Сейчас я разукрашу её в похоронные краски…
Ну, нет, ссориться с Пантелеймоновым сейчас не стоит — не та обстановка, не тот «карточный» расклад. Сначала послушаю, что он мне скажет, за какую струну дернет.
Помедлил, успокаиваясь, и решительно вошел в приемную.
— Сердечный привет, Катенька!
Отношения с секретаршей сложились, мягко говоря, совсем не сердечные, она невесть почему не взлюбила меня с первой же встречи. Причина лежит на поверхности — имею судимость, значит, опасный человек, от которого лучше держаться подальше. Подобное примитивное мышление свойственно умственно ограниченным людям. В тюрьмы и на зоны попадают не только преступники, там отсиживают сроки честные, добропорядочные люди, попавшие под карающий меч закона по несчастному стечению обстоятельств. Или по ложному доносу.
Но попробуй втемяшить это в заскорузлые мозги сторонников жесткой руки.
— Здравствуйте, Константин Сергеевич, — сурово продекламировала секретарша, не отрывая взгляда от бумаг. — Вас ожидают.
Возле двери, оббитой черным дермантином я остановился.
— Простите за неслужебный интерес: Ефим Сидорович уже был у Пантелеймонова?
Секретарша не успела распознать ядовитую начинку, на первый взгляд, невинного вопроса — ответила утвердительно: да, был, только-что ушел. Мои предположения оказались правильными: воротный страж — человек генерального директора, «работает» на него и, возможно, по его заданиям.
Странная, необ»яснимая ситуация! Зачем генеральному знать о моем времяпровождении, что ему дают сведения о наших отношениях с главным технологом, как увязать все это с убийством Вартаньяна? И почему в качестве соглядатая избран именно дед Ефим, воротный страж предприятия? Фантастические переплетения явно запутывали уже возникшие у меня правдоподобные версии…
При моем появлении Пантелеймонов не бросился жать руку своему пожарнику-сторожу, не изобразил неземное блаженство по поводу предстоящего общения — поднял голову и показал на стул напротив письменного стола.
Я послушно занял указанное место.
— Пригласил вас, Константин Сергеевич, для того, чтобы узнать о ходе расследования. По моему, имею на это право. На вашем месте не стал бы ожидать приглашения — пришел бы сам.
За внешне пристойными фразами чисто служебного плана прятался обидный намек на получаемую мной незаработанную зарплату плюс некое вознаграждение за следовательские труды. Захотелось бросить камнем в лицо генеральному нечто дерзкое, повернуться и уйти. Пусть даже на биржу труда или дежурным сторожем на автостоянку.Это неразумное желание подпитывалось организованной генеральным слежкой, непонятной и обидной.
Но я уже успел втиснуться в расследование убийства, наработал несколько правдоподобных и откровенно фантастических версий, бросить которые не хватит силы воли. Придется терпеть замаскированное хамство работодателя, изображать подхалимское согласие с его манерами рабовладельца. Вдруг сошлет непослушного раба на галеры либо прикажет выпороть его кнутом…
— Вы настолько заняты более серьезными делами — не хотел мешать… К тому же, пока нет почти никаких успехов — одни предположения, жидкие, как манная кашка, и вязкие, как бетонная смесь…
— Однако с Алферовой вы делитесь и успехами и неудачами, — с ехидцей проговорил Пантелеймонов, глядя на меня немигающим взором удава, который готовится проглотить бедного кролика. — Я не говорю о ваших интимных отношениях — брезгую копаться в грязном белье сотрудников.
Значит, все же нашептал бывший сексот органов. Перемешал отрывочные фразы, которые удалось подслушать, с выдуманными им самим откровениями и преподнес полученный коктейль генаральному. А тот с удовольствием отпил пару глотков отвратительной смеси.
— Вы, как всегда, правы, Вацлав Егорович. Интимные отношения сотрудников Росбетона никого не касаются. Если, конечно, они не снижают производительность труда и не отражаются на качестве выпускаемой предприятием продукции…
Генеральный воспринял довольно острую отповедь совершенно спокойно. По лицу не промелькнула недовольная гримаса, глаза не сощурились с угрозой. Только повел рукой в сторону, будто отстранил пущенную в него стрелу.
— Успокойтесь, речь не о ваших отношениях с главным технологом. Мне интересно знать все ваши выводы и предположения по поводу совершенного в Росбетоне преступления. Повторяю, имею на это некоторое право.
Действительно, имеет. И в качестве руководителя предприятия, и в качестве человека, «заказавшего» мне расследование. Почему-то не хотелось быть откровенным, выкладывать свои предположения, как бы мизерны и слабы они не были. Что это — чутье опытного детектива или боязнь получить неудовлетворительную оценку строгого «педагога»?
Скорей всего, одно и другое вместе взятые.
Я довольно скупо ввел генерального в курс дела. Особый упор на непонятного бетонщика Тимофеича, недавно погибшего под сорвавшейся с крана плитой.
— Думаете, его убрали? — перебил меня Пантелеймонов. — Кто и зачем?
— Кто — пока не знаю, а вот «зачем»…
И я пустился в изложение популярных учебников по криминалистике, припоминая лекции, слышанные в Академии, разбавляя их наработанным опытом сыщика. С совершенно искренним выражением лица такого намолол, что услышь меня коллеги из угрозыска в обморок попадали бы.
— Понятно, — удовлетворенно протянул генеральный, запивая удовлетворение несколькими глотками минералки. — Почему преступники пошли на убийство? Ради мизерной суммы, хранящейся в сейфе Вартаньяна?
Именно это интересует и меня. Конечно же, дело не в деньгах, подозреваю — в содержимом конверта, отвезенного Светкой в Москву. Но это подозрение — зыбко и ненадежно, на нем не выстроить добротной версии.
— Работаю, — без особого энтузиазма оповестил я Пантелеймонова. — Преступления подобного типа в одночасье не раскрываются.
— И все же вы уже имеете какие-нибудь версии? Кроме погибшего рабочего. Уверен, со Светланой Афанасьевной вы более откровенны, почему же лишаете меня такой возможности? Поверьте, мною движет не примитивное любопытство…
Генерального можно понять: главный экономист — не обычный работяга и даже не инженер, в его руках, говоря образно, вожжи управления предприятием. Гибель Вартаньяна может оттолкнуть многих клиентов, переориентировать их на другие аналогичные Росбетону заводы. Сомнения в устойчивости фирмы — первый шаг к её банкротству.
— Простите, Вацлав Егорович, не привык я преждевременно бить в литавры да в барабаны. Наступит время — все скажу, ничего не утаю. Потерпите.
Пришлось генеральному согласиться — не выдавливать же из подчиненного силой желаемые версии и варианты…
Кажется, пришло время переключаться на Москву, попытаться раскрутить дело с таинственным конвертом, ибо в нем таятся ответы на множество недоступных пока мне загадок.
Но как подступиться? Имя владельца абонентского ящичка мне не откроют, вмешивать в это того же Ромина не хочется. Остается полученный от Светки номер телефона, но я твердо уверен — путь тупиковый, сидит на другом конце провода ничего не знающая секретарша, от которой ничего не добиться.
Если мне недоступны официальные пути-дорожки, придется использовать криминальные. В наш век у них — большая свобода действий и больший запас необходимой мне информации. Вдруг в одном из запакованных файлов компьютерной памяти, спрятанных под кодовыми «замками», отыщутся нужные мне сведения. А таких «тайников» — уверен в этом — у криминальных банд и группировок множество. Только как подобраться к ним, просмотреть хотя бы бегло, одним глазом?
Неожиданно вспомнил пожилого, культурного зека, соседа по нарам в следственном изоляторе, напарника в лесопильном цехе на зоне. Имел он на ушах десятку, но отсидел всего три года — наверняка выкупили дружаны, пустив в ход общаг. Найти бы его — считай, полдела сделано. Хитрый мужик, ухватистый, сейчас, на свободе, наверняка ходит в видных авторитетах.
Кликуху напарника я запомнил — Костяк. Высокий, неуклюжий, с умнейшими глазками, спрятанными под лохматыми бровями, высоким чистым лбом мыслителя и распирающими кожу костями, он по праву числился королем зоны.
Как же зовут его «в миру»?
7
Вместе с реформами в нашу жизнь вошли и старые, казалось бы, отжившие понятия, и понятия «новорожденные». Акции, инвестиции, доходы с капитала, курсы валют соседствуют с рэкетом, заказными убийствами, вымогательством. Особое место занимает на первый взгляд непонятное словечко «крыша».
Вряд ли на территории России, и не только одной России, отыщешь предприятие либо фирму без негласной охраны. Хочешь спокойно жить, не подвергая опасности ни капиталов, ни самой жизни — плати взносы неким криминальным бизнесменам, обеспечивающим твою безопасность. Только тогда можно уберечься от взрывов и пожаров, выстрелов из-за угла и невозвратимых потерь продукции и товаров.
Моя милиция меня бережет — отжило, ушло в прошлое вместе со всеми разновидностями социализма. Скорее, наоборот, излишнее внимание со стороны родной милиции немедленно вызывает усиленный нажим преступного мира. А вот «криминальная охрана» оправдывает себя на все сто процентов.
Я был твердо уверен — Росбетон тоже имеет «крышу». Возможно даже, не простую — многослойную. Платил покойный главный экономист энную сумму и спал спокойно… Почему тогда его убили? А разве в наше скорбное время существуют полная гарантия безопасности? Наехали конкуренты, пустив в ход свою «крышу», во время не уплатил «налога» или не согласился с повышенным процентом — вот и поплатился жизнью.
Лично меня «крыша» Росбетона интересует не сама по себе, она — единственная возможность выйти на Костяка, подключить его к расследованию убийства Сурена. Через таинственный конверт. Согласен, замысел тяжеловат и далеко не прост, но попробуйте в сложившейся ситуации придумать иные «шахматные» ходы.
На первых порах предстоит отыскать путь-дорожку к росбетоновской «крыше». Не обращаться же с этим вопросом к генеральному, не под»езжать же к главному бухгалтеру…
А что — идея! Кто-кто, а главбух знает кому и за что переводит деньги, если не переводит — то передает из рук в руки. Сомнительно, чтобы этой передачей занимался сам Пантелеймонов. Не тот уровень Задача генерального директора приказать, нацелить, остальным занимаются исполнители. Тот же главбух, Соломон Моисеевич Вайнштейн, старый хитрый еврей, наряду с Вартаньяном хранитель многих экономических секретов Росбетона.
К нему-то я и решил «под»ехать».
Легче сказать, чем сделать. Ибо начальник пожарно-сторожевой службы не та фигура, которая может рассчитывать на откровение главбуха. Значит, придется привлечь на помощь главного технолога, по совместительству — мою любовницу. Она общается с руководством Росбетона на разных собраниях-совещаниях, учавствует вместе с тем же главбухом в праздничных застольях и мимолетных выпивонах. Куда мне вход строго-настрого запрещен. Как детям до шестнадцати запрещено смотреть остро-сексуальные фильмы.
Задача тоже не из легких, но все же поддается решению. Нужно только выбрать удобный момент и осторожненько внедрить в хорошенькую головку сопостельницы свою просьбу. Чтобы она, Боже избавь, не заподозрила, что её попросту используют.
Удобный момент представился через несколько дней после убийства Вартаньяна. И, главное, не пришлось привлекать Светлану и расспрашивать Соломона Моисеевича.
— Милый, мы с тобой приглашены на день рождения дяди. Обязательно отгладь свою белую в полоску рубашку, заодно — мое выходное платье.
— Впервые слышу о каком-то дяде…
— Многого ты ещё не знаешь, глупышка, — назидательно проговорила Светка, будто подсунула мне под нос сюрпризный пакет с множеством оберток. — Поживем с тобой ещё пару лет — войдешь в курс моей жизни. Дядя — солидный человек, в прошлом — секретарь горкома партии, сейчас — нечто вроде банкира…
— Почему «нечто»? — удивился я. — Банкира наполовину или на одну треть не бывает.
— «Нечто» — дядино выражение. То ли он стыдится новой своей должности, то ли, наоборот, старается выпятить ее… Очень прошу тебя, Костик, в гостях держать язык за зубами, меньше говорить, больше слушать. Авось, сойдешь за умного…
Последняя фраза здорово ущипнула мое развитое самолюбие, но ругаться со Светкой — плевать в зеркало на свое изображение. Выяснять отношения перед запланированным обращением с просьбой — глупей не придумаешь. Все равно, что сначала подпилить ножку стула, а после плюхнуться на него. Ведь я тогда даже догадаться не мог о том, что начисто отпадет необходимость в помощи со стороны Светки и главбуха.
Поэтому я пропустил мимо ушей ядовитое замечание и отправился на кухню отглаживать наряды ехидины. Так уж повелось в нашей совместной, не освященной ни ЗАГСом, ни церковью, жизни: готовить еду, убирать квартиру, стирать и гладить моя — обязанность; мурлыкать и ласкаться, часами болтать по телефону, вертеться перед зеркалом — «обязанности» подруги. Любая семья имеет свои особенности, только лишь ей присущие, у нас со Светкой — тем более.
Я покорно сносил все её фокусы, фактически превратился в домашнюю хозяйку… Ради чего? Кажется, простой вопрос, а вот сколько минуло столетий и ответ так и не найден. Ибо он, этот ответ, находится в связке с другим: что такое любовь?
Нарядившись и старательно накрасившись, будто не в гости собралась, а выступать на сцене перед многочисленными ценителями театрального искусства, подружка выпорхнула из дома. Не одна, конечно, в сопровождении верного пажа и телохранителя.
— Усек, Костик, не болтай и чаще улыбайся. Улыбка для умного человека — тот же грим, маскирующий истинные мысли… Понял?
— Давно.
Всю дорогу подружка кормила меня инструкциями, наставлениями и настырными советами. Впечатление: мы шли не на празднование дня рождения полубанкира-полуфункционера рухнувшей партии, а на подпольное сборище противников существующего режима, где я буду исполнять дурацкую роль бессловесного улыбчивого робота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38