Он аккуратно поставил бокал на поднос, полюбовался бликами его хрустальных граней и улыбнулся.
– Что вас так развеселило, Никола? – поинтересовался несколько раздраженно Гюши.
Десо перевел торжествующий взгляд с одного своего собеседника на другого.
– Я смеюсь над тем, какие мы глупцы, друзья мои! Залезли в туннель и мечемся в поисках выхода. А он впереди! Как во всяком туннеле! Переброска польских войск это для нас не катастрофа, а наоборот, благо. Если мы достаточно быстро устремимся вперед, то добьемся решительной победы!
И Гюши и Морин – оба озадаченно уставились на него. Они ничего не понимали. Десо буквально в двух словах пояснил им свою идею. Гюши в изумлении раскрыл глаза.
– А как же боши?! Они будут в ярости. Они никогда не одобрят подобный шаг!
– Согласен, Мишель. Но мы и не будем спрашивать. Обо всем они узнают, когда будет уже слишком поздно что-нибудь переделывать.
* * *
23 ИЮНЯ, АЭРОПОРТ ВНУКОВО, МОСКВА
Крупнейший из аэропортов Москвы, Внуково, находился в двадцати километрах от центра города, вблизи шоссе, ведущего на Киев. До развала бывшего СССР Внуково использовалось только для внутренних рейсов. Иностранные самолеты садились в Шереметьево-1 или Шереметьево-2, севернее Москвы. Непредусмотренное появление четырехмоторного аэробуса А-340 с эмблемой "Эйр Франс" взбудоражило внуковских диспетчеров, механиков, весь обслуживающий персонал. Однако на глазах у сотен агентов ФСК и военных, заполнивших все коридоры, вестибюли и служебные помещения, они делали вид, что это событие их мало волнует. Под автократическим руководством маршала Каминова это было необходимо. Каждый работник аэропорта помнил еще со времен СССР мудрое изречение: "Хочешь жить – держи рот на замке". Они и следовали этой весьма полезной истине. Направляемый инструкциями, поступающими из диспетчерской вышки, аэробус плавно свернул с главной посадочной полосы Внуково и остановился возле строя почетного караула. Там же расположился военный оркестр и вытянулась вереница длинных черных лимузинов. Служащие поспешно подкатили трап и остановили его возле передней двери воздушного гиганта. Сотни рук, облаченных в белые нитяные перчатки, обхватили приклады карабинов, и вскинутые вверх штыки сверкнули в ярких лучах летнего солнца. Два флага затрепетали под небом Внуково – русский флаг и флаг Франции. Открылась дверь аэробуса, и группа мужчин стала медленно спускаться по трапу навстречу собравшимся русским военным. Некоторые из французов были одеты в темные элегантные, великолепно пошитые костюмы, другие были в военной форме, представляющей все три различных рода войск.
Военные оркестранты исполняли знакомую всему миру "Марсельезу". После длинного окружного перелета над территорией Конфедерации и нейтральных стран полномочный посланец Никола Десо и сопровождающие его лица наконец очутились на гостеприимной российской земле.
Майор Поль Дюрок держался на положенной дистанции от полномочного посла Сорэ. Одетый в скромный гражданский костюм, он затерялся в толпе помощников, переводчиков и прочего младшего персонала делегации. Его рука прижималась к груди в том месте, где было сердце, но на самом деле он просто ощупывал плечевую кобуру своего пистолета, спрятанного под пиджаком. Ему нравилось прикасаться к этому твердому небольшому, но внушающему уверенность предмету. Это было единственное что-то надежное, что никогда не предавало его среди бурь и волнений извилистой карьеры. Он пережил падение с вершины в пропасть, с поста независимого руководителя специальными секретными операциями до должности телохранителя при высокой персоне французского посланника.
Справедливо или несправедливо, но он был обвинен в провале будапештской операции. Даже то, что ему удалось захватить лидера венгерских демократов Кушина и доставить его в Париж, не снискало ему лавров победителя. Отношение к нему в правительственных кругах резко изменилось к худшему. Бюрократам нужен был козел отпущения, и они его нашли в лице Дюрока. Важно было на кого-то взвалить вину за неуклюжую попытку вмешательства в ход политических событий, а самим умыть руки.
И вот теперь он, бывший старший офицер секретной службы, выполняет роль телохранителя. Париж, отправляя его в Москву, снабдил Дюрока строжайшими инструкциями: держать язык за зубами, смотреть в оба, но, главное, не предпринимать ничего, что могло как-то побеспокоить гостеприимных хозяев. Ему разрешили налаживать контакты с русскими секретными службами, но ни в коем случае не сотрудничать с ними. А в общем-то – майор это хорошо понял, его поставили "стоять на часах".
Каждый раз, когда он вспоминал об отданных ему приказах, он стискивал зубы, чтобы не дать своему возмущению вырваться на волю. "Хорошо, я буду часовым на посту. Буду выполнять все пункты инструкции от "а" до "я", но если появится шанс восстановить свою репутацию, нарушив эти унизительные приказы – как тогда поступить?" Он мысленно принял решение – послать тогда этих засранцев-бюрократов к чертям собачьим!
* * *
24 ИЮНЯ, ПОСОЛЬСТВО США, МОСКВА
Эрин Маккена задержалась в дверях в ожидании, когда объявят ее фамилию. Она взглядом окинула приемный зал посольства. Там бурлило море смокингов, военных мундиров и вечерних платьев. Половина московской элиты толпилась вокруг столов с закусками, вином и крепкими напитками. Часть зала была заполнена пустыми стульями и нотными пюпитрами, предназначавшимися для большого оркестра, приглашенного послом США. По мере того, как разгоралось пламя военного пожара, американские дипломаты предпринимали все больше усилий, чтобы завоевать расположение русских политических и военных лидеров – особенно тех, кто был близок к маршалу Юрию Каминову.
С этой целью и был организован прием "для укрепления мира и взаимопонимания между великими народами России и Соединенных Штатов Америки". "Ура, ура, ура!" – иронически подумала про себя Эрин. Увиденное в Москве за последнее время утвердило ее окончательно в суждении, что излюбленным методом достижения маршалом Каминовым "мирного взаимопонимания" была пуля, пущенная партнеру в затылок.
Эрин надеялась, что Алекс Банич будет ее спутником в этот вечер. Но он, проглядев список гостей, сразу же отрицательно покачал головой.
– Там будет слишком много персон, знающих меня под псевдонимом Николая Юшенко, – он хитро улыбнулся. – Зачем ставить их в неловкое положение?
Его доводы были, разумеется, убедительны, но зато она лишилась его общества.
Она прошлась по залу, в глубине души получая удовольствие от восхищенных взглядов мужской половины гостей и работников посольства. Благоразумие подсказывало ей одеться на этот прием поскромнее, во что-нибудь эдакое серенькое, незаметное. Подозреваемая в связях и даже тесном сотрудничестве с ЦРУ, она практически стала узницей в здании посольства и представляла своим существованием проблему для дипломатических функционеров. В таких обстоятельствах ей вообще бы было лучше совсем не показываться на публике. Несколько часов тому назад она почти так и решила – провести вечер в одиночестве. Но вдруг в ее душе что-то взорвалось, подобно вулкану. Черт побери! Почему она должна обрекать себя на затворничество? Почему бы не показать себя во всем блеске? Это желание произвести на окружающих впечатление материализовалось в виде изумрудно-зеленого шелкового платья с открытой спиной, туфель на шпильках, изумрудных серег и элегантной прически. Улавливая перешептывания и откровенно восхищенные взгляды, она поняла, что цель произвести своим появлением эффект в зале достигнута. Да, это не дипломатично, не скромно, не профессионально, но зато она доставила радость себе и другим. Эрин взяла двумя пальцами узкий высокий бокал шампанского с подноса у проходящего официанта, отхлебнула глоток и стала разглядывать толпу.
Прямо перед ней возник высокий, приятной наружности мужчина в форме. В русской военной форме. Она опустила глаза и прочла фамилию на карточке, приколотой поверх рядов орденских планок и значков, незнакомых ей. "Полковник Валентин Соловьев". Словно какой-то контакт немедленно замкнулся в ее мозгу. Фамилия была ей знакома. Это был человек, которого Алекс называл "главный палач" Каминова. Странно. Он не был похож на портрет, нарисованный ее воображением.
Эрин внезапно почувствовала, что Соловьев как будто просвечивает ее рентгеновским лучом.
– Вы и есть та самая мисс Маккена? – он улыбнулся широко и добродушно. – О вас говорят, что вы шпионка?
– А вы, значит, полковник Соловьев? О вас говорят, что вы деспот, садист и хладнокровный убийца!
– Страшненькая парочка получается! Удивляюсь, почему нас обоих удостоили чести пригласить сюда. – Улыбка исчезла с лица полковника, тон разговора изменился, стал сухим и каким-то бесцветным.
Эрин против своей воли вдруг расхохоталась.
– Я тоже удивлена, полковник. Может быть, кто-то надеялся, что мы найдем с вами общий язык и соединим наши усилия для свершения каких-нибудь темных дел?
Серые глаза полковника сверкнули и тут же погасли.
– Я вижу все в более мрачном свете, мисс Маккена.
У них за спиной оркестр заиграл мелодию Кола Портера.
Соловьев некоторое время молча смотрел на музыкантов, а потом вдруг обратился к Эрин тоном, не терпящим возражений.
– Потанцуем?
Она сама удивилась – почему согласилась, не раздумывая.
– С удовольствием.
Он взял ее под руку и провел через толпу на свободное пространство возле оркестра. Две-три пары уже скользили по паркету. Эрин заметила, как расширились глаза ее коллег, когда она и ее партнер – высокий русский офицер – появились среди танцующих. Она немного рассердилась. Какого дьявола они так смотрят на нее? Что им за дело? Соловьев выглядел вполне прилично, даже аристократично, и вел себя вполне воспитанно. Конечно, ближайшие сподвижники маршала Каминова имели право поступать, как им хотелось, даже отплясывать заморские танцы с предполагаемыми агентками ЦРУ.
Кстати, он был первоклассным танцором.
В танце он наклонился, коснувшись подбородком ее пышных волос, и прошептал на ухо:
– Должен вам признаться, мисс Маккена, что вы самый необычный иностранный шпион из тех, с кем мне приходилось иметь дело. Приятное разнообразие. Я просто отдыхаю душой. Мне так надоели курящие трубку ваши таинственные рыцари "плаща и шпаги", буквально наводнившие Москву.
Она засмеялась, вообразив Банича с трубкой, зажатой в зубах. Он бы выглядел очень смешным, если в курил трубку.
– Мне жаль разочаровывать вас, полковник, но я не шпионка, а только скучный, аккуратный до отвращения экономический атташе. Я могу вам показать несколько действительно настоящих шпионов в этом зале. Посмотрите – они так заняты своей шпионской работой, что скоро от усталости окажутся под столом.
Она кивком обратила внимание Соловьева на небольшую, но достаточно плотную группу русских, которые вели дружное наступление на запасы посольской водки. Соловьев улыбнулся ей в ответ.
– Огромное вам спасибо. Я учту вашу информацию!
В дальнейшем они танцевали молча. Разговор исчерпал сам себя.
Закончилась и мелодия Кола Портера; последовали вежливые аплодисменты. Соловьев еще несколько мгновений крепко прижимал ее к себе после того, как закончился танец. Потом отпустил, сделал полшага назад и поклонился.
– Благодарю вас!
Его губы коснулись ее руки. Эрин вздрогнула. Но не потому, что ей стало неловко от его старомодных манер, а совсем по другой причине. Крошечный комочек бумаги выскользнул из его пальцев и упал на ее ладонь. Полковник выпрямился. Его лицо выглядело совершенно спокойным. Она сжимала записку в кулаке, с трудом веря в реальность происходящего. Неужели она только что получила секретное послание?
– Мне было очень приятно провести с вами, мисс Маккена, эти несколько незабываемых минут. Может, так случится, что мы когда-нибудь еще потанцуем.
Она молча кивнула и проследила, как он скрылся в толпе. Не одна она смотрела ему вслед – женщины с интересом, мужчины – со страхом и с ревностью. Постепенно она начала приходить в себя. Все-таки что же произошло?
Впервые за этот вечер Эрин пожалела, что не оделась скромнее и незаметнее. Ей пришлось потратить несколько минут, чтобы найти укромный уголок, где она могла развернуть записку, скрытно переданную ей русским офицером. Короткий текст, написанный твердым мужским почерком. "Я должен увидеться с вами еще раз. На встречу приходите одна. В шесть утра послезавтра. Возле Новодевичьего монастыря. Дело важное, не терпящее отлагательств".
Удивлению Эрин не было границ. Инстинктивно она поискала взглядом Соловьева в толпе гостей. Но, вероятно, он уже покинул прием. Она вновь свернула записку в крошечный бумажный шарик и направилась наверх, туда, где в посольском здании размещалась секретная служба. То, что произошло, было настолько важным, что касалось не только ее лично.
Получасом позже Эрин и Алекс Банич сидели в кабинете руководителя московского отделения ЦРУ. Лен Катнер уже несколько минут молча разглядывал записку. Он ослабил галстук, расстегнул воротник, как будто что-то душило его.
– Что все это значит, Алекс?
– Ловушка ли это, провокация или что другое – мы все равно не угадаем, – убежденно сказал Банич. – Этот хитрый подлец Соловьев – для нас проблема. Причем проблема с большой буквы. Эту проблему можно обозначить словом, начинающимся с большой буквы "к".
– Каким же? – удивилась Эрин.
– КГБ, – ответил Банич.
– КГБ больше нет. Его разогнали.
– И ты в это веришь?! – взорвался Банич. – Эта гидра бессмертна. Они назовут ее ФСК или еще как-нибудь, но все равно это будет та же шайка.
Эрин с сомнением покачала головой.
– Я не совсем согласна с тобой. Он не похож на кого-нибудь из этой организации.
– В том-то и дело! – воскликнул Банич. – Не забудь, я уже сталкивался с этим парнем раньше.
Соловьева так просто не ухватишь. Он скользкий и верткий, как угорь. Он будет улыбаться тебе и очаровывать, а в это время размышлять, как бы всадить половчее нож тебе между лопаток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116