Упаковали на совесть, рекомендую
..
Порой накатится удушающий страх, сдавит грудь, сожмет сердце - ни
охнуть, ни вздохнуть. Страх скует мысли, и обуяет тебя невероятная жуть, с
которой не совладать.
За все годы я несколько раз испытывал под землей приступы
необъяснимого ужаса, когда и причины, кажется, никакой, но тянет,
неодолимо тянет бросится на землю, сжаться, застыть, зажмурить глаза,
заткнуть уши или дать деру и бежать, сломя голову, бежать без памяти,
неведомо куда, лишь бы поскорее убраться прочь.
Из этого состояния выходишь с трудом - медленно, мучительно, сцепив
зубы, употребив всю волю и все силы. Не дай Бог кому-то испытать.
Подобные состояния пока не поддаются объяснению. После такого
приступа становится неловко за себя - тренированный, рассудительный
мужчина, как ребенок, боялся неизвестно чего.
Мне приходилось плавать на разных судах по мировому океану, и я знаю
о приступах внезапного страха у моряков. Чаще всего это случалось в шторм
или незадолго до его начала, когда человек не находил себе места от ужаса,
а иногда терял над собой контроль и шагал за борт. Знающие люди сходятся
во мнении, что таким образом проявляет свое воздействие на организм
инфразвук - низкие частоты, которые издает океан.
Не могу судить, но возможно, колебания земной коры или подвижки
больших масс грунта рождают под землей схожий результат, создают
аномальные зоны, а может причина совсем в другом, еще неведомом.
Любопытно, что реальная, подлинная опасность никогда ничего подобного
не вызывала. Обычно я неплохо владел собой, анализировал ситуацию, трезво
принимал решение. Даже встречи с людьми, выказывающими агрессивные
намерения - наркоманами, уголовниками не вызывали особого страха или
паники. Люди чувствуют, в какой степени ты пойдешь до конца, и если ты
готов идти до конца, они остерегаются.
По натуре я человек мирный, но если решился на спуск в "преисподнюю",
надо знать, что тебя ждет. И я никогда под землей не выпускал из рук
"фомку", русский народный инструмент, который в Америке называют "свиной
ножкой".
На рожон я не лез, но всегда был готов к отпору. Меня обычно не
задирали, я ходил, провожаемый внимательными взглядами. Только один раз
выскочивший неведомо из какой щели бледный безумец с горящими глазами
неожиданно метнулся ко мне и молча, без единого звука, вскинул руку над
моей головой. Я перехватил удар, и человек также молча в мгновение ока
бесшумно исчез в темноте.
Мне приходилось видеть внизу автомобили, их загоняли по закрытым
пандусам через подвалы и гаражи. Сосредоточенные и немногословные механики
красили их, кроили-перекраивали, что-то резали автогеном, варили и стучали
беспрерывно, видимо, перебивали на рамах заводские номера. Стоило мне
появиться, они молча и напряженно разглядывали меня, но я не занимался
розыском угнанных автомобилей, а шел своей дорогой - мимо и стороной.
Изредка, от случая к случаю попадались сложенные штабелями коробки с
товарами, возможно, пущенная налево гуманитарная помощь, складированная
для коммерческих ларьков.
Я часто встречал под землей бездомных. Кое-где можно сносно
существовать - тепло, сухо, водопровод, электричество... Я встречал
бродяг, скитальцев, беженцев, встречал жалобщиков, приехавших в Москву за
правдой и не имеющих ночлега.
Чаще всего под землей можно встретить больных, спившихся людей,
грязных, годами не мывшихся, едва ли не потерявших человеческий облик.
Некоторые из них перестали подниматься на поверхность и валяются дни и
ночи - многие вообще потеряли представление о времени суток - валяются на
истлевших тюфяках, в гниющем тряпье, среди испражнений, в тесных зловонных
углах, в смрадных заброшенных тупиках, гниют заживо и умирают. Трупы
людей, человеческие останки - неизбежная, к сожалению, принадлежность
подземелий. Как и разложившиеся трупы животных.
Иногда внизу можно встретить стайки сбежавших из дома или из приютов
детей и подростков, которые целыми днями рыщут повсюду в поисках добычи и
пропитания и спускаются лишь ночевать. У них свой мир, свой язык, свой
фольклор, свои привычки, воспоминания и мечты. И хотя их представления о
жизни искажены и окрашены в черный цвет, большинство из них надеется
выбраться отсюда наверх, туда, где чисто и светло.
Я говорил с ними изредка. Забытые всеми, брошенные на произвол
судьбы, они, как ни странно, мечтают о доме, уюте, заботе и любви.
Любопытная деталь... Частенько они грезят о своем доме в лесу, чтобы
горела печь и было укромно и тепло, а за окном шел дождь или снег. Мне
всегда было горько видеть их тоскливые глаза. Подрастая, мальчишки
сколачивают жестокие злобные шайки, от которых никому нет пощады, девочки
пускаются в проституцию, и редко, крайне редко кому-то из них улыбнется
жизнь.
Бывало, на пути попадалась шпана постарше, среди них случаются
разборки, драки, поножовщина, но они меня не занимали, без них хлопот
хватало.
Вообще, признаюсь честно, спуск под землю, в особенности на большую
глубину - занятие не из приятных. Уже на малых глубинах человека посещает
чувство оторванности. При первых спусках мне казалось, что я отрезан,
замурован, что назад не выбраться и я навсегда останусь в тесном замкнутом
пространстве. Хотя клаустрофобией я отнюдь не страдаю.
На первых порах я постоянно помнил толщу земли над головой,
невообразимую тяжесть породы. Представишь - тошно делается, мурашки по
коже. Вся эта тяжесть давит на тебя, сразу понимаешь свою малость: ты -
песчинка!
Подобные ощущения испытывают новички на подводных лодках. Воображение
живо и услужливо напоминает о глубине, о страшной тяжести воды, давящей на
борт, который в сравнении с неодолимой силой моря мнится тонкой скорлупой.
Да, богатое воображение и разгулявшаяся фантазия могут сыграть с
человеком под землей злую шутку: вывести из равновесия, ввергнуть в
панику. Это состояние сродни состоянию пловца в море. Утонуть, как
известно, можно на глубине в два метра, однако там ты спокоен, но стоит
представить в море, что под тобой километр, и становится не по себе.
В метро никто не думает о толще земли над головой, но когда
оказываешься внизу один - в низком тесном забое, штреке или подкопе, где
не поднять головы, не разогнуть спины, сразу вспоминаешь, сколько над
тобой породы, вся эта тяжесть на твоих плечах, и кажется, вот-вот
расплющит.
И когда я признаюсь, что спуск под землю - занятие не из приятных, я
ничуть не лукавлю. Всякий раз мне приходилось себя взнуздывать и понукать,
понуждать. Не будь у меня конкретной цели, просто так, из романтических
побуждений, азарта или из любви к искусству я бы не полез. Но у меня была
цель: роман!
Хочу, чтобы в этом вопросе была полная ясность. Я писал не
путеводитель по подземной Москве, не учебник, не руководство или пособие.
Некоторые адреса я сознательно шифровал, чтобы не вызвать потока зевак,
часть объектов разместил там, где они понадобились мне по сюжету - перенес
с места на место, хотя в большинстве своем география, подробности, детали
указаны точно.
Что касается исторических сведений, то здесь все зыбко,
неопределенно, новые открытия часто опровергают прежние воззрения. Да и
какая может быть точность, если существует множество точек зрения: я
собирал специалистов, они спорили до хрипоты. Автор большой научной работы
о подземельях Кремля никак не может ее издать. Рукопись неоднократно
подготавливали к набору, но появлялись новые сведения, и прежние суждения
менялись. И в который раз работу приходится переписывать. Впрочем, то же
происходило и со мной: я трижды по схожей причине переделывал рукопись
перед самым набором. Иначе бы роман вышел много раньше.
Я не раз наблюдал, как люди, полагающие себя знатоками подземелий,
бросали друг другу упреки и обвинения в неточности. О какой точности может
идти речь? Это не физика, не математика, формул и готовых рецептов нет.
Первое издание романа вызвало небывалый интерес, возникли клубы,
кружки, объединения любителей подземелий. Рядом с некоторыми из указанных
в романе спусков можно смело ставить кассы, продавать билеты. Радиостанция
"Свобода" сообщила, что популярный в Москве роман "Преисподняя" доставил
госбезопасности много проблем по той причине, что читатели пытаются по
роману изучить подземную Москву.
К сожалению, как водится на Руси, не обошлось без самозванцев. Всем
знакома история о ленинском бревне; судя по количеству тех, кто подставил
вождю плечо, злополучное бревно на том субботнике оказалось весьма
длинным; если верить всем росcказням, нес бревно караван носильщиков.
Я не раз говорил и повторяю вновь: подземная Москва нуждается в
сознательном и кропотливом обустройстве. В исторических подземельях можно
устроить музейные экспозиции, выставки, разработать увлекательные маршруты
и водить экскурсии. За рубежом в знаменитых парках наподобие "Диснейлэнда"
специально роют землю, чтобы устроить подземные аттракционы. Стоит лишь
приложить руки, в подземельях Москвы могли бы состояться яркие красочные
представления, путешествия в знаменитые сказки, выступления фокусников и
чародеев. Внизу можно оборудовать уютные кафе и ресторанчики, всевозможные
гроты и пещеры с барами и винными погребками, магазинчики сувениров,
разнообразные мастерские и кузницы, расположить пекарни, водяные мельницы
- да мало ли... Было бы желание.
Что касается секретных укрытий для номенклатуры, тут разговор особый.
Разведывательные спутники берут в инфракрасном диапазоне подземные объекты
с глубины в триста метров: все тоннели и бункеры давно нанесены на
планшеты. Так что секреты в основном существуют для собственного народа,
для нас с вами, для налогоплательщика, который не должен знать, куда идут
его деньги.
В романе "Преисподняя" один из персонажей, обозревая номенклатурные
убежища, сокрушается: "Бедные наши налогоплательщики! Какая казна это
выдержит?"
Секретные бункеры и тоннели потеряли всякий смысл, во-первых, из-за
перемен в мире, а во-вторых, из-за скоротечности полета новейших ядерных
ракет: никто не успеет укрыться. При нашей-то расторопности это в принципе
невозможно, даже теоретически. Вспомним юношу Руста, пилота-любителя,
натянувшего нос всей ПВО страны [на маленьком спортивном самолете Руст
пересек границу и совершил посадку на Красной Площади в Москве].
Надо думать, на противовоздушную оборону тоже немало денег угрохали.
Гигантские, оборудованные всеми коммуникациями, энергои
водоснабжением, связью, вентиляцией и кондиционерами, автономными
системами жизнеобеспечения, даже замкнутой регенерацией воздуха, бункеры
можно было бы использовать под гаражи, склады, торговые центры, под
хранилища, банковские сейфы, под вредные производства.
Все мы знаем, как тесно в метро, как перегружены линии, но мало кто
знает, что из конца в конец Москвы и далеко за город в разных направлениях
тянутся секретные тоннели "метро 2". Разгрузить действующее метро, снизить
строительство новых линий, а, следовательно, финансирование и плату за
проезд не составляло бы труда. Это лишь малая толика возможностей.
Все попытки в указанном направлении наталкиваются на полную и
абсолютную глухоту. Никто не отказывается: просто не вступают в разговор.
Оглушительное молчание. Непроницаемая стена.
В данном вопросе со всей отчетливостью и предельной наглядностью
проявилось порочное естество номенклатурного социализма. Природная
замкнутость его структур. Перемены их пока не коснулись. Я знаю немало
случаев, когда номенклатура из разных ведомств по символическим ценам
приватизировала - а по сути, присвоила, украла государственные дачи.
Производилось это тайно, внутри структур, ведомств, министерств и советов,
как и многое прочее, что происходило в стране.
Всякая структура, ведомство при социализме замкнуты на самих себя, на
свой интерес, отдельный от интересов страны и народа. Всякая структура и
ведомство самодостаточны, их польза находится в отрыве от общей пользы;
структура и ведомство работают на самих себя, не задаваясь вопросами,
какой от них прок и нужны ли они вообще? Мало того, эти вопросы они
стараются подавить всюду, где они возникают.
Исходя их своего интереса, каждая структура стремится сохранить свою
закрытость, замкнутость, держит круговую оборону, пытается отбить все
попытки контроля над собой, анализа своей деятельности, оценок со стороны
и полагает подлинным святотатством сам вопрос: зачем она?
Вы можете как угодно оперировать логикой, выстраивать доказательства,
с цифрами в руках подтверждать ее нелепость, никчемность, ненадобность. В
ответ - тишина. Молчание. И вы никогда не узнаете, как аукнется вам
вопрос.
Самодостаточность структуры состоит в независимости от результатов
деятельности. Структура существует, только для того, чтобы получать корм,
то бишь финансирование и проедать его - кормить тех, кто принадлежит к
структуре. Каковы бы ни были цели ее возникновения, смысл структуры в
кормлении своих функционеров. Ничего не производя и не давая, она лишь
поглощает, сжирает то, что производят другие. Только это она и может -
ничего другого.
И неважно, что она никому не нужна. Не имеет значения. Она необходима
себе, любимой. Для себя она существует. И постарается существовать как
можно дольше. Всегда, если удастся. Если получится.
Именно по этой причине структура никого к себе не подпускает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Порой накатится удушающий страх, сдавит грудь, сожмет сердце - ни
охнуть, ни вздохнуть. Страх скует мысли, и обуяет тебя невероятная жуть, с
которой не совладать.
За все годы я несколько раз испытывал под землей приступы
необъяснимого ужаса, когда и причины, кажется, никакой, но тянет,
неодолимо тянет бросится на землю, сжаться, застыть, зажмурить глаза,
заткнуть уши или дать деру и бежать, сломя голову, бежать без памяти,
неведомо куда, лишь бы поскорее убраться прочь.
Из этого состояния выходишь с трудом - медленно, мучительно, сцепив
зубы, употребив всю волю и все силы. Не дай Бог кому-то испытать.
Подобные состояния пока не поддаются объяснению. После такого
приступа становится неловко за себя - тренированный, рассудительный
мужчина, как ребенок, боялся неизвестно чего.
Мне приходилось плавать на разных судах по мировому океану, и я знаю
о приступах внезапного страха у моряков. Чаще всего это случалось в шторм
или незадолго до его начала, когда человек не находил себе места от ужаса,
а иногда терял над собой контроль и шагал за борт. Знающие люди сходятся
во мнении, что таким образом проявляет свое воздействие на организм
инфразвук - низкие частоты, которые издает океан.
Не могу судить, но возможно, колебания земной коры или подвижки
больших масс грунта рождают под землей схожий результат, создают
аномальные зоны, а может причина совсем в другом, еще неведомом.
Любопытно, что реальная, подлинная опасность никогда ничего подобного
не вызывала. Обычно я неплохо владел собой, анализировал ситуацию, трезво
принимал решение. Даже встречи с людьми, выказывающими агрессивные
намерения - наркоманами, уголовниками не вызывали особого страха или
паники. Люди чувствуют, в какой степени ты пойдешь до конца, и если ты
готов идти до конца, они остерегаются.
По натуре я человек мирный, но если решился на спуск в "преисподнюю",
надо знать, что тебя ждет. И я никогда под землей не выпускал из рук
"фомку", русский народный инструмент, который в Америке называют "свиной
ножкой".
На рожон я не лез, но всегда был готов к отпору. Меня обычно не
задирали, я ходил, провожаемый внимательными взглядами. Только один раз
выскочивший неведомо из какой щели бледный безумец с горящими глазами
неожиданно метнулся ко мне и молча, без единого звука, вскинул руку над
моей головой. Я перехватил удар, и человек также молча в мгновение ока
бесшумно исчез в темноте.
Мне приходилось видеть внизу автомобили, их загоняли по закрытым
пандусам через подвалы и гаражи. Сосредоточенные и немногословные механики
красили их, кроили-перекраивали, что-то резали автогеном, варили и стучали
беспрерывно, видимо, перебивали на рамах заводские номера. Стоило мне
появиться, они молча и напряженно разглядывали меня, но я не занимался
розыском угнанных автомобилей, а шел своей дорогой - мимо и стороной.
Изредка, от случая к случаю попадались сложенные штабелями коробки с
товарами, возможно, пущенная налево гуманитарная помощь, складированная
для коммерческих ларьков.
Я часто встречал под землей бездомных. Кое-где можно сносно
существовать - тепло, сухо, водопровод, электричество... Я встречал
бродяг, скитальцев, беженцев, встречал жалобщиков, приехавших в Москву за
правдой и не имеющих ночлега.
Чаще всего под землей можно встретить больных, спившихся людей,
грязных, годами не мывшихся, едва ли не потерявших человеческий облик.
Некоторые из них перестали подниматься на поверхность и валяются дни и
ночи - многие вообще потеряли представление о времени суток - валяются на
истлевших тюфяках, в гниющем тряпье, среди испражнений, в тесных зловонных
углах, в смрадных заброшенных тупиках, гниют заживо и умирают. Трупы
людей, человеческие останки - неизбежная, к сожалению, принадлежность
подземелий. Как и разложившиеся трупы животных.
Иногда внизу можно встретить стайки сбежавших из дома или из приютов
детей и подростков, которые целыми днями рыщут повсюду в поисках добычи и
пропитания и спускаются лишь ночевать. У них свой мир, свой язык, свой
фольклор, свои привычки, воспоминания и мечты. И хотя их представления о
жизни искажены и окрашены в черный цвет, большинство из них надеется
выбраться отсюда наверх, туда, где чисто и светло.
Я говорил с ними изредка. Забытые всеми, брошенные на произвол
судьбы, они, как ни странно, мечтают о доме, уюте, заботе и любви.
Любопытная деталь... Частенько они грезят о своем доме в лесу, чтобы
горела печь и было укромно и тепло, а за окном шел дождь или снег. Мне
всегда было горько видеть их тоскливые глаза. Подрастая, мальчишки
сколачивают жестокие злобные шайки, от которых никому нет пощады, девочки
пускаются в проституцию, и редко, крайне редко кому-то из них улыбнется
жизнь.
Бывало, на пути попадалась шпана постарше, среди них случаются
разборки, драки, поножовщина, но они меня не занимали, без них хлопот
хватало.
Вообще, признаюсь честно, спуск под землю, в особенности на большую
глубину - занятие не из приятных. Уже на малых глубинах человека посещает
чувство оторванности. При первых спусках мне казалось, что я отрезан,
замурован, что назад не выбраться и я навсегда останусь в тесном замкнутом
пространстве. Хотя клаустрофобией я отнюдь не страдаю.
На первых порах я постоянно помнил толщу земли над головой,
невообразимую тяжесть породы. Представишь - тошно делается, мурашки по
коже. Вся эта тяжесть давит на тебя, сразу понимаешь свою малость: ты -
песчинка!
Подобные ощущения испытывают новички на подводных лодках. Воображение
живо и услужливо напоминает о глубине, о страшной тяжести воды, давящей на
борт, который в сравнении с неодолимой силой моря мнится тонкой скорлупой.
Да, богатое воображение и разгулявшаяся фантазия могут сыграть с
человеком под землей злую шутку: вывести из равновесия, ввергнуть в
панику. Это состояние сродни состоянию пловца в море. Утонуть, как
известно, можно на глубине в два метра, однако там ты спокоен, но стоит
представить в море, что под тобой километр, и становится не по себе.
В метро никто не думает о толще земли над головой, но когда
оказываешься внизу один - в низком тесном забое, штреке или подкопе, где
не поднять головы, не разогнуть спины, сразу вспоминаешь, сколько над
тобой породы, вся эта тяжесть на твоих плечах, и кажется, вот-вот
расплющит.
И когда я признаюсь, что спуск под землю - занятие не из приятных, я
ничуть не лукавлю. Всякий раз мне приходилось себя взнуздывать и понукать,
понуждать. Не будь у меня конкретной цели, просто так, из романтических
побуждений, азарта или из любви к искусству я бы не полез. Но у меня была
цель: роман!
Хочу, чтобы в этом вопросе была полная ясность. Я писал не
путеводитель по подземной Москве, не учебник, не руководство или пособие.
Некоторые адреса я сознательно шифровал, чтобы не вызвать потока зевак,
часть объектов разместил там, где они понадобились мне по сюжету - перенес
с места на место, хотя в большинстве своем география, подробности, детали
указаны точно.
Что касается исторических сведений, то здесь все зыбко,
неопределенно, новые открытия часто опровергают прежние воззрения. Да и
какая может быть точность, если существует множество точек зрения: я
собирал специалистов, они спорили до хрипоты. Автор большой научной работы
о подземельях Кремля никак не может ее издать. Рукопись неоднократно
подготавливали к набору, но появлялись новые сведения, и прежние суждения
менялись. И в который раз работу приходится переписывать. Впрочем, то же
происходило и со мной: я трижды по схожей причине переделывал рукопись
перед самым набором. Иначе бы роман вышел много раньше.
Я не раз наблюдал, как люди, полагающие себя знатоками подземелий,
бросали друг другу упреки и обвинения в неточности. О какой точности может
идти речь? Это не физика, не математика, формул и готовых рецептов нет.
Первое издание романа вызвало небывалый интерес, возникли клубы,
кружки, объединения любителей подземелий. Рядом с некоторыми из указанных
в романе спусков можно смело ставить кассы, продавать билеты. Радиостанция
"Свобода" сообщила, что популярный в Москве роман "Преисподняя" доставил
госбезопасности много проблем по той причине, что читатели пытаются по
роману изучить подземную Москву.
К сожалению, как водится на Руси, не обошлось без самозванцев. Всем
знакома история о ленинском бревне; судя по количеству тех, кто подставил
вождю плечо, злополучное бревно на том субботнике оказалось весьма
длинным; если верить всем росcказням, нес бревно караван носильщиков.
Я не раз говорил и повторяю вновь: подземная Москва нуждается в
сознательном и кропотливом обустройстве. В исторических подземельях можно
устроить музейные экспозиции, выставки, разработать увлекательные маршруты
и водить экскурсии. За рубежом в знаменитых парках наподобие "Диснейлэнда"
специально роют землю, чтобы устроить подземные аттракционы. Стоит лишь
приложить руки, в подземельях Москвы могли бы состояться яркие красочные
представления, путешествия в знаменитые сказки, выступления фокусников и
чародеев. Внизу можно оборудовать уютные кафе и ресторанчики, всевозможные
гроты и пещеры с барами и винными погребками, магазинчики сувениров,
разнообразные мастерские и кузницы, расположить пекарни, водяные мельницы
- да мало ли... Было бы желание.
Что касается секретных укрытий для номенклатуры, тут разговор особый.
Разведывательные спутники берут в инфракрасном диапазоне подземные объекты
с глубины в триста метров: все тоннели и бункеры давно нанесены на
планшеты. Так что секреты в основном существуют для собственного народа,
для нас с вами, для налогоплательщика, который не должен знать, куда идут
его деньги.
В романе "Преисподняя" один из персонажей, обозревая номенклатурные
убежища, сокрушается: "Бедные наши налогоплательщики! Какая казна это
выдержит?"
Секретные бункеры и тоннели потеряли всякий смысл, во-первых, из-за
перемен в мире, а во-вторых, из-за скоротечности полета новейших ядерных
ракет: никто не успеет укрыться. При нашей-то расторопности это в принципе
невозможно, даже теоретически. Вспомним юношу Руста, пилота-любителя,
натянувшего нос всей ПВО страны [на маленьком спортивном самолете Руст
пересек границу и совершил посадку на Красной Площади в Москве].
Надо думать, на противовоздушную оборону тоже немало денег угрохали.
Гигантские, оборудованные всеми коммуникациями, энергои
водоснабжением, связью, вентиляцией и кондиционерами, автономными
системами жизнеобеспечения, даже замкнутой регенерацией воздуха, бункеры
можно было бы использовать под гаражи, склады, торговые центры, под
хранилища, банковские сейфы, под вредные производства.
Все мы знаем, как тесно в метро, как перегружены линии, но мало кто
знает, что из конца в конец Москвы и далеко за город в разных направлениях
тянутся секретные тоннели "метро 2". Разгрузить действующее метро, снизить
строительство новых линий, а, следовательно, финансирование и плату за
проезд не составляло бы труда. Это лишь малая толика возможностей.
Все попытки в указанном направлении наталкиваются на полную и
абсолютную глухоту. Никто не отказывается: просто не вступают в разговор.
Оглушительное молчание. Непроницаемая стена.
В данном вопросе со всей отчетливостью и предельной наглядностью
проявилось порочное естество номенклатурного социализма. Природная
замкнутость его структур. Перемены их пока не коснулись. Я знаю немало
случаев, когда номенклатура из разных ведомств по символическим ценам
приватизировала - а по сути, присвоила, украла государственные дачи.
Производилось это тайно, внутри структур, ведомств, министерств и советов,
как и многое прочее, что происходило в стране.
Всякая структура, ведомство при социализме замкнуты на самих себя, на
свой интерес, отдельный от интересов страны и народа. Всякая структура и
ведомство самодостаточны, их польза находится в отрыве от общей пользы;
структура и ведомство работают на самих себя, не задаваясь вопросами,
какой от них прок и нужны ли они вообще? Мало того, эти вопросы они
стараются подавить всюду, где они возникают.
Исходя их своего интереса, каждая структура стремится сохранить свою
закрытость, замкнутость, держит круговую оборону, пытается отбить все
попытки контроля над собой, анализа своей деятельности, оценок со стороны
и полагает подлинным святотатством сам вопрос: зачем она?
Вы можете как угодно оперировать логикой, выстраивать доказательства,
с цифрами в руках подтверждать ее нелепость, никчемность, ненадобность. В
ответ - тишина. Молчание. И вы никогда не узнаете, как аукнется вам
вопрос.
Самодостаточность структуры состоит в независимости от результатов
деятельности. Структура существует, только для того, чтобы получать корм,
то бишь финансирование и проедать его - кормить тех, кто принадлежит к
структуре. Каковы бы ни были цели ее возникновения, смысл структуры в
кормлении своих функционеров. Ничего не производя и не давая, она лишь
поглощает, сжирает то, что производят другие. Только это она и может -
ничего другого.
И неважно, что она никому не нужна. Не имеет значения. Она необходима
себе, любимой. Для себя она существует. И постарается существовать как
можно дольше. Всегда, если удастся. Если получится.
Именно по этой причине структура никого к себе не подпускает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48