– Когда он... – Она наклонила голову, и упавшие на лоб волосы почти скрыли ее лицо.
...На тебе сейчас это платье, Лаура, желтое платье? Она слышала этот голос, этот непрерывный шепот. Когда она думала о нем, а это было довольно часто, она словно ощущала прикосновение грязных рук. Он знает, как она выглядит и где живет. Он следил за ней, замечал, во что она одета. Это было похоже на кражу: ее обшарили, как какой-нибудь буфет. Он знает, как ее зовут, и это хуже всего.
– Ты что-то хотела сказать, – напомнил Дикон.
Она передумала и решила спросить о другом.
– Зачем он сделал это – выследил меня, позвонил мне? Как ты думаешь?
– Ради ощущения власти над другим человеком, скорее всего. Это ужасно, но еще ни о чем не говорит. Он не убивает мужчин, только женщин – пока что это так. Подумай сама: другие женщины были замужем. Так случилось, что ты жила в одной квартире с Кэйт. Он был у тебя в квартире, значит, имел доступ к тебе. Я имею в виду, – поспешил добавить Дикон, – номер телефона и адрес. У него была возможность порыться в твоих вещах. Я знаю, что эта мысль не из приятных, но, возможно, он смог описать тебя – одежду и все прочее – благодаря тому, что был там. Ты держишь в квартире свою фотографию?
Лаура кивнула.
– Он мог и не следить за тобой. Так обычно делают мошенники. Кто-то говорит, что следил за тобой и что на тебе было желтое платье. Если у тебя есть желтое платье и ты недавно надевала его, ты готова поверить ему. Не думаю, что этот маньяк испытал бы острые ощущения, звоня мужу Коклан или Мередит. – Дикон резко оборвал себя. – Хотя если бы позвонил, шума было бы выше крыши, особенно от лорда Коклан.
– Похоже, что полиция упорно закрывает глаза на все это? – Лаура поспешила сменить тему разговора.
– Возможно, – согласился Дикон, потом добавил: – Ты права, это так и есть. – Он заметил, что ее голос стал ломаться, как у больного, не желающего знать о симптомах болезни. Он подошел и мягко положил руки ей на голову, не решаясь сделать больше – объятия бы переполнили ее.
– О чем ты думаешь? – смысл ее вопроса был очевиден.
– Я буду с тобой, – ответил Дикон. Это было не то, что он хотел сказать, а то, что он чувствовал. Слова получили силу объятия, и Лаура заплакала.
По иронии судьбы ему выпало утешать ее именно так и именно в этот вечер. Спустя некоторое время ему пришлось сказать:
– Ты можешь побыть с кем-нибудь? Мне надо отлучиться.
Она вопросительно посмотрела на него.
– У меня встреча с человеком, на которого работает Вив.
– Со мной будет все в порядке. Если мне станет плохо, я поеду к друзьям. Где ты встречаешься с ним?
Открыв конверт, он ожидал, что она рассмеется, и оказался прав. Он тоже расхохотался, когда внутри пустого на вид конверта обнаружил билет. Жизнь полна сюрпризов.
– В Королевской опере, – сказал он.
Глава 23
Смеркалось. На городской стене были выставлены отрубленные головы с выпученными глазами и оскаленными в предсмертной усмешке зубами. Скоро будет казнен еще один человек – принц Персии, он тоже не отгадал три загадки принцессы Турандот. Благодаря этому она снова избежала свадьбы и очередному претенденту теперь грозит плаха.
Новый претендент, таинственный принц-инкогнито, взглянул на принцессу Турандот и влюбился с первого взгляда. Он принял ее вызов.
* * *
Дикон сидел на одном из лучших мест в театре – в первом ряду партера. Ещё до начала спектакля он исподтишка огляделся, но не заметил никого похожего на того человека, которого ждал. Слева, справа и сзади его окружали скучающие чиновники с женами, получившие билеты от компаний, которые были заинтересованы в их лояльности или в их деньгах. А может быть, во всем сразу.
После окончания первого акта, когда зажегся свет, Дикон снова огляделся, особенно внимательно присматриваясь к ложам по бокам сцены. Снова никого. Некоторые ложи были пусты, или зрители, сидящие в них, не были видны в глубине.
В буфете Дикон пробился сквозь толпу и купил себе стакан «Перрье», а потом прошел на балкон, выходящий на Боу-стрит. Не все бывает так просто. Он ждал, но никто к нему не подходил.
* * *
Принц по имени Калаф разгадал все три загадки. Принцесса томилась в тоске. Она мстила мужчинам за прапрабабушку, над честью которой надругались захватчики-варвары. Было довольно трудно поверить в такой исток ненависти Турандот к мужчинам: прапрабабушка жила довольно давно, однако на этом строился весь сюжет оперы. Какая-нибудь более приземленная причина показалась бы правдоподобней – например, отец, любивший дочь больше, чем допускается пределами разумного; но пьеса настаивала на древней вражде.
Турандот была дочерью китайского императора, и теперь, когда принц отгадал загадки, честь обязывала ее сдержать свое обещание и выйти за него замуж. А принц, хотя и был влюблен в нее, не желал воспользоваться своим преимуществом. Может быть, это был прирожденный игрок. Так или иначе, принц сказал Турандот, что если она узнает до утра его имя, то он освободит ее от данного ему обещания. Теперь уж она ломает голову над загадкой. В жизни все вращается по кругу. Через ряд от Дикона похрапывал седовласый человек с двойным подбородком, одетый в смокинг.
* * *
На сей раз, когда послушные женам чиновники увели их в буфет, Дикон остался в зале. Спящий толстяк чихнул и проснулся, разбуженный светом.
В одной из лож встал мужчина в темном костюме. Он оперся рукой о спинку стула и посмотрел прямо на Дикона. Зал пустел. Вентиляция оставляла желать лучшего, люди упарились и хотели пить. Дикон в свою очередь посмотрел на мужчину. В другой руке тот держал программку. Он слегка взмахнул ею, словно приглашая его подойти.
Дикон отсчитал номер ложи и прошел в нее через коридор мимо длинного ряда дверей. Кроме позвавшего его мужчины, там никого не было, но только одно кресло оставалось пустым. На двух остальных стояли еда, фужеры, бутылка «Дом Периньона» в ведерке со льдом.
– Эти бутерброды с копченой рыбой. Хотите шампанского?
– Я не пью. – Дикон сел в пустое кресло.
Человек с бутылкой в руках поднял брови и удивленно взглянул на Дикона.
– В самом деле? Это не пришло мне в голову. – Он казался смущенным, как гостеприимный хозяин, допустивший бестактность по отношению к гостю.
– Все в порядке. – Дикон взял бутерброд и откусил от него. – Вкусно, – похвалил он.
Человек поднялся и вышел из ложи. Секунд через десять он вернулся, налил себе шампанского и сел.
– Пуччини так и не закончил оперу. Вы знаете об этом?
Дикон покачал головой. Его собеседник и забавлял и раздражал одновременно.
– Он умер от рака горла – умер с незаконченной фактически партитурой в руках. Тосканини подготовил первое посмертное представление, начав с того места, где остановился Пуччини. И уже потом Франко Альфано закончил оперу по наброскам композитора.
Он смотрел не на Дикона, а куда-то вниз, в сторону сцены, закрытой тяжелым занавесом, словно с нетерпением ожидая начала последнего акта.
– С одной стороны, для него это – типичное произведение, а с другой – не совсем, – сказал он. – Как обычно, у Пуччини самое важное – это психология героини. Настоящая цель Калафа – привлечь наше внимание к одиночеству и горечи Турандот, вы согласны? Но все кончается счастливо, не так, как в «Богеме», или в «Тоске», или в «Баттерфляй». Хотя, – прервал он себя, – может быть, я порчу впечатление, рассказывая вам об этом? – Дикон не ответил, и он продолжал: – Многих не волнует Пуччини – the fin de siecleи всякое такое. Конечно, он слушал Стравинского, в его музыке была страстность, искрометность и... болезненный интерес к прошлому. Всегда одно и то же. – В дверь постучали, но он никак не прореагировал. – Вы можете подумать, что здесь я буду особенно заметен. Черный в опере – да еще в Лондоне! В Америке все не так, там разрыв между культурами не бросается в глаза. – Он помолчал. – Хотелось бы мне знать...
Он подошел к двери, словно надеясь найти там ответ на свой вопрос. За дверью стояло еще одно ведерко со льдом и бутылкой минеральной воды. Он внес его в ложу.
– На самом деле, опера – это самое безопасное место для меня. Что еще – кабак, кондитерская или ресторан быстрого обслуживания? – Он покачал головой. – А-атлична-а, да-а-рагой. – Эту фразу он произнес с подчеркнутым вест-индским акцентом, потом вернулся к прежнему, нейтральному, тону. – Мне становится не по себе в помещении, заполненном белыми либералами. Не все ниггеры носят панамы, не у всех полисменов узкие лбы и широкие ступни. Кроме того, – кивок в сторону сцены, – мне нравится музыка. Я вырос не в Порт-оф-Спейн, а в Челтенхэме. – Он улыбнулся, словно эта мысль впервые пришла ему в голову. После паузы он сказал, мягко и вдумчиво, – теперь это был председатель, ставящий на обсуждение новый вопрос: – Дикон, вы рискуете, так ведь? Ваше дело с Эмброзом очень важно для вас. – Он налил в стакан минеральной воды и подал его Дикону.
Веселость исчезла, раздражение перешло в напряженность. Дикон знал, к чему клонит этот человек, но, если ты проситель, приходится вести себя смирно. – Вы знаете мое имя, но я не знаю ваше.
– Маркус Архангел.
– Это имя?
– Прозвище. Вам этого вполне достаточно. Меня воспитали люди по фамилии Фитч, хотя вам это не очень поможет. Так зачем вы хотели увидеть Эмброза?
– Вы говорите вместо него?
– Да. – Игривость в голосе Архангела исчезла.
– Я хотел бы поговорить с ним лично.
– Это невозможно. Придется говорить со мной. Дикон мысленно подбросил монетку. Выпала решка. Он заподозрил, что у этой монетки решка была с обеих сторон.
– Эмброз недавно – очень недолго – работал на компанию «Спрус». – Помолчав, он добавил: – Это что-то вроде каламбура. – Не очень остроумное добавление, но все же лучше, чем ничего. – Они убирают офисы, когда служащие уходят домой. Они пылесосят, моют полы, вытирают пыль – в том числе и в помещениях банков. Я хотел спросить Эмброза про один банк. Между прочим, я хотел бы узнать, умеет ли он делать еще что-нибудь, кроме чистки сортиров.
– Я понял вас, Дикон... – Архангел налил себе еще шампанского; бутерброды, похоже, ему не нравились. – Что вы знаете о том месте, где вы побывали, – я имею в виду гетто? Вы поняли, что там происходит?
Дикон ждал продолжения. Архангел отпил из фужера и на секунду встретился с Диконом глазами, потом отвел взгляд и снова посмотрел на сцену.
– Страна, где мы живем, Дикон, это рай для коммерсантов. Вы заметили? Бедные беднеют с каждым днем, а богатые становятся все богаче. Различия заметны во всем. Это чревато взрывом. Можно сказать, мы стоим на пороге гражданской войны. Вот это все, – показал он рукой в сторону сцены, – культура, искусство и прочее – кому это нужно? Это же не приносит прибыли! Наших лидеров это не волнует. Вы только посмотрите на нас! Мы ощетинились оружием, посылаем по всему свету войска, лишаем средств медицину и образование, прослушиваем телефоны, вводим в прессе цензуру и презираем тех, кому меньше повезло в жизни. Коммерция, Дикон. Бизнес. Доход. Рыночная экономика. Мы живем в странное время и почитаем, почитаем странных богов. Если где-то и уцелел маленький островок гуманности, то долго он не протянет – вокруг столпились варвары. Где великие идеи нашего времени, Дикон, где шедевры? Я вам это скажу. Теперь шедеврами стали сделки: игра на бирже, слияние фирм, интуитивно угаданная торговля незаконными товарами, скрупулезно просчитанная возможность для удачных инвестиций. Как же нам с этим жить? Как выжить среди мещан и последователей мамоны? – Он улыбнулся и замолчал. – Знаете, как черные называют общество белых? Вавилон. Как выжить в Вавилоне? – Прозвучал первый звонок, и люди начали собираться обратно в зал. – Гетто живет, как гетто, я думаю. Постороннему трудно себе представить, с какой скоростью оно разрастается. Это происходит гораздо быстрее, чем вы думаете, Дикон, гораздо быстрее.
Все зависит от ресурсов, понимаете? Деньги, топливо, люди, профессии... что угодно. Это все источники силы. Гетто – это огромный мотор. Там есть и люди, и профессии, но кроме этого там есть честолюбивая энергия и злость. В первую очередь, злость – необъятное подземное море злости. Но она была направлена не на то. Да и все эти ресурсы использовались не так или не использовались вообще. Они ждут человека, который найдет им применение. Антрепренера.
– И им будете вы? – предположил Дикон.
Архангел улыбнулся.
– Что у меня было для начала? Что мне пришлось преодолеть? Да, нескольким удельным князькам пришлось уйти. Видите ли, раздоры абсолютно непродуктивны. Потом я подчинял себе ресурсы, ревизовал их. Провел акционирование; Надо было просчитать стоимость акций и возможный доход. Часть была совершенно очевидна: наркотики и проституция, заказные убийства и кражи...
Свет в зале погас, и Архангел сразу же замолчал. Поднялся занавес.
* * *
Рабыню Люй привели к Турандот. Вокруг нее столпились императорские палачи. Турандот спросила у нее имя таинственного принца, но Люй любила Калафа и отказалась отвечать. Палачи приносят устройство для пыток. Турандот дает рабыне последний шанс: еще раз она спрашивает, как зовут принца.
Опасаясь, что под пытками она может выдать имя, Люй достает из складок платья нож и убивает себя. Умирая, она предрекает, что Турандот тоже не устоит перед чарами могучей любви.
Так и произошло. Снова встретившись с принцем, Турандот поняла, что безнадежно в него влюблена. Трудно определить тот момент, когда именно чувство одержало верх в ее душе, но без этого драма ничего бы не стоила.
Пришло время, когда Турандот должна или назвать имя принца и довериться судьбе, или признаться, что не сумела узнать его, и согласиться на брак. "Его зовут... – она сделала паузу, – его зовут любовь!" Влюбленные упали в объятия друг друга. Народ Пекина возликовал.
* * *
– Наркотики, проституция, насилие, воровство... – Архангел продолжал, словно и не прерывался.
Они сидели за столиком на двоих в ресторане Королевской оперы – жареная вырезка, снова шампанское и вода «Перрье». Дикон уже освоился с ситуацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48