Ибо построена эта ситуация на всеобщей ненависти и злобе.
Любовник жены увертливо подводит Любовь Трофимовну к мысли освободиться от супруга. Костлявый финансист прожигает Басова ненавидящими взглядами. Тут все ясно и понятно — борьба за богатство, следовательно — за власть. Ну, а Дееву за что ненавидеть хозяина? Может быть, когда-нибудь схлестнулись дорожки банкира и охранника, насолил Басов парню, вот тот и исходит злостью.
Машкин осуждающе покачал головой.
— Жеребенок ты еще, парень, жизни не знаешь — не ушибался, синяков не получал. Вот и прыгаешь. Пока ноги не переломают. Вместе с башкой.
В ответ на «жеребенка» Сашка презрительно фыркнул и укрылся в своей грязной сторожке. Предельно ехидное сравнение явно не понравилось охраннику и он решил не развивать опасной темы. У лысого прораба язык — настоящий наждак, так надерет самолюбие — долго будет чесаться и болеть…
Второй охранник, Сашка Курцев, наоборот, превозносил хозяина, восторгался его успехами. И, конечно, завидовал.
— Мы живем старыми мерками, — укоризненно говорил он, сидя рядом с прорабом и попивая из жестянки импортное пиво. — Жизнь повернулась другой стороной, возврата к старому не будет. Как бы на этот возврат не рассчитывали замшелые старички. Побольше таких, как Басов — жизнь полегчает. Он же не для себя старается — много ли надо мужику в его возрасте?
— Не для тебя же…
— Для меня — тоже! — азартно закричал длинный Сашка, отбрасывая опустевшую жестянку. — И для тебя, и для наших родителей…Работу дает — раз, платит не по разным тарифам-ставкам — солидно. Два… Чего еще желать работягам?
Третий Сашка, низкорослый с крупной головой, посаженной на короткую шею, не философствовал, в дискуссии с прорабом не вступал, отделывался короткими, как он сам, замечаниями. Да, нет, может быть — весь разговор. Все ему — до фени, до лампочки, до прошлогоднего снега. Была бы жратва повкусней, девки — посдобней, шмотки — понарядней. Запросы на уровне пещерного жителя первобытных времен.
Почему-то Машкину больше других по душе толстый Сашка с его ненавистью к хозяину. Ибо эта ненависть сродни таким же чувствам жены банкира, его конкурентов, Ханжи. Нечто типа сложившегося «общественного» мнения. А уж это самое «общественное» мнение — сила, пренебрегать которой не просто вредно, но и опасно. Даже в самое-самое архидемократическое время, унизанное, будто блестящими игрушками на новогодней елке, всяческими правами человека.
Лично Федор Иванович не думает ни о чем, не примыкает ни к чьему мнению, кроме своего, накрепко запертого внутри. Так уж у него выработалось в чиновничьем прошлом, когда он всей душой принял основополагающий принцип госслужбы: ты — начальник, я — дурак, я — начальник, ты — дурак. Лучше быть богатым дураком, нежели нищим умником.
Он не поддакивал ни одному из саш, задавал безразличные и необидные вопросы, внимательно вслушивался в интонации оппонентов и собеседников.
Единственно, что коробило — насмешки толстого Сашки над, якобы, несбывшимися надеждами инженера подмять под себя жену хозяина. Было в этом нечто обидное, ущемляющее мужское достоинство Машкина. А то, что охранник поливал потоками мутной брани Басова — его дело и его… ответственность. Слушатель-прораб — в стороне.
Что же касается сдобной кокетки — Любоньки, Деев в чем-то прав. Несмотря на солидный свой возраст — почти сорок, и наличие семьи — жена и двое детей проживают в одиночестве на Сретенке, Федор Иванович не остался равнодушным к прелестям жены банкира. Даже с учетом ее близких отношений с детективом. Возможно, не только с ним. Слишком уж сексуальная бабенка, мужики летят на нее, как мухи на мед, видят — отказа не предвидится.
А чем хуже остальных Машкин? Лысина — не преграда, возраст — далеко не стариковский, возможности, с учетом отдельной спаленки в вагончике — лучше не придумаешь.
Не раз и не два в голову инженера закрадывается шальная мыслишка — попасть в число удачливых любовников Басовой. От женщины не убудет, зато прорабу станет веселей коротать длинные вечера и ночи. А вдруг Басовой понравятся сексуальные упражнения с прорабом? Тогда — полный кайф, на недавнего безработого горюна посыпятся дорогостоящие подарки, увеличится обещанное банкиром вознаграждение…
Сладкие до приторности мечтания подпитывались частыми вечерними приездами хозяйки. Спрашивается, что ей не сидится в Москве, почему она предпочитает длительные беседы с немолодым прорабом тем же театрам, банкетам, концертам, балам? Вдруг тянет бабенку на скучную стройку стремление пообщаться с приглянувшимся ей мужиком? Не стоит ли подхлестнуть события, перенести хозяйку в спаленку?
Федор Иванович отгонял от себя опасные мысли, но они упрямо донимали его, учащая сердечный рифм и рождая в голове заманчивые видения.
Любовь Трофимовна, будто подслушала мучения прораба, перестала появляться в обществе детектива-любовника, зато фривольные разговоры усилились, приобретая «адресный» характер.
— Ну, как, Феденька, нашел себе «молочницу» с упругим бюстом и толстым задком? Небось, вволю порезвился, выпустил накопившийся пар?
— Зачем вы так, Любовь Трофимовна? — отчаянно краснел инженер. — Я… не могу…
— А как ты можешь? — хитро спрашивала садистка, напустив на себя предельно невинный вид. — Мы ведь — друзья, посвяти невинную овечку в тайны волчьего секса…
— Извините, мне нужно проверить установку щитовых перегородок, — пятился к выходу инженер. — Слишком много брака… Приходится следить…
— Сидеть! — негромко приказала хозяйка, для наглядности нацелила наманикюренный мизинец на скамью рядом с собой. — Слушать внимательно и отвечать! — помедлила и снова возвратилась к прежнему тону, издевательскому и насмешливому. — Все же, переспал с «молочницей» или ограничился любовными записочками?
Машкин сидел, будто на тлеющих угольях — ему было обидно до слез. Подумать только, эта сексуальная садистка, эта красивая ведьма обходится с сорокалетним мужиком, будто с мальчишкой. Если бы не всегдашняя осторожность и осмотрительность, врезал бы ей Федор Иванович на чистейшем народном языке с одним существительным и добрым десятком прилагательных.
Вместо этого подневольный инженер вертелся на скамье, отвечая на закрученные вопросы женщины односложными ответами: да… нет… может быть…
Если дежурил Деев — непременно подслушивал и помирал со смеху. Вот это дает банкирша? Сейчас разложит плешивого прямо на его столе и со вкусом изнасилует! Причем охать и ахать будет не баба — лысый слабак.
Любовь Трофимовна, конечно, не раскладывала собеседника, ограничивалась балансированием на грани откровенности. Отлично понимала бушующие в груди прораба желания и надежды, подогревала их, не доводя до кипения. Подобная игра развлекала ее, заставляла забывать несчастную жизнь с нелюбимым стариком.
В один из сумрачных предвесенних дней на стройке появился связист банка, тощий, немногословный мужик по прозвищу Сурок. В «миру» — Василий Старцев. Сотрудники Сервизбанка дружно его не любили, считали занудой, доносчиком, хозяйским холуем и вообще нечистоплотным человеком с вывихнутыми мозгами. Связист отвечал обидчикам полнейшим равнодушием, не крыл их матюгами, не пытался оправдываться — презрительно фыркал и пренебрежительно отворачивался. Дескать, имел бы я вас всех в «виду», тратить на комаринные укусы остающиеся нервные клетки не намерен. Живите и жальте меня на здоровье. Подобная реакция еще больше возбуждала банковских злопыхателей…
Сурок поставил на стол в прорабке рацию, кивнул на нее — не трогай, мол, не для тебя предназначена. Вытащил из чемоданчика трубку сотового телефона. Молча протянул ее к прорабу. Дескать, пользуйся, не бойся, не взорвется. Рядом положил план кабельной канализации с многочисленными согласованиями и печатями.
— Работай.
Взял под мышку рацию и понес ее в сторожку.
Интересный мужик! Пара жестов, одно единственное словечко и — все. Отваливай! На подобии того деревенского петуха, который кукарекает, не заботясь — взошло солнце или все еще не взошло.
Рация, конечно, — связь между охранниками, банком и с личным телефоном Басова в его машине. Сотовая трубка — вдруг придется вызывать ту же милицию. Или пожарную команду. К тому же полномочному представителю хозяина приходится общаться с проектантами, предпринимателями, поставщиками. Без постоянной связи не обойтись — тощий золотоочкарик был прав. Басов поершился, поморщился, но все же взял замечания Хвостова на вооружение.
План кабельной канализации Сурок вручил для заказов железобетонных лотков и колодцев, для копки траншеи.
Здорово получается! Инженер продался для строительства особняка, ни о какой телефонизации речи не шло. Да и зачем она банкиру нужна, что ему мало «сотовки»? Ну, рация — понятно, охрана всегда должна держать ушки на макушке, информировать хозяина о сохранности его имущества. Включая нанятого прораба. А зачем тянуть кабель, монтировать лотки и колодцы, подключаться к местному поселковому узлу связи? Скорей всего, цель одна: утереть нос Хвостову и Федосову…
Пока Машкин про себя возмущался и рассуждал, Сурок возвратился от сторожей и выжидательно топчется возле двери. Ожидает возможных вопросов. Мало ли что — не разобрался прораб в чертеже, не с"умел освоить трубку сотовой связи. Так и не дождавшись, круто повернулся и ушел. За воротами связиста ожидал «жигуль» с таким же молчуном-водителем. Не персональный, конечно, — дежурная машина банка.
После от"езда Сурка Машкин опробовал «сотовку» — позвонил жене. Не потому, что так уж соскучился — ездил на Сретенку несколько дней тому назад, в воскресенье. Во первых, приятно чувствовать себя солидным бизнесменом, имеющем собственную сотовую связь. Во вторых, знал взбаламошный характер супруги — не дождется очередного «доклада», заподозрит неладное, приснится какая-нибудь ерунда, поднимет на ноги милицию, вызнает адрес банка, достанет Басова.
Кому понравится выслушивать слезливые жалобы женщины, уверять ее в полном благополучии дорогого муженька? Банкир вполне может озлиться, рассвирепеть. И расстанется со скандальным прорабом и его слезливой доставалой-супругой. Басову нужно деньги делать, укреплять финансовые дела, а не успокаивать жен сотрудников.
Звонок на Сретенку — попытка предупредить слишком уж эмоциональную супругу, успокоить ее, предостеречь от необдуманных поступков… Нет, только не в лоб, подобные «маневры» женщины воспринимают как бы наоборот — найти ласковые слова, пообещать приехать…
Телефонная беседа с женой — скучная, как и постельные общения. Прожито вместе много лет, прежний жар в крови поостыл, вместо него — скучная привычка, иногда взрываемая семейными скандалами, которые заканчиваются не менее скучными примирениями.
— Как дела? Как дети?
— Слава Богу, о детях вспомнил, — заскрежетал знакомый голос, ранее казавшийся ему ласковым м нежным. — Деньги кончились, скоро пойдем милостыню просить. А ты, небось, шикуешь с какой-нибудь молодкой…
Таня будто подслушала добрый совет Басовой завести близкие отношения с какой-нибудь грудастой и задастой «молочницей», утихомирить взрывчатые мужские эмоции. Попробуй доказать ревнивой женщине свою верность и порядочность.
И все же необходимо попытаться.
— Успокойся, нет у меня ни шика, ни молодки — одна работа. С раннего утра до поздней ночи… В следующее воскресенье привезу деньги. Пока одолжи у соседей — не откажут… Или обратись к брату — Серега поможет.
При упоминании о предстоящем получении зарплаты жена перестала «скрежетать», в голосе появились мягкие интонации, даже ласка прорезалась. Может быть, Машкин не прав — скучает супруга, ждет не дождется его появления дома, деньги — не главное, они упомянуты для того, чтобы заманить Феденьку в семью. Мужчина всегда подозревает свою половину в недобрых намерениях и почти всегда ощибается.
Попрощались более или менее миролюбиво.
— Целую, — равнодушно, по привычке, обронил Федор Иванович.
— Я — тоже, — с таким же равнодушием ответила Татьяна.
Машкин думал — Сурок поставит рацию, вручит трубку сотового телефона, передаст чертежи кабельной канализации и исчезнет. Задание хозяина выполнено, связь имеется — временная, но в недалеком будущем появится и постоянная. Что делать связисту-электрику в отрыве от офиса, где он обеспечивает исправность тех же компьютеров? Дело теперь — за прорабом. Выбрать из чертежей перечень конструкций и материалов, завезти их на место, найти и задействовать специалистов. Пусть болит голова у инженера, пусть он отчитывается перед хозяином.
Получилось совсем не так. На следующий день Старцев снова появился на стройке. Хмурый, взъерошенный, с обшарпанным чемоданчиком в руках. Вошел не в «рабочую» комнату — прямиком в спаленку инженера. Кивнул на вторую, невесть для чего поставленную, кровать-раскладушку.
— Мое место. Хозяин велел.
И — все, ни одного лишнего слова, ни дополнительных разьяснений. Извлек из чемоданчика вафельное полотенце, туалетные принадлежности, зеркальце и фотографию в простенькой рамочке.
— Чертежи?
Пришлось Машкину принести из прорабки только вчера врученный ему план прокладки кабельной канализации. Ради Бога, не жалко, наоборот, станет полегче, инженеру по самую макушку хватает здания и других коммуникаций: водопровода, канализации, электроснабжения, теплосети. Здесь — не город, где можно привязаться к существующим колодцам и трансформаторным подстанциям, жизнеобеспечение полностью автономное.
Небрежно засунув чертеж в карман полотняной куртки, Сурок ушел и не появлялся до позднего вечера. Где он шляется, чем занят — все это мало занимает прораба.
Появился сожитель в менее сумрачном состоянии. Присел на свою койку, достал из чемодана армейскую флягу, налил что-то в стаканчик. Судя по запаху — водку. Нечто подобное улыбки промелькнуло на давно небритом лице. Чокнулся с… фотографией, выпил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32