И кто же он сам? Я снова огляделся вокруг. Перед каменным ковчегом подсвечник с курительными свечами и сосудиком для благовоний, самурай в шлеме и доспехах заместо Будды – да, наверняка это и есть молельня, посещаемая Коумэ и Котакэ. А мертвец, без сомнения, имеет какое-то отношение к бабушкам. Узнать бы какое?!
– Тацуя! – Норико прильнула к моей груди и со страхом снизу вверх заглянула мне в глаза. – Скажи, Тацуя, под доспехами в самом деле кто-то есть? Там не кукла?
– Погоди-ка, Нотт-тян, хочу кое о чем спросить тебя. Среди умерших в деревне в последнее время не было мужчины лет тридцати–сорока?
– А в чем дело? Почему ты спрашиваешь? – В глазах Норико отразилось недоумение. – Да ты и сам, Татт-тян, знаешь, кто умер в последнее время. Пожалуй, такого возраста был Кодзэн и, кстати, твой брат Куя-сан.
– Так-так… Брат Куя!.. – Мелькнувшая в голове мысль поразила меня словно током.
Все правильно! Да, все именно так. Лицо человека в доспехах чрезвычайно напоминало лицо брата Куя. Те же близко посаженные глаза, узкий лоб, тот же заостренный подбородок, такое же жесткое выражение лица.
Однако… Однако этого быть не может! Ведь его после смерти уложили в гроб, а гроб закопали на семейном кладбище. Более того, его труп приходилось вскрывать, для чего была произведена эксгумация, но после нее труп снова поместили в гроб и закопали там же. Я прекрасно помню, что первым бросил ком земли в могилу брата. Своими глазами видел, как гроб опускали в землю. Надгробную плиту, правда, еще не установили, но так или иначе брат спит вечным сном на кладбище.
Нет, этот «самурай» просто похож на брата. По-видимому, он тоже принадлежит к роду Тадзими, но если учесть, что в последние годы в семье Тадзими скончался только Куя, придется признать, что в пещере именно он. Кто-то выкопал останки из могилы, перенес сюда и, украсив пещеру, устроил здесь молельню? Это более чем странно. А как объяснить то, что более чем через десять суток со дня смерти признаков разложения трупа не заметно?
Сомнения, подозрения, колебания переполняли меня, как вдруг…
– Кто там?.. Кто там? Ответьте! – раздалось откуда-то сзади.
Вздрогнув, мы вскочили на ноги, обернулись назад и увидели фигуру человека с фонарем в руках.
– Кто там?.. Вы кто?.. – Человек с фонарем сделал несколько шагов по направлению к нам.
Норико испуганно попятилась и прижалась ко мне.
– Отзовитесь, кто вы?! – Нас окликнули в третий раз и приподняли фонарь, чтоб лучше разглядеть пещеру.
В пещере, отражаясь от всех стен, звуки изменяются до неузнаваемости, но этот голос я все же узнал.
– Ой, так это же ты, сестра! А это я, Тацуя.
– Тацуя-сан?! Ну, правильно, я так и думала. А с тобой кто?
– Норико-сан.
– Норико-сан? В таком месте? – Харуё очень удивилась, и голос ее прозвучал как-то пронзительно. Она поспешно приблизилась к нам. – И в самом деле Норико…
Харуё подозрительно взглянула на нас обоих, потом огляделась вокруг:
– А что вы тут делаете?
– Я все потом объясню. А как ты оказалась тут?
– Я…
– В этой пещере ты уже бывала?
– Нет, конечно. Я тут впервые… – снова оглядев пещеру, ответила Харуё и вся сжалась от страха. – Я только по слухам знала о ней. Еще в детстве слышала от старших, что из усадьбы ведет куда-то потайной ход. Но бабушка говорила, что его давно уже замуровали…
– Значит, Харуё-сан, сегодня ночью ты впервые увидела потайной ход?
Сестра согласно кивнула.
– А каким образом ты попала сюда?
В моих расспросах была, наверное, излишняя настойчивость, потому что Харуё как-то сникла. Но, быстро взяв себя в руки, заговорила, глядя прямо мне в глаза:
– Тацуя-сан, вчера вечером я пошла к тебе поговорить, но нигде тебя не нашла. Обратила внимание, что засов закрыт изнутри. Это показалось мне очень странным. Я долго ждала тебя, но ты все не возвращался, и в конце концов я вернулась в свою комнату. А сегодня утром обнаружила, что ты у себя. Снова почувствовала себя… заколдованной. Я попыталась поговорить с тобой, но ты отмалчивался, и я оставила эту затею, но все равно тревога меня мучила. И сегодня ночью я снова пошла к тебе. И опять тебя не обнаружила. Проверила запоры – комната закрыта изнутри. И вот тогда-то вспомнила про потайной ход, о котором слышала в детстве. Подумала: наверняка этот ход где-то здесь. Начала искать его, добралась до кладовой и увидела в ней длинный сундук, на крышке которого, кстати, обнаружила вот это.
Из-за пазухи Харуё достала мой носовой платок.
– Это ведь твой, Тацуя-сан? Потом я сняла крышку и заметила на дне сундука застывшую капельку воска. Пока я копалась в сундуке, вдруг раскрылось его дно. Ну, я и спустилась. Вот так и добралась сюда.
Харуё снова смерила нас подозрительным взглядом и продолжила:
– А все же, Тацуя-сан, тебе откуда-то известно стало о существовании потайного хода? Кто рассказал тебе о нем?
Теперь, разумеется, не было никакого смысла скрывать от нее все, что я знал о пещере, молельне и посещающих ее бабушках, но мне не хотелось посвящать ее в эти подробности.
– Дорогая сестра, мы все равно скоро вернемся домой, там все и расскажу. А пока у меня вопрос к тебе. Посмотри, что находится вон там? Внутри? Вообще, что это? Кто это?
Я приподнял фонарь и указал ей на ковчег. По всей видимости, Харуё впервые увидела его. Она ахнула и в испуге попятилась. Но, быстро взяв себя в руки, сделала пару шагов по направлению к ковчегу.
– М-м-м… Как странно! Кто мог доставить и установить здесь все это? – тяжело дыша, проговорила Харуё.
– А шлем этот тебе знаком?
– Да. Один раз я видела его, правда, очень давно. Кстати, и тебе, Тацуя-сан, он должен быть знаком. У нас в дальних комнатах есть что-то вроде молельни, помнишь? Ты еще спрашивал, не домашняя ли божница там. Это почти так. Только божница синтоистская. Официально ее называют божницей Инари – бога злаков… – После короткой паузы Харуё продолжила: – Наверняка ты слышал и эту историю, когда был ребенком. В этих местах когда-то была очень почитаемая правительница. В ее честь и создали эту божницу. Так вот, шлем этот принадлежал ей. Эту воительницу, повторю, очень почитали, а все, что находилось в домашней божнице, положили в этот каменный ковчег. И вот лет пятнадцать назад в один прекрасный день все из божницы исчезло. Все думали, что грабители унесли, если бывают такие странные грабители… А все-таки кому пришло в голову перетащить и ковчег, и его содержимое сюда?
То, что касается шлема и доспехов, стало более или менее понятным, гораздо сильнее меня интересовал человек, одетый в эти доспехи.
– Спасибо, Харуе, с этим теперь ясно. Но… Пожалуйста, посмотри внимательно на лицо человека в шлеме.
Харуё нерешительно посмотрела на меня, робко улыбнулась:
– Нет, не хочу… Не пугай меня, Тацуя-сан. У меня и так слабое сердце.
– Ну наберись мужества, прошу тебя! Я поднимался наверх, осматривал этого человека, но не понял, кто он.
Харуё, не скрывая страха, подняла взгляд. А на нее сверху вниз смотрели недобрые глаза человека в шлеме и доспехах. Сестра глубоко вздохнула, взяла фонарь и подняла его как можно выше, потом нерешительно подошла к ковчегу.
Мы с Норико в волнении наблюдали за ее действиями.
Держась за ковчег, Харуё взглянула на лицо под шлемом и, задрожав, вскрикнула. Повернувшись ко мне, она попросила, не переставая дрожать:
– Тацуя-сан, помоги мне подняться повыше, Лицо ее было бледным, лоб покрылся испариной. Я помог ей забраться выше. Со смешанным чувством страха и любопытства Харуё пристально всматривалась в лицо мертвеца. Слышно было ее прерывистое дыхание. Конечно же она поняла, кто скрывается под доспехами.
Мое волнение усилилось. Я в нетерпении наблюдал за Харуё, когда Норико неожиданно потянула меня за рукав.
– Нотт-тян, что? Что случилось?
– Смотрите, Тацуя-сан, тут что-то написано! – Норико указала рукой на выступ, где стояла Харуё.
И в самом деле, на камне было что-то выгравировано. Я поднес к надписи фонарь, прочитал и ахнул: «Обезьянье кресло».
Я не ошибся, там были выгравированы именно эти иероглифы. «Обезьянье кресло»… «Обезьянье кресло»… Что-то ужасно знакомое… Эти слова я наверняка слышал или читал. А-а, вспомнил! Я услышал их в свой первый вечер в доме Тадзими. Харуё рассказывала о странном посетителе и предположила, что именно он обронил клочок бумаги с этими иероглифами. На ней было еще что-то вроде карты и стояло это самое название. Я также вспомнил, что подобная карта есть и у меня самого. Так, может, то была схема этой пещеры, этих лабиринтов?
Эта новая загадка ввергла меня в глубокую задумчивость, из которой меня вывел только вопль Харуё. Я в испуге увидел, что она вся трясется.
– Осторожно!
Харуё плашмя упала мне на руки, которые я едва успел подставить.
– Тацуя-сан, что со мной происходит? Я или с ума сошла, или вижу кошмарный сон!
– Держись, Харуё! Объясни только, в чем дело. Тебе знаком этот человек? Кто он? Ну, ответь же!
– Отец.
– Кто?!
– Наш отец. Двадцать шесть лет назад он убежал в горы, и до сих пор ничего о нем не было известно.
Харуё прижалась ко мне и зарыдала.
Потрясение, испытанное мной, трудно передать словами. Норико, широко раскрыв глаза, стояла рядом в совершенном оцепенении.
Золото
Для Харуё с ее больным сердцем сегодняшнее открытие было слишком большим ударом. Наказав Норико молчать обо всем, мы расстались у развилки, Харуё и я через лаз в сундуке вернулись домой. При свете стало видно, как ей тяжело.
– Отдыхай, сестра. Ты очень плохо выглядишь. Наверное, тебе лучше поспать.
– Да, с сердцем неважно. Я так испугалась!.. Невероятная находка!..
– Сестра, это точно отец? Ты не ошиблась?
– Нет, Тацуя-сан, ошибки нет. Я поначалу сама своим глазам не поверила и долго и тщательно всматривалась в черты лица… Когда отец скрылся в горах, мне было всего восемь лет. Но я до сих пор очень отчетливо помню его лицо. Стоит мне сомкнуть веки, и он, как живой, стоит передо мной.
В глазах Харуё блеснули слезинки. Да, много горя доставил отец жителям деревни, но для нее он оставался близким человеком. Я почувствовал, что и у меня невольно сжалось сердце.
– Вот что удивительно: отцу, когда он убежал, было вроде бы тридцать шесть лет. Прошло столько времени, а он, выходит, совсем даже не изменился… Да?
– Да… Скорее всего, убегая, он воспользовался потайным ходом, попал сюда, тут и умер. Но кто мог об этом знать?
– С тех пор прошло целых двадцать шесть лет. Но труп совсем не разложился, отец сохранился, как был в свои тридцать шесть.
– Это и для меня загадка. Я человек без образования, как мне разобраться в этом? Но, Тацуя-сан, разве мало в этом мире непонятного? Мумии, например…
– Это все так, но… Но он на мумию не похож. Я, правда, мумий никогда не видел…
– Тацуя-сан, – Харуё придвинулась ко мне поближе, – мне интересно, откуда ты узнал о потайном ходе? Как ты нашел его?
Я вкратце рассказал ей о событиях позавчерашней ночи. Харуё слушала с неослабным вниманием и нескрываемым любопытством.
– Стало быть, наши бабушки…
– Да, именно так… Они сами говорили как-то, что каждый месяц молятся в пещере.
– Выходит, бабушкам давно уже было известно, что в глубине пещеры находится труп отца?
– Получается, так. Очень может быть, что они сами принесли туда доспехи и обрядили отца. И исправно ходят молиться.
Харуё побледнела еще сильнее. Рукавом кимоно прикрыла подбородок и долго молча размышляла о чем-то. Потом, видимо, какая-то догадка осенила ее, она резко подняла голову, и я увидел искаженное горестной гримасой лицо; необычный блеск в ее глазах испугал меня.
– Сестра, что с тобой? Вспомнилось что-то страшное?
– Тацуя-сан, я боюсь. Мне страшно… Значит, все обстояло именно таким образом…
– Что ты имеешь в виду, Харуё-сан? Необычным для нее высоким голосом она заговорила;
– Меня, Тацуя-сан, очень долго мучили эти мысли. В последнее время особенно. Ведь пришлось пережить столько смертей… И всякий раз обнаруживалось, что это отравление. Эти отравления заставляли меня снова и снова возвращаться к страшным воспоминаниям. – Харуё поежилась и продолжила: – Послушай историю, которую я могу поведать только тебе, Тацуя-сан. Но пожалуйста, никому ни в коем случае не пересказывай ее.
То, о чем она рассказала мне, происходило двадцать шесть лет назад, вскоре после череды жутких убийств в деревне. Ей в восемь лет пришлось быть свидетельницей смерти матери, и с тех пор различные страхи преследовали Харуё все детство. По ночам страхи особенно одолевали ее, она боялась буквально любого шороха, включала свет и начинала беспричинно плакать. Бабушки жалели ее, ласкали и стали укладывать вместе с собой.
– Да, я спала между обеими бабушками. Но заметила, что глубокой ночью они обе исчезали куда-то. Однажды я подняла страшный крик, ревела, искала их по всему дому. После этого они больше не исчезали вместе, но все равно по очереди обязательно выходили из комнаты, где мы спали. Я спрашивала у оставшейся бабушки: «Где вторая?» – «В туалет пошла, скоро вернется», – ответ всегда был стандартным. Мне, девочке, этого объяснения было достаточно, и обычно я более или менее спокойно спала дальше. Но раз случилось так, что, лежа в постели, я услышала напугавшие меня переговоры бабушек.
В ту ночь Харуё, как всегда, спала между бабушками Коумэ и Котакэ. Неожиданно голоса бабушек, перешептывавшихся над ее головой, разбудили Харуё. Она делала вид, что спит, подслушивать их разговор специально не собиралась, но кое-что все-таки расслышала. Больше всего ее испугало произнесенное бабушками слово «яд». Потом они заговорили о том, что вечно это продолжаться не может, что, если его схватят, смертной казни не избежать, что лучше бы ему умереть, но он здоров как бык, что, если он снова начнет буянить, поднимется великий шум, не лучше ли добавлять ему в еду яд… Напуганная Харуё дрожала и покрывалась потом.
– То, что впитывает мозг ребенка, остается с человеком на всю жизнь. Я и поныне, как вспомню ночные разговоры бабушек, изнываю от страшных мыслей и подозрений.
Харуё снова поежилась, будто от холода, и рукавом кимоно незаметно утерла набежавшую слезу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34