Только это были не звезды, а огни фонарей и светящиеся окна домов, потонувших в молодой зелени садов.
И тут где-то позади, чуть в стороне послышался нарастающий многоголосый гомон. Что-то ржаво скрежетало, порой камушек ударялся о железо. И Витек понял, что какие-то люди едут на велосипедах по шоссе, ведущему из Вильно в Новую Вилейку.
Витек поднялся с пня, всмотрелся в недвижимую темень, насыщенную таинственными звуками. Но тут вспыхнули электрические фонарики, и юркие лучи света начали выхватывать из мрака то лицо, то велосипедный руль, круглые фуражки, стволы винтовок. Это были полицейские. Они совещались усталыми голосами. Потом кто-то принялся отдавать приказы. Едва различимые фигуры с велосипедами разошлись по лесу.
От резкого света у Витека закололо глаза. Он зажмурился, не двигаясь с места. Кто-то торопливо шел к нему, не гася фонарика.
– Что вы тут делаете, молодой человек? – спросил невидимый полицейский.
– Ничего. Жду.
– Кого, если можно знать?
Последние волны теплого воздуха, блуждавшие по склону, принесли резкий запах пота, суконных мундиров, скверно выдубленной кожи.
– Девушку жду, – неприязненно ответил Витек.
– Свидание, значит. Вы здешний, молодой человек?
– Погасите фонарик, иначе я ослепну.
Еще секунду рдело багровое волоконце лампочки. Потом на бирюзовом фоне неба проступила коренастая фигура полицейского.
– Я живу в Нижнем предместье, – сказал Витек.
– И давно ждете, молодой человек?
– А я знаю? Минут двадцать.
– Опаздывает?
– Да, опаздывает.
Полицейский вздохнул и поправил ремень винтовки.
– И я предпочел бы дожидаться девушку. А не видали вы тут посторонних лиц, молодой человек?
– Володко ищете?
Полицейский помолчал.
– Слишком уж вы догадливы, молодой человек.
– Не видал. Тут одни свои. Только летом появляются дачники.
Полицейский принялся шарить по карманам.
– Курите?
– Нет, – машинально ответил Витек, но быстро добавил: – Собственно, сегодня бы закурил.
Полицейский подошел, скрипя сапогами.
– Пожалуйста.
Витек нащупал коробочку, неловко покопался в сигаретах. Брызнул огонек спички. Наконец Витек выудил сигарету. Оба склонились над пламенем. Витек увидал небритую щеку и ремешок, застегнутый под подбородком.
– Спасибо. А кто он, этот Володко?
– Для нас бандит, а для других не знаю.
– Может, он из-за любви стал бандитом?
– В наше время люди все чаще сходят с ума из-за любви. Вы, как вижу, выпускник?
– Да, через несколько дней все будет позади.
– Советую вернуться домой. Нынешней ночью может быть большая суматоха.
– Спасибо. Я еще немного подожду.
– Тогда доброй вам ночи. Для нас-то она будет недобрая.
– Доброй ночи.
Полицейский вернулся к своим, которые тоже устроили перекур. Красные светлячки, мельтешащие во тьме, вспыхивали и меркли. Забренчали рамы велосипедов. Полицейские начали прочесывать притихший лес.
Разбудил Витека пронизывающий холод. Он вскочил с пня и заметался среди настывших за ночь кустов, не понимая, что к чему. Наконец остановил взгляд на долине, напоминавшей глубокую выемку от сгоревшего метеорита, увидал дом, притаившийся на гребне холма, услыхал сонное дыхание леса за спиной. У самых его ног пиликали сверчки, а может, потрескивал нечаянный заморозок. Без особой цели подошел к ограде. Проволочная сетка дрогнула, как железная койка, когда Витек взобрался на ее колючий гребень. Он спрыгнул в сад и, неверно оценив высоту, рухнул в дикие травы, еще хранившие запах осени. С трудом поднялся, вытер руки о задубевшие штаны. Дом, прилепившийся над ущельем, ждал. В одном окне блестело мертвенное отражение луны или раскалившейся перед рассветом звезды.
Витек начал восхождение по террасам, напоминающим лестницы ацтеков. Наконец оказался возле дома. Стены источали ласковое тепло, подобное приглушенному дыханию спящих людей. Он коснулся шероховатой поверхности между вензелями виноградных лоз. Приложил обе ладони, как прикладывают к кафелю догорающей печи. Жадно прислушивался, но дом был глух и нем. Даже ухо, прижатое к стене, не улавливало никакого отзвука, кроме монотонного гула неодушевленной материи либо отраженного шума собственной крови.
Витек стоял возле дома и не знал, что предпринять. Где-то внизу раздавались одиночные свистки, похожие на голоса болотных птиц. Он подошел к углу, обращенному к долине. Увидал черную бездну, а над ее берегами несколько звезд, деловито подмигивающих с неясным намеком. Под ногами что-то зашелестело, и шелест этот прозвучал в предрассветный час удивительно громко. Витек наклонился, пошарил дрожащими пальцами. Нащупал ворох собранных кем-то кленовых листьев.
И тут в доме залаял Рекс. Лаял басовито, заставляя дрожать стекла, потом долго повизгивал, как щенок. Витек присел за кучей прошлогодней листвы, сдерживая дыхание. Он слышал учащенное биение своего сердца, такое же громкое, как стук приближающегося поезда. Снова забеспокоился в пустых покоях Рекс. Но, вероятно, кто-то позвал его, так как он вдруг протопал по ступенькам холла. Скорее всего, побежал к Алине, чтобы поделиться своими подозрениями.
От листьев удивительно искушающе пахло сухостью. Витек пошарил по карманам. Наконец за подкладкой нашел две спички и обшарпанный обломок коробка. Чиркнул спичкой о серу почти бесцельно. Тут же вспыхнул бойкий огонек и обжег ладони. Чтобы погасить, Витек сунул его в кучу листьев, покрытую сверху испариной росы. Там что-то пискнуло.
– Скончался. Больше не оживет, – шепнул Витек. – Мог бы поспорить, если бы было с кем.
Он застыл, склонившись над мертвым курганом из листьев. И вдруг в недрах этой утлой сухой кучи затеплился бледно-розовый огонек. Выполз тоненький язычок, что-то выискивая в ворохе листвы. Заметался, пробуя черенки, обтрепанные края, клочки мха, и вдруг метнулся вверх с радостным треском. Стал разбухать, расчленяться, разрастаться десятками ответвлений. Запел, сперва пискливо, затем все басовитее, наконец замурлыкал, зачавкал, захрустел ветками, словно со смаком их разгрызая.
– Истерия инволюционная… – тихо произнес Витек, не в силах оторвать глаз от огня, который уже заползал ему на ботинки.
Невзначай глянул вверх, на ее окно. За черным стеклом что-то белело. Эта белизна, похожая на склонившуюся женщину, напомнила Витеку давно забытое страшное видение.
Он в панике бросился на огонь, привольно плясавший над кучей листьев. Исступленно топтал ее жаркое чрево в облаке взбесившихся искр, которые жалили ему ноги. Швырял горстями мокрую землю. Костер заслонился густым, едким дымом, он уже проигрывал и вынужден был отступить.
Витек еще некоторое время выжидал над останками, исторгавшими влажное тепло. Потом, пригнувшись, пробежал к ограде. На секунду задержался у средней террасы. Глянул на окно Алины. Окно было пустым. Совершенно пустым, как лист черной бумаги.
На дне долины снова послышались странные свистки. Витек перелез через ограду и, усталый, вернулся на свое место. Небо на востоке присыпал багряный прах из невидимых песочных часов.
И тут раздался далекий винтовочный выстрел. Витек впервые в жизни услыхал настоящий выстрел. Втянув голову в плечи, он прислушивался к незнакомому отголоску, который угасал в закоулках долины. И пожалуй, подумал также, что выстрел, скорее всего, означает чью-то смерть.
– Что ты вытворяешь, дитя мое? – спросила мать, словно обращаясь к нему из соседней комнаты. – Что ты бродишь возле этого дома?
Витек увидал ее совсем рядом, хотя и едва различимую на фоне черной стены ельника.
– Мне не спится. Я устал, – произнес он сердитым голосом.
– Ты же вовсе не ложился спать. Витек, ты хочешь меня убить?
– Возвращайся, мама Я знаю, что делаю. Все будет хорошо.
– Вернемся вместе, сынок. Мне снился ужасный пожар. Все горело, дом, город, весь свет.
– Огонь – это к большим переменам в жизни. Мама, все будет хорошо.
– Идем, вернемся вместе. – Мать схватила его за руку. – Ты болен. Я с зимы предчувствовала, что ты заболеешь.
– Нет, я останусь. Приду позже.
– Я закричу. Буду так кричать, что разбужу всех. И ее разбужу.
Витек порывисто прижал мать к себе. Расцеловал сухими губами.
– Я знаю, мама, все понимаю и все-таки останусь. Не заставляй меня, иначе произойдет непоправимое. Ты должна мне доверять. У каждого в жизни такое случается, и ничего тут не поделаешь. Все будет хорошо, мама, верь мне, все пройдет, а теперь иди, я действительно скоро вернусь, только сам, по своей воле.
– Поклянись, что вернешься.
– Клянусь.
– Памятью отца?
Витек помялся. Настоящие, вполне реальные птицы уже просыпались в лесу.
– Да, клянусь.
Она нашла его руку, принялась целовать с тоненьким, кошачьим хныканьем.
– Ну ладно, мама, возвращайся.
– Я принесла тебе пальто.
– Хорошо, пусть будет пальто. Пожалуйста, иди, мама, ну пожалуйста, оставь меня.
Витек подтолкнул ее к тропинке. Оставил одну в темноте, под градом тяжелых холодных капель, а сам юркнул в глубокий овраг. И затаился, припав к песчаному склону. Первые скворцы подымались с черного дна долины. Они летели куда-то в сторону Пушкарни, точно стремясь раньше других увидеть встающее солнце. В своем восторженном полете они устраивали веселые потасовки, перегоняли друг друга, бесстыдно кричали над спящей еще землей.
Витек поднялся на край оврага. Осторожно вгляделся в неподвижность леса.
– Мама? – окликнул вполголоса.
Никто не ответил. Витек вернулся к своему дереву. И только теперь заметил, что судорожно сжимает в руках старую гимназическую шинель. Хотел было ее отшвырнуть, но передумал и украдкой от самого себя прикрыл онемевшую от холода и усталости спину. Потом, вероятно, вздремнул, ибо проснулся внезапно и словно в ином мире. Расплавленное над горизонтом солнце уже основательно пригревало. Над лесными цветами кружили пестрые бабочки и пчелы-трудяги. Деревья дожидались ветра, как огромные черные паруса.
И вдруг где-то внизу грянули медные тарелки, рассыпалась дробь барабанов, а потом взвыли дудки. Витек глянул с высоты, словно ястреб, на предместье, приросшее к улице Дольной, той, что началась где-то под Новой Вилейкой. А по этой песчаной улице в город въезжал Тринадцатый полк улан, называемый татарским. Впереди, сразу же за бунчуком из бело-красного волоса, плавно шел полковой оркестр на сивых лошадях. Легкий ветерок уже трепал двухцветный конский хвост на бунчуке, заменяющем знамя. Музыканты энергично дули в свои трубы, флейты, окарины и свистульки. Долину незамедлительно заполнила до краев свирепая, скрежещущая музыка.
За оркестром ехали шагом эскадроны, каждый на лошадях иной масти. И улица эта словно бы показала десны. Хотя это были всего лишь розовые околыши уланских конфедераток. Потом ветер заиграл и уланскими флюгерами на пиках. Улица исчезла в трепетном плеске веселых красок. И Витеку подумалось, что над весенним лугом проносится первый порыв нежданной бури.
Костельный колокол дожидался, пока пройдут войска. Однако из зелени перелесков у самого подножья горизонта высыпали все новые и новые эскадроны. И колокол неожиданно зазвучал на поразительно высокой ноте, с трудом пробиваясь сквозь азиатскую музыку. Нетерпеливо зачастил, низвергая отчаянно-стремительную россыпь жалостливых ударов. Завязалась борьба за власть над долиной между татарским оркестром и колоколом католического костела.
И тут Витек увидал на крыльце виллы полковника. Во вчерашнем мундире с наградами в несколько рядов. Он неотрывно смотрел на Витека, а Витек смотрел на него, и походили они на двух птиц, гипнотизирующих друг друга перед схваткой.
Полковник медленно, не поворачивая головы, попятился к дверям холла. Мелкими, почти незаметными шагами, расставив руки, как крылья. Остановился на пороге. И все глядел напряженно на Витека, смотрел странно, исподлобья, вероятно боясь потерять его из виду. Потом он исчез во тьме холла и столь же внезапно выскочил на крыльцо. Теперь уже с двустволкой в руках. И начал прицеливаться. У Витека мурашки побежали по спине. Ему захотелось уменьшиться, превратиться в гнома. Хотя продолжалось это, пожалуй, не более секунды. Витек вздохнул, выпрямился, гимназическая шинель поползла с плеч.
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа, – зашептал он, не шевеля губами.
И тут полыхнул багряно конец одного из стволов, хлестнуло по листьям кустарника, как внезапным градом, и все заглушил ужасающий грохот двустволки. Витек мысленно распластался на земле. Однако он продолжал стоять, сгорбившись, среди деревьев, до боли зажмурив глаза.
Кто-то закричал в холле, полковник оглянулся, чтобы попугать кого-то оружием, а когда крик оборвался под стремительный топот ног, нашел взглядом Витека и опять вскинул двустволку.
– Во имя Отца и Сына, – снова зашептал Витек.
Хотел о чем-то подумать, может, в чем-то поклясться и не успел, ибо снова полыхнуло, на сей раз из другого ствола. Сдуло свежие листья с деревьев и сухие – с земли. Чудовищный грохот разорвал воздух, наполненный какофонией звуков.
Витек ждал, но ничего больше не произошло. Осторожно открыл глаза. Полковника на крыльце не было. Снизу доносился лишь голос татарского оркестра. Костельный колокол уступил поле боя. Снова появились веселые бабочки, не потерявшие интереса к лесным цветам и травам.
Витек повертел головой, пошевелил руками. Боли не почувствовал. И тогда двинулся в обход оврага к ограде виллы. Остановился у ржавой сетки. Поднял руки, вцепился пальцами в шероховатые ячейки. И в этой позе позволил себе отдохнуть.
Потом он наблюдал церемонию отъезда полковника Наленча. На этот раз «фиат» покатил в сторону Вильно. Доктор на ходу высунулся из окна машины и погрозил Витеку кулаком.
Дом был мертв, как и вчера. Земля источала расслабляющий зной. В высокой траве ожили кузнечики. Позади Витека пытался раскачаться настывший за ночь лес.
Скрипнула дверь. На крыльцо воровато выскользнул кузен Сильвек. Осторожно огляделся и побежал к калитке. Не застегнутые внизу брюки гольф путались у него в ногах.
– Ну что, хрен маринованный, жив еще?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27