А если ваши ребята выпачкают ступеньки или цветы порвут, будет им порка на конюшне!
Он ушёл.
Мы выпрягли Гектора и пустили его пастись. Солнце только всходило. Было свежо. Паскуале жался от холода, стучал зубами, а мне ужасно захотелось есть. Фрау Эльза, зелёно-бледная от бессонной ночи, дала каждому из нас по печеному яйцу. Мы запили его водой из бассейна, где плавали красные рыбки. И тут на Марту вдруг напала икота. А за ней стал икать и Паскуале. Я помирал со смеху, глядя на них.
- Я не знаю… ик! - говорила Марта, - отчего это… ик!
- Надо… ик! выпить… ик! воды… ик! - отвечал Паскуале.
Они пили воду горстями из бассейна, мейстер Вальтер тряс их за плечи и даже перевернул каждого в воздухе вверх ногами. Ничто не помогало!
- Ик! - чуть не плакала Марта. - Как же я… ик! буду говорить за… ик! Геновеву?
- Но, Вальтер, детям надо выпить горячего! - озабоченно сказала фрау Эльза.
- Ребята, собирайте сучья и шишки! - Мейстер Вальтер вынул огниво.
Едва дым от костра голубой струйкой потянулся вверх, как опять прибежал лакей в зелёной куртке.
- Ты что? Очумел? Костёр в парке раскладывать? Что здесь - цыганский табор, по-твоему? - Он затаптывал костёр, злобно глядя на нас маленькими глазами, и ругался: - Навязались тоже… цыганские хари… чтоб вас!
По дорожке к павильону шёл ещё один лакей, тот, который приходил в кабачок. Мейстер Вальтер покраснел.
- Никто не навязывался. А нам нужно горячее. Мы всю ночь шли, дети озябли… - отрывисто сказал он.
Лакей прыснул:
- Слыхал? Горячего им подавай! Господа какие нашлись! Может быть, ещё воду для бритья подать в серебряном тазу?
- А, да это его величество мейстер фон Бродяга с помойной ямы! - загорланил подошедший лакей. - Здравствуйте, ваше голоштанное величество, над блохами король, над вшами пастух! Лакеи захохотали.
- Молчи, барская обезьяна! Давно ли ты в кабачке, как овечий хвост, дрожал? - Тут мейстер Вальтер загнул такое крепкое словцо, что парень оторопел, а другой покатился с хохоту.
- Э, да что мне с барской челядью ругаться, - в сердцах сказал мейстер Вальтер. - Иозеф, Пауль, запрягайте, едем отсюда прочь.
- Но, Вальтер!.. - простонала фрау Эльза. Марта и Паскуале сразу перестали икать. Я бросился запрягать Гектора.
- Ах, мейн готт! Да что же это? Куда вы уезжаете? - раздался женский крик.
По дорожке к нам бежала какая-то толстуха в белом чепце, звеня ключами. Мейстер Вальтер угрюмо прилаживал постромки.
- Нам нечего здесь делать!
- А что скажут фрау баронесса и маленькая Шарлотта? Нельзя, нельзя уезжать! - Толстуха схватила Гектора под уздцы своей пухлой рукой.
- Михель, Эрик, это ваши штуки? Вон отсюда, бездельники! Почему скамейки ещё не принесены? Живо, за работу! - Толстуха прогнала лакеев и завертелась перед фрау Эльзой. - Голубушка, да уговорите вашего мужа! Охота ему обижаться на этих лодырей? Да они у меня пикнуть больше не посмеют! Разве можно оставить маленькую баронессу и всех маленьких господ без представления? Скажите, что вам нужно, - я всё достану.
Толстуха, звеня ключами, побежала в кухню. Через минуту судомойка принесла нам кувшин горячего молока и корзину с колбасой и хлебом.
- Кушайте, кушайте! - тараторила толстуха в сбитом набок чепце. - Голубушка, фрау Эльза, да мы с вами землячки! Я тоже из Шварцвальда. Только вот уже одиннадцать лет не была на родине, с тех пор как покойный барон взял меня в кормилицы к маленькой баронессе. А теперь я - ключница, зовут меня тётя Эмма, аа, да! Это ваша дочка? А мальчики тоже ваши? Вот расскажете в деревне, в каком доме меня повидали!
Лакеи приносили скамейки и ставили их рядами перед павильоном.
Напившись молока, мы сложили сцену на крыльце павильона между двух белых колонн и натянули перед сценой нашу зелёную занавеску.
- Это не годится! Это некрасиво! - воскликнула тётя Эмма. - Снимите её, снимите сейчас!
Правда, наша занавеска годилась кое-как для полутёмного балаганчика, но здесь, на свету, возле мраморных колонн, все её заплатки, все линялые пятна так и лезли в глаза.
Тётя Эмма притащила тяжёлую синюю материю с разводами.
- Мальчики, за работу!
Стоя на плечах мейстера Вальтера, я прилаживал эту синюю материю над нашим театром вместо зелёной занавески. Мейстер Вальтер потихоньку поддразнивал Марту.
- А ну, покажи, как ты будешь говорить за… ик! Геновеву.
Тётя Эмма принесла две корзинки с нарезанными хвойными ветками и велела нам плести венки.
- О, я сделаю так, что будет красиво! Здесь венок, там венок, а посредине пустим гирлянду! - говорила тётя Эмма, подпрыгивая перед театром.
Проклятые ветки кололи нам пальцы, пока мы вязали гирлянды, мне хотелось спать, а тётя Эмма трещала:
- Ведь сегодня день рождения маленькой баронессы Шарлотты. Да, да, сегодня ей ровно одиннадцать лет. Я всю ночь убирала цветами комнату с подарками. Ах, какие подарки! Как подумаю, что вот она, моя баронессочка, встанет с постельки и войдёт в эту комнату в своём белом атласном платьице, - ну сущий ангелочек! Прямо плакать хочется! - толстые щёки тети Эммы прыгали от волнения. - Сначала все поедут к обедне, потом будет завтрак (на пятьдесят кувертов), потом - детский праздник в парке и ваше представление, а вечером - фейерверк и танцы. Сам герцог обещал приехать!
Фрау Эльза устало кивала головой и вздыхала:
- Бывают же богатые люди!
- Да, голубушка, уж вам такого праздника не увидеть больше… Долго будете нашим в деревне рассказывать… Ну, всё готово? А где ещё венок? Ах ты соня, соня!
Марта, выронив из рук венок, сладко спала в складках старой зелёной занавески.
- Марта! - фрау Эльза в отчаянии всплеснула руками.
- Оставь девочку, - строго сказал мейстер Вальтер. - Пускай отдохнет. Ведь она водит сегодня Геновеву! - И он прикрыл Марту краем занавески.
Мы опять влезали на плечи мейстера Вальтера, развешивая хвойные гирлянды по синей материи. Театрик стал нарядным. Потом мы вынули кукол и проверили нитки. Паскуале зевал так, что у него хрустели челюсти. Тётя Эмма убежала в замок.
- А ну, ложитесь спать, ребята! - сказал мейстер Вальтер. - ещё успеете вздремнуть, время раннее.
Мы влезли на сцену и уснули как убитые. Меня разбудила болтовня тети Эммы.
- Идите, идите, я проведу вас по галерее, вы увидите комнату с подарками и накрытый стол! Идите, все уехали к обедне!
Заспанная Марта, кутаясь в платок, уже бежала за фрау Эльзой по дорожке. Мы с Паскуале пустились вдогонку. Мейстер Вальтер остался один курить свою трубку на ступеньках павильона.
Мы взошли по боковой каменной лестнице, мимо белых безглазых статуй. Вдоль второго этажа шла крытая галерея, уставленная деревьями в кадках. Дикий виноград вился по решётке вдоль стены.
- Уж вы расскажите нашим в деревне, какую роскошь видели! - твердила тётя Эмма. Ей очень хотелось, чтоб её земляки знали, у каких знатных господ она служит. - Ах, мейн готт! Ребята наследят на полу, какие у них грязные башмаки! Снимите их, снимите сейчас!
Башмаки у нас, правда, были мокрые и грязные. Мы сняли их, взяли в руки и пошли на цыпочках в одних чулках. Круглая дырка, как маленькая луна, засверкала на пятке Марты.
- Вот здесь спальня баронессочки! - говорила тётя Эмма, подводя нас к открытому окну, выходившему на галерею.
Там в занавесках розового тюля блестели витые колонки кровати. Розовый диван, розовый ковер - всё было розовое…
- А вот здесь - подарки! - Толстуха спешила к другому окну. - Красиво, правда?
Запахом тепличных цветов пахнуло из окна. Гирлянды цветов свешивались даже с потолка.
- Вот там, на кресле, голубая парча на платье, подарок фрау баронессы. А там - подарок бабушки, серебряный туалет. Смотрите, какое зеркало! А вот на столике - сервиз из саксонского фарфора, весь в позолоте, чего только он стоит! Это подарила графиня Мисбах, она уже сейчас сватает нашу баронессочку за своего сына, графа Морица, вы увидите его на празднике… - не умолкая трещала ключница.
- Пеппо, - прошептала Марта, - взгляни, какие там куклы… ох! - Марта захлебнулась от восторга.
Их было пять. Они сидели в маленьких креслах вокруг столика с маленькой фарфоровой посудой. Их высокие прически были украшены бантами и цветами. Узорные блестящие робы топорщились вокруг неподвижных рук.
- Глаза, ты посмотри глаза - даже с ресницами! - шептала Марта. - А туфельки! А веер в руках у той - в жёлтом! Даже сережки в ушах! А личики какие нежные!
- Из чего они? Верно, не из дерева, - сказал Паскуале.
- Из лайковой кожи, - решил я. - Знаешь, внутри набиты трухой, а сверху раскрашены. Только для театра они не годятся…
- Почему не годятся? Подвяжи нитки - и будут годиться, - заспорил Паскуале.
- Да нет, они ведь мягкие, - значит, ходить плохо будут, - возразил я.
- А вот здесь будет завтрак! - говорила тётя Эмма. Тут послышался во дворе стук колес и звон бубенчиков.
- Едут, едут! - закричала тётя Эмма. - Ступайте, ступайте отсюда!
Во двор уже въезжала маленькая голубая карета, запряженная рыжими лошадками, а за ней, громыхая и блестя, катились другие экипажи.
Мы опрометью бросились с галереи. Паскуале на бегу толкнул меня локтем. Один башмак вырвался у меня из рук и упал в кусты сирени. Я не сразу нашёл его в густой листве, а когда нашёл и оглянулся, на лестницу пёстрой толпой уже всходили гости. Тётя Эмма низко приседала перед ними.
Я сунул ногу в свой мокрый башмак и побежал к павильону.
ГЕНОВЕВА
- Иозеф, погляди, которая из них баронессочка? - шептала Марта. - Мне кажется, вот эта, хорошенькая!
- Да нет же, - спорил Паскуале, - эта в розовом, а толстуха говорила, что та в белом. Вон, вон, какая-то важная пришла, - верно, эта!
- Ох, Пауль, она такая некрасивая, - огорчилась Марта.
В узкую щёлку между синей материей и каменной колонной мы разглядывали зрителей.
Никогда ещё не видал я таких ребят! У девочек на головах, как копны сена, высились прически, приплюснутые сверху шляпкой вроде блюдечка. Их атласные юбки были похожи на бочонки.
На мальчиках топорщились бархатные и парчовые кафтанчики, а на затылках мотались косички, совсем как у взрослых дворян.
- Мсье Дюваль! Мне отсюда не видно! Мсье Дюваль, Фрицци толкается! - кричали они на разные голоса.
Их рассаживал по скамейкам бледный молодой человек с чёрными волосами и высоким лбом.
Впереди вертелась девочка в белом атласном платье. У неё прическа была выше всех, нос длиннее всех носов, а подбородок торчал, как у Пульчинеллы. Это была баронессочка.
- Смотри, смотри, она ущипнула ту, в розовом, и веер у неё отбирает! - волновалась Марта. - Ой, они дерутся! Неужели баронессочка дерётся?
Баронессочка вырвала из рук подруги перистый веер и била её по рукам.
- А этот чёрный подошёл, смотри, уговаривает… Учитель он, что ли… - шептал Паскуале.
- Да, уговоришь её! Видишь, плечом дёрнула и пошла, а веер не отдала… вот злюка!.. - рассуждал я.
- А та, хорошенькая, плачет, - вздохнула Марта.
Лакеи принесли бархатные кресла и поставили их в первый ряд. Баронессочка побежала навстречу высокому старику с лентой через плечо. Он вёл под руку маленькую худую даму с зелёным пером на голове. В ушах у неё болтались длинные серьги, а на морщинистой шее сверкало ожерелье.
Старый дворецкий в рыжей ливрее бросился поправлять подушки на кресле.
Старик с лентой уселся, скривил снисходительной улыбкой губы и приложил лорнет к глазам. Толстая дама в красном, волоча за собой бархатный шлейф, подвела к нему длинного, прыщавого мальчика.
- Мой сын Мориц! - сказала она.
- Этот с лентой - сам герцог! - сказал мейстер Вальтер, глянув в щёлку.
- Ой, - ахнула Марта, - сам герцог! Ой, мне страшно, как я буду водить перед ним Геновеву? - Она побледнела и прижала руки к щекам.
Мейстер Вальтер нахмурился.
- Трусиха! Стыдно тебе! Ты знай свое дело делай, всё равно кто перед тобой: герцог или сам сатана!
Шелка шуршали, перья колыхались, баронессочка обмахивалась веером.
- Начинай! - громким шепотом сказал дворецкий, просунув голову к нам за занавеску, и, вытянувшись, стал в сторонке.
Фрау Эльза ударила по струнам арфы. Я поднял занавес.
- Не уезжай, Зигфрид! Не оставляй меня одну в этом суровом замке! Как я буду тосковать без тебя.
Голос Марты звучал нежно и жалобно. Синеглазая Геновева простирала руки к рыжебородому Зигфриду в серебряном шлеме. А Зигфрид отвечал ей голосом мейстера Вальтера:
- Я иду на войну. Я веду на врагов мое храброе войско. Не грусти, прекрасная Геновева! Мой лучший, мой верный друг Голо будет твоим защитником без меня.
- Клянусь быть рыцарем Геновевы! - воскликнул плосколицый, черноглазый Голо, подняв ручки. Оранжевая подкладка плаща образовала позади него огненный треугольник.
Я вывел белого коня с золотой уздечкой. В последний раз Зигфрид обнял Геновеву и вскочил в седло.
- Ах, сердце мое чует недоброе! - тоскует Геновева и с маленькой башни машет ручкой уезжающему Зигфриду. А коварный Голо уже зовёт своих сообщников и замышляет погубить Геновеву.
Марта разошлась. Голос её окреп. Вот Геновева топает ножкой, гордо откинув голову. Геновева сердится, Геновева негодует. Геновева проклинает Голо за его вероломство. У зрителей, наверное, мурашки бегают по коже, но этого пройдоху Голо ничем не проймешь. Зигфрид далеко. Вот уже палачи ведут в лес Геновеву, чтобы отрубить ей голову.
Геновева плачет, упав на колени. Голубой шлейф тащится за ней по земле. Она протягивает руки к палачам, умоляет пощадить её. Бедная маленькая Геновева, беззащитная в тёмном лесу! Палачи уже приготовили мечи…
Девочки завсхлипывали все разом. Какой-то малыш заревел в голос:
- Домой! Ай-ай-ай-ай, хочу домой!
Черноволосый взял его на колени и утешает. Баронессочка сидит, выпучив глаза, и слёзы капают с её длинного носа.
Палачи пожалели Геновеву! Они тоже утирают слёзы и отпускают её на все четыре стороны.
В перерыве Марта спешно привязывала маленького ребеночка в белой рубашке к ручкам Геновевы. Мейстер Вальтер переставлял деревья на сцене. Паскуале готовил охотников.
- Угодно печенья? Угодно лимонаду? Угодно конфет? - бесстрастно спрашивали лакеи, скользя между скамеек с подносами в руках.
Герцог лениво жевал конфетку, прыщавый мальчишка набил полный рот леденцами, а баронессочка рылась длинным носом во всех подносах, выбирая сласти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25