы спешащих на пригородные электрички только добавляли общей сумятицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Часть долларов Фарид решил заплатить за реактивные снаряды, остальные сбагрить таджикам, которые привезли большую партию наркотиков и теперь хотели по-быстрому сдать ее оптом. После этого героин так же оптом отдать нигерийцам в обмен на африканские алмазы, которые после огранки станут в несколько раз дороже. Проведя все эти операции через посредников, Фарид практически не рисковал быть разоблаченным, а ограненные камни станут лучшим вложением капитала, надежнее, чем всякие там доллары и евро.
Закончив составлять очередной пасьянс, Шарипов облегченно вздохнул, но его проблемы на сегодня еще не закончились. В кабинет, как всегда бесшумно, вошел Хлюст.
– Ну, какие новости? – спросил Фарид, не отрываясь от экрана.
– Уж из больнички передал привет. Просит, чтобы побыстрее его оттуда вытащили на свободу. – Голос Хлюста звучал необычно приглушенно.
– Да пошел он в жопу, урод! – презрительно выругался авторитет. – Ему поручили дело, он его провалил. Значит, нет никакого договора. Пусть готовится играть на зоне в блатную игру «петушиное очко». Все, эту тему закрыли, и больше о нем не вспоминай.
– Не все так просто, – еще глуше проговорил Хлюст.
– Что значит «не просто»?
– Уж пообещал, если его не вытянем, он передаст твою маляву Голгофе. Ему все равно терять нечего.
– Голгофе? – По лицу Шарипова пробежала тень испуга. Он прекрасно понял, на что намекнул Уж. За общение с «шерстяным» полагалось самое серьезное наказание. А Голгофа из той породы законников, что достанет даже из тюрьмы. Фарид внимательно посмотрел на своего помощника и, обращаясь в никуда, спросил: – Может, заказать его в тюрьме?
– Кого? Голгофу? – Хлюст поперхнулся собственными словами. Это была даже не крамола, это было безумие.
– При чем здесь Голгофа? – удивился Фарид. – Я имел в виду Ужа.
– Не думаю, что это даст необходимый результат. Скорее всего маляву он уже кому-то передал, предупредив, чтоб ее вручили законнику, если с ним произойдет что-то нехорошее.
– Считаешь, его надо вытаскивать?
Несколько секунд Хлюст молчал, потом не спеша заговорил:
– Думаю, да. Уж гоним не только законом, но и другими урками, которых козлил в пресс-хате. Ему этого никто и никогда не простит. Он на всю жизнь обречен быть изгоем. Мы его можем использовать, как нам заблагорассудится, и Уж будет счастлив выполнять самую грязную и непотребную «работу» за жилье и пищу. В конце концов, мы всегда его сможем убрать, списать на свалку, как отслуживший хлам.
– А малява? – не удержался от вопроса авторитет, в этом клочке бумажки была его жизнь.
– Что малява? – пожал плечами помощник. – Ходжа Насреддин, взявшись за пятнадцать лет обучить человеческой речи осла падишаха, говорил: «Пятнадцать лет большой срок, за это время может умереть осел, падишах или я». Так и с этой малявой. Кто через год вспомнит Ужа, а через несколько лет… К тому времени бумажка может истлеть, хранитель может о ней забыть или сам умереть. Да и Голгофа в преклонном возрасте.
– Хорошо, убедил, – кивнул головой Фарид. – Вытягивай его и где-то спрячь, пусть зализывает раны. Может, действительно на что-то сгодится.
– Сделаем в лучшем виде, – пообещал Хлюст, хотя на самом деле он начал действовать еще вчера вечером, когда получил весточку от Ужа. Но об этом он не обмолвился, зачем Шаху знать, что кто-то принимает за него решения.
Когда помощник вышел, авторитет выключил компьютер и со злостью ударил кулаком по столу. Не любил он, когда кто-то пытался держать его за кадык. Это плохой пример для других.
* * *
Небольшое кафе-кондитерская «Карина» расположилось в подвале дома дореволюционной постройки. Тихое семейное заведение, сюда в основном приходили родители с малолетними детьми, молоденькие девушки, сладкоежки и влюбленные пары. Здесь всегда было тихо и звучала легкая музыка.
Вошедший посетитель мало походил на завсегдатая кафе. Невысокий коренастый мужчина средних лет с невыразительным, как бы стертым лицом. Одет он был в потертый джинсовый костюм и застиранную до белизны майку. На плече болталась видавшая виды спортивная сумка.
Выбрав себе столик так, чтобы видеть одновременно и вход, и барную стойку, мужчина сел, положив сумку возле своих ног. К нему тут же подошла пышнотелая официантка в белоснежном кружевном переднике и с такой же белоснежной наколкой на русых волосах.
Женщина поставила перед посетителем керамическую пепельницу и, вытащив из небольшого кармашка блокнот, приготовилась записывать.
– Большую чашку натурального кофе без сахара и два сливочных эклера.
Официантка удалилась, чтобы через несколько минут вернуться с заказом.
Потребовалось около десяти минут, чтобы покончить с кофе и эклерами. Мужчина уже вытирал губы салфеткой, когда в кафе вошли трое омоновцев. Один, двухметровый детина, вооруженный автоматом, остался в дверях, двое других направились к посетителю.
Милиционеры двигались грамотно, друг за другом. Замыкающим шел старший сержант, держась поодаль с расстегнутой кобурой, он страховал впереди идущего лейтенанта.
– Добрый день, – поздоровался офицер, когда милиционеры приблизились к столику мужчины. – Проверка документов.
Посетитель не особо удивился. Вытащив из нагрудного кармана джинсовой куртки потертый паспорт советского образца, протянул его лейтенанту.
Паспорт оказался плохо сделанной липой, которую мог распознать даже полуслепой старец. Из-за барной стойки за действиями милиционеров наблюдали официантка и бармен. Ни им, ни милиции, приехавшей по телефонному звонку, не могло даже в голову прийти, что сидящий перед ними человек был офицером ФСБ и, кроме воинского звания, имел еще звание доктора медицинских наук. Он защитил диссертацию на тему «Парапсихология в оперативной работе». Кроме того, написал с десяток научных работ закрытого характера и руководил не менее закрытой лабораторией в Новосибирском академгородке, откуда его срочно доставили самолетом в Москву. Весь спектакль, разыгрывавшийся сейчас, имел одну цель – «официальное» проникновение в Бутырскую тюрьму. На время операции агент получил оперативный псевдоним – Атлант.
– Так, а что у вас в сумке? – спросил лейтенант, держа в руках документ.
– Это что, обыск? – в свою очередь поинтересовался Атлант. Слишком гладкая сдача властям могла вызвать определенные подозрения.
– Да боже упаси, – улыбнулся лейтенант. – Так, приступ хронического любопытства. Как говорится, любопытство – не порок… Не покажете, что в сумочке, чтобы удовлетворить мою маленькую слабость?
– Потакать слабостям – верный путь к развитию мании, – с укоризной произнес посетитель, потом легко подхватил спортивную сумку, успев заметить, как напряглись омоновцы. Противно взвизгнула расстегнувшаяся змейка-«молния»; распахнув сумку, он сказал: – Смотрите.
На дне сумки лежал громоздкий «АК-47» с отпиленным прикладом и двумя металлическими магазинами, перетянутыми синей изолентой.
– Ого! – не удержавшись, присвистнул лейтенант. Взяв оружие за ствол, он извлек его, пытаясь разглядеть номер. Номер не был сточен, он просто отсутствовал, о таких образцах молодому офицеру и слышать не приходилось. Он понятия не имел, что держит в руках один из образцов экспортного оружия, в свое время щедро рассылаемого недоразвитым братьям по социалистическому лагерю. – Ваша машинка? – поинтересовался милиционер, обращаясь к Атланту.
– Ни в коем разе, – открестился от оружия контрразведчик. – Нашел, хотел сдать в милицию, но по дороге проголодался и зашел в кафе. – Он кивнул на стол с пустой посудой.
– Очень хорошо, – улыбнулся лейтенант, укладывая автомат обратно в сумку. – Раз уж мы здесь, то и подвезем вас в отделение. – Сунув в нагрудный карман своего камуфляжа паспорт, он сказал: – Прошу.
– Действительно, ехать – не идти, – согласился с милиционером Атлант.
Отодвинув стул, он начал подниматься, и в этот момент на запястье правой руки лейтенант накинул браслет наручников и, тут же вывернув левую руку, надел второй браслет.
– А этот так, на всякий случай. Сами знаете, случаи всякие бывают.
* * *
Металлическая дверь с привычным скрежетом распахнулась, и в проеме появилась рыжая морда прапорщика-надзирателя.
– Брагин, на прогулку выходи.
Виктор слез с нар, сунул ноги в стоптанные кроссовки. С тех пор, как он побывал в пресс-хате, отношение к нему изменилось. Зэки, с которыми его время от времени выводили на прогулки, агрессивности не проявляли, некоторые старались его не замечать, другие нет-нет да подмигивали ободряюще. Что это означало, Виктор мог только догадываться.
После разговора с полковником Христофоровым он был уверен: Служба внешней разведки повлияла на эту ситуацию. Спецслужбы имели огромные возможности и влияние во всех сферах жизни. Наверняка они могли повлиять и на внутренний мир тюрьмы, где были свои руководители, а потому… «Тут как ни вертись, а выход один, надо договариваться с Мефистофелем», – так про себя окрестил Виктор разведчика.
Виктор прекрасно понимал, что его освобождают из тюрьмы не из человеколюбия или там еще каких-то гуманистических соображений. Спецслужбе нужен толковый, обученный и, главное, совершенно «левый» исполнитель. Вот он и есть этот самый исполнитель, бывший снайпер разведгруппы морской пехоты. Человек, который прошел огонь, воду и медные трубы, остался жив и даже не утратил здоровья, оставаясь годным к дальнейшему использованию.
Виктор осознавал, что его жизнь будет представлять ценность до тех пор, пока он будет нужен. После выполнения намеченной акции ценность его жизни становится на порядок ниже. А если на след выходит противная сторона, то живой исполнитель и вовсе считается нонсенсом.
«Моя жизнь ничего не стоит, – отметил про себя Савченко, медленно двигаясь по тюремному коридору, заложив руки за спину. – Она перестала чего-либо стоить уже тогда, когда я согласился с ребятами на предложение Зуба ограбить инкассаторский броневик. Как там у О'Генри: „Главное не то, какие дороги мы выбираем, а то, что внутри нас заставляет выбирать эти дороги“. Действительно, не будь той роковой встречи, наверняка была бы жива вся наша гоп-ком-пания. Может, и я не попал бы воевать в Чечню. И… впрочем, к чему запоздалые сожаления. Действительность такова, какова она есть, и из этого надо исходить».
Небольшая площадка внутри тюремного двора представляла собой правильной формы квадрат с шершавыми бетонными стенами, тянущимися на семь метров в высоту. Наверху была сваренная из толстых стальных прутьев решетка. Небо отсюда действительно виделось в клетку. По периметру стен важно, как сытый голубь, ходил надзиратель, обязанный бдительно следить, чтобы во время прогулки заключенные между собой не разговаривали или, еще хуже, не устроили драку.
Контролер небрежно втолкнул Виктора на площадку для прогулок и тут же запер дверь. На появление нового арестанта никто не обратил внимания. На площадке находилось около десятка человек, большинство не спеша двигалось по воображаемому кругу, несколько человек стояли в центре, о чем-то весело переговариваясь, и всего один стоял в стороне. Сложив по-наполеоновски руки и опершись на стену, он смотрел сквозь новоприбывшего. Не осознавая, что происходит, Виктор направился к этому человеку с невыразительным, будто стертым лицом.
– Ну, что вы надумали, молодой человек? – спросил незнакомец, когда Виктор подошел почти вплотную к нему. Вопрос был абсолютно безликий, но Савченко понял, что это тот самый связной, о котором говорил Владимир Христофоров.
– Я согласен, – безучастно произнес Виктор, удивляясь собственному голосу. Он звучал неестественно, как у робота или зомби.
– Отлично, – улыбнулся незнакомец, искривив лишь уголки губ.
– Что мне надо делать?
– На начальном этапе ничего. Плывите по течению, а все остальное сделают за вас.
Через полчаса прогулка была закончена, и всех заключенных развели по камерам. Еще через два часа в камере снова появился рыжий мордатый прапорщик и гаркнул:
– Брагин, на выход!
– Что еще не слава богу? – поинтересовался заключенный.
– Переводят в другую камеру, – последовал вполне вразумительный ответ. – Здесь будут проводить дезинфекцию, паразитов травить.
Снова до бесконечности длинный тюремный коридор, и опять за спиной громыхающие шаги прапорщика-контролера. Они спустились на первый этаж.
– Налево, – скомандовал рыжий надзиратель.
Виктор развернулся и увидел глухую громоздкую, из толстой листовой стали дверь с телекамерой, установленной над входом.
«Коридор смерти», —догадался Савченко, он уже был наслышан об этом особом блоке. Когда-то там содержались приговоренные к исключительной мере наказания. Говорят, даже одно время приговор там же и приводился в исполнение. Теперь там содержались осужденные на пожизненное заключение до отправки на остров Огненный, где спецтюрьма станет их последним домом-могилой.
– Лицом к стене! – гаркнул прямо на ухо рыжий вертухай.
Виктор выполнил команду, через несколько секунд громко щелкнул автоматический замок. Внутри оказалось еще двое надзирателей, у которых вместо резиновых дубинок были мощные электрошокеры. Служба в блоке, где сидят те, кому нечего терять, требует особой системы безопасности, которой контролеры не смеют пренебрегать.
– Продолжать движение, – последовала новая команда.
Виктор, прежде чем сдвинуться с места, выдохнул через ноздри воздух и, повернувшись, вступил на порог «коридора смерти». .
Через минуту он вошел в небольшую камеру, где на него настороженно уставились две пары глаз.
* * *
Как обычно, Киевский вокзал представлял собой растревоженный муравейник. Толпы людей с сумками, тележками, чемоданами бодро неслись во всех направлениях. Кто-то приехал, кто-то уехал, толпы спешащих на пригородные электрички только добавляли общей сумятицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50