Кругом шумела ярмарка. Карусели вертелись. Качели взлетали со скрипом, взметая над толпой яркие юбки девушек. У ларьков шёл торг.
Суровые крестьяне в толстых куртках, парни, девушки и. светлоголовые, краснощёкие ребята толпились у окошечка, за которым фрау Эльза получала деньги за вход.
- А будет очень страшно, мейстер Вальтер? - спрашивала быстроглазая девушка у входа. - Я страсть как боюсь чертей!
- А ты закрой глаза, чуть увидишь чёрта, и сиди так. Только провались я на этом месте, если кто-нибудь не поцелует тебя в розовые губки! - отвечал мейстер Вальтер.
Девушка засмеялась, закрывшись рукавом. Подруги толкали её в балаганчик.
- Ну полно вам, хохотуньи! - заворчала старушка, протискиваясь за ними. - Люди в театр идут, а они хи-хи да ха-ха!
В балаганчике все сидели чинно и тихо. Я зажег свечи. Нынче я работал внизу, а Паскуале вытвердил свои роли назубок со слов Марты и уже водил кукол. Фрау Эльза сняла коричный чехол со своей арфы, и её худые пальцы задергали струны.
- Иозеф! - крикнул мейстер Вальтер.
Я поднял занавес. Чуть слышный шепот пробежал по рядам.
Доктор Фауст печально сидел в кресле, подперев голову рукой. На столе стоял глобус, лежали книги и горела малюсенькая свеча. Мейстер Вальтер говорил за Фауста что-то грустное. Потом Паскуале вывел белобрысого, длинноногого Вагнера, и, поговорив, Вагнер и Фауст ушли.
Тут послышалось знакомое верещанье, и на сцену, припрыгивая, выбежал мой Пульчинелла в жёлтом колпачке, с котомкой за спиной.
- Кашперле! - восторженно ахнули ребята.
Кашперле уселся в кресло и, стуча деревянным кулачком, стал кричать, чтобы ему подали жареную колбасу с луком. Прибежал испуганный Вагнер.
- Эй, малый, подавай колбасу, а то я всё разнесу! - кричит Кашперле.
- Здесь не трактир, - говорит Вагнер, - здесь кабинет учёного!
- Мочёного? Ну, давай мне гороху мочёного с колбасой.
- Да ты кто такой?
- Я - парень молодой, Кашперле удалой, по свету шатаюсь, колбасой питаюсь!
- Поступай к моему доктору на службу!
- Ладно! - И Кашперле принялся плясать, подбрасывая котомку и вскрикивая «ю-xе!»
- Ю-хе! - радостно отозвались ребята.
Представление шло. Я то влезал под сцену и выставлял в люк чёртиков, то напускал на сцену дыму так много, что передние ряды чихали, то жег красный бенгальский огонь, когда появлялся Мефистофель в красном плаще, то гремел железным листом, изображая гром.
Наконец Кашперле вышел на сцену с маленьким фонариком, как ночной сторож, и запел:
- Добрые люди, ложитесь спать, закрывайте ставни! Скоро черти унесут доктора Фауста!
В балаганчике стало так тихо, что я слышал сквозь занавеску громкое дыхание ребят.
Я ударил в железный лист двенадцать раз, будто часы пробили полночь, и зажег красный огонь.
Тогда декорации взвились кверху, открылось подземное царство, освещенное красным светом, и отовсюду полезли мохнатые чертенята, а Марта и Паскуале завыли, и… в публике поднялся такой вой и плач, что уже больше ничего не было слышно. Дети вопили, как поросята, женщины рыдали и всхлипывали, мужчины громыхали сапогами.
Я ещё погремел железным листом и опустил занавес. У меня на сердце стало тоскливо.
Зрители, толкаясь, выходили на улицу. Матери унимали ревущих ребят. Быстроглазая девушка была совсем бледная, и, наверное, у неё тряслись колени.
- Чего они испугались? Неужели они не знают, что это просто деревянные куклы, которых мы дергаем за нитки? - сказал я Паскуале. - Помнишь, как бывало, веселились зрители, когда выходили из театра Мариано?
- Те ходят в театр, чтобы смеяться, а эти - чтобы дрожать и плакать, - ответил Паскуале.
Мы давали представления каждый день, и каждый день бывало то же самое.
В КАБАЧКЕ
- Ну, старый воробей, рассказывай, где летал, что видал, какие вести на хвосте принес? - говорил седой бочар, хлопая мейстера Вальтера по плечу.
Друзья угощали мейстера пивом. Дым от их трубок клубами застилал низкие своды подвального кабачка. Мы с Паскуале тоже сидели за столом.
- Ах, друзья сердечные, тараканы запечные, - смеялся мейстер Вальтер, - много мы видали, много слыхали, есть что порассказать, кабы знать, что никто мне соли на хвост не насыплет!
- Брось, мейстер! Мы - свои люди! - говорил худощавый сапожник, отхлебывая пиво.
- Постойте, пускай мейстер расскажет сначала, как его чуть не изжарили, - вмешался парень из пекарни, хохоча во весь рот.
- Тебя чуть не изжарили? Да какая же сковородка выдержит такого здоровенного быка? - лукаво подмигнул высокий молодой слесарь. - Кстати, куда девался твой Руди?
- Руди с вывихнутой ногой лежит дома у матери. А дело было вот как, - начал рассказ мейстер Вальтер. - Бродили мы с Руди по разным глухим деревушкам. Хорошо ещё, что фрау Эльза с дочкой дома остались. Вот пришли мы в одну деревню, поставили театр перед постоялым двором и объявили, что будем представлять «Фауста». Народ собрался не только деревенский, а с гор, из лесов пришли люди с котомочками. Никогда они кукол не видали. Народ всё строгий, рожи у них постные, на каждом перекрестке - распятие, а в деревне всем пастор верховодит. Вот сыграли мы первое действие. Зрители молчат, будто воды в рот набрали, даже над Кашперле не посмеются. Только бабы изредка охают. Пастор стоит позади всех и наших кукол глазами буравит. Пора нам второе действие начинать, а тут Руди сплоховал. Задел он локтем веревку, на которой висели куклы позади тропы, - веревка оборвалась, куклы попадали в кучу, все нитки перепутались. Фауст с драконом так между собой переплелись и замотались - прямо хоть плачь!
Сидим мы с Руди, нитки распутываем. Я его, сквозь зубы на чем свет стоит ругаю, а зрители орут: «Начинай, давно пора! А то деньги давай обратно!» Тут я сплоховал. «Подождите, - кричу я в сердцах, - никак мне не распутаться! Мне тут один чертёнок все нитки запутал!» Это я про Руди говорю, а они как завопят: «У него чёрт нитки запутал! Сам говорит! Колдун!» Женщины завыли, убегают. Мужчины беснуются. Пастор говорит что-то и указывает на театр. Древние старухи машут костлявыми кулаками и вопят: «Колдун! На костёр его! У него все куклы - чертенята!» Гляжу я, вся толпа с палками, с ножами прёт на меня, впереди пастор с распятием, бледный, глаза как у волка. «Удирай, - говорю, - Руди!» И сам хочу улизнуть. Куда там! Окружили, повалили наземь, руки мне связали моей же веревкой… Руди догнали, приволокли. А старухи уже сцену ломают, костёр складывают, пастор над моими куклами что-то бормочет, а сам боится до них пальцем дотронуться. Зажгли костёр…»
Мейстер Вальтер выколотил свою трубку.
- А дальше? - спросил парень из пекарни, выпучив глаза.
- Лежу я, как бревно. Руки и ноги скручены веревкой. Лежу и думаю: «Пропадайте, мои куколки, лишь бы нам с Руди отсюда живыми выбраться». Вижу: бежит кто-то с постоялого двора. Бежит проезжий - важный господин. Развевается серый кафтан, кудри вьются по ветру, - видно, забыл впопыхах свою шляпу. Я так и обмер. «Ну, - думаю, - пропали наши головушки! Уж этот-то нам спуску не даст!» Не к добру это, когда господа опрометью бегают, - того и гляди, кого-нибудь прибьют! Подбежал проезжий, остановился, повернул голову к пастору и белой рукой показывает на костёр. Свысока, через плечо говорит проезжий с пастором. «Стыдно, - говорит, - вам, образованному человеку, укреплять суеверие в народе и побуждать его к жестокости!» Нос у проезжего с горбинкой, подбородок кверху. Пастор залопотал невесть что, глаза у него забегали. Проезжий руку чуть-чуть приподнял - довольно, мол, разговаривать… На нас кивнул: «Развяжите!» - а сам моих кукол с земли подбирает, Фауста рукавом обтёр и бормочет: «Бедный маленький Фауст! Бедный мой друг!»
- А ты не врешь, мейстер? - ахнул пекарь. - Признайся, выдумал ты этого проезжего?
Мейстер покраснел.
- Если не верите, нечего просить меня, чтоб я рассказывал… Я вам не сказочник!
- Рассказывай, рассказывай, мейстер, что дальше было? Не слушай пекаря! Дальше-то как? - наперебой заговорили слесарь и бочар.
- Дальше - повёл нас проезжий на постоялый двор. Смотрим мы в окно. Театр догорает. Пастор над ним проповедь говорит. Потом все запели псалом и разошлись. А проезжий Руди на лавку положил - у Руди нога разболелась, после того как его по земле волокли, - а сам со мной допоздна за столом сидел, всё про наши кукольные дела расспрашивал, куда едем да какие представления даём… Прямо скажу: такого господина я от роду не видал!
- А кто же был этот проезжий?
- Хороший человек, даром что дворянин. Он всего «Фауста» наизусть знает и кукол очень любит. А зовут его тайный советник фон Гёте из Веймара. Если бы он за нас не вступился, пропали бы мы с Руди! Эх, плохо нам, кукольникам, там, где попы верховодят и мешают честным людям веселить народ! Ну, хозяйка, ещё кружку пива!
И мейстер Вальтер залпом осушил кружку за здоровье тайного советника фон Гёте, который всего «Фауста» знает наизусть.
- Ну, мейстер, расскажи теперь, что ты видел на Рейне? - сказал высокий слесарь, когда смех и шутки замолкли.
- На Рейне? - мейстер Вальтер понизил голос. - На Рейне видел я Ганса Шульца. Его повесили на воротах замка за то, что он не отработал барщину барону… И пятерых детей Ганса я видел тоже…
Мейстер говорил глухо, отрывисто. Бочар, нахмурившись, кусал усы. Пекарь замер с открытым ртом.
- Ещё я увидел в Шварцвальде виселицы. Висят на них храбрые охотники, крестьяне, что с голоду стреляли дичь в княжеском лесу. Встречал я и вербовщиков в синих мундирах. Они охотятся за рослыми парнями и продают их прусскому королю в солдаты…
- А хорошего ты ничего не слыхал? - дрогнувшим голосом спросил сапожник.
- За Рейном, в Эльзасе, свежий ветер дует. Горят там зарева - пылают замки помещиков… На деревьях, как груши осенью, висят сборщики податей… Собираются мужики с косами, с вилами, громят в городах хлебные склады, а хлеб раздают голодным…
Собеседники забыли свои кружки с пивом. Они ловили каждое слово мейстера.
Вдруг что-то блестящее мелькнуло в окне подвала. Я взглянул. Высокие колёса нарядной кареты катились мимо окна по улице. С запяток соскочили чьи-то ноги в туфлях с пряжками, и шаги затопали по лестнице в подвал. Мейстер замолк.
- Эй, который тут поппеншпэлер? Выходи! - крикнул лакей в рыжей ливрее, появляясь на пороге. Высокий воротник подпирал его сытые щёки.
Все молчали.
- Вот хамье! Долго мне спрашивать? Отвечайте, живо, который из вас кукольник? - грубо крикнул лакей, щёлкнув по двери хлыстом.
- Шапку долой, барская обезьяна! - вдруг взревел бочар, стукнув кулаком по столу.
Все повскакивали с мест. Лакей забегал газами, отступил и сдёрнул треугольную шляпу.
- Да я что ж? Я могу шляпу снять, если люди хорошие… - забормотал он.
- Ну то-то. А теперь, если тебе нужен кукольник, так вот он здесь, а зовут его мейстер Вальтер, заруби себе это на носу! - Бочар ткнул пальцем в мейстера.
Лакей робко подошёл.
- Мейстер Вальтер, баронесса фон Гогенау приказывает, чтобы ты приехал с театром в замок. В будущее воскресенье. Играть велено «Геновеву». Дорогу тебе каждый укажет, - торопливо сказал он и ринулся в дверь.
- Стой! - гаркнул мейстер Вальтер. Лакей обернулся. - Скажи своей баронессе, что мейстер Вальтер в её замок не поедет ни с «Геновевой», ни с «Фаустом», ни с самим сатаной! - отчеканил мейстер.
Хохот грянул в кабачке. Лакей вздрогнул и зайцем пустился по лестнице.
- Ха-ха-ха! Вот это ловко! Ай да мейстер Вальтер! Ай да отбрил! - Бочар хохотал, схватившись за бока.
Пекарь, перегнувшись пополам, взвизгивал от восторга. Сапожник закашлялся в припадке неудержимого смеха, а слесарь крикнул:
- А ну, ещё пивца за здоровье мейстера Вальтера!
* * *
И всё-таки пришлось нам с мейстером тащиться в Гогенау. Сам местечковый судья пришёл в балаганчик. Он поднёс здоровенный кулак к носу мейстера и сказал:
- Слушай, мейстер. Если ты не поедешь в замок, так собирай свои пожитки и отправляйся вон отсюда. А если сунешь сюда нос, посидишь в кутузке. Ни места на ярмарке, ни позволенья играть бродягам и бунтарям мы не даём! Понял?
Мейстер Вальтер хмуро кивнул головой. Лишиться места на ярмарке значило потерять заработок.
- Да ты что - белены объелся? Ты должен госпоже баронессе ножки целовать за то, что она твой грязный балаган в свой замок зовет! Верно я говорю, фрау Эльза?
Фрау Эльза пробормотала что-то о баварском пиве, ударившем в голову мужа.
- Ну то-то! Пускай протрезвится! - наставительно сказал судья и пронёс в дверь свой толстый живот, обтянутый зелёным мундиром.
Мы стали готовить «Геновеву». Марта сшила новый бархатный плащ своей синеглазой любимице. Она водила в пьесе Геновеву, говорила и пела за неё.
В субботу с вечера, разобрав сцену, мы сложили доски и сундуки с куклами на тележку, а ночью тронулись в путь, чтобы с рассветом прийти в Гогенау.
ЗАМОК ГОГЕНАУ
Окна замка ослепительно блестели, освещенные восходящим солнцем. Праздничный флаг весело плескался на золотом шпиле. Привратник ворча открыл узорные чугунные ворота, Мы вошли в просторный двор с каменными конюшнями. Сколько золочёных карет, экипажей, обитых бархатом, легких лакированных шарабанов стояло там под навесом и посреди двора! В замок съехалось много гостей. Поварята в белых колпаках уже разводили на кухне огонь.
- Поезжайте в парк! - сказал привратник и махнул рукой направо.
Каштановая аллея уходила вдаль. Посыпанные жёлтым песком дорожки вились среди подстриженных кустов. Здесь сирень подымала свои лиловые свечи, там ранние розочки усыпали алыми звездами сквозную беседку. В зеркале пруда отражался серебряный домик. Чёрный лебедь выплыл из домика, протягивая красный клюв.
- Лебедь! - ахнула Марта,
- Куда прёшь? Черти тебя несут! Все дорожки испортишь. Поезжай лугом! - раздался крик.
Нас догонял заспанный лакей, натягивая на бегу зелёную куртку. Он схватил нашего Гектора под уздцы и повернул его на луг. Мы пошли по траве. Роса холодила нам ноги.
На крыльце замка встрёпанные слуги без жилетов скоблили мраморную лестницу.
Мы миновали рощицу. Миновали фонтан.
- Здесь, - сказал лакей, указывая на павильон с четырьмя колоннами. - Ставьте здесь ваш театр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25