Выстроив перед восходом солнца свои фаланги, он вступил в сражение с Абуль-Касимом. Многие турки были тогда убиты, многие взяты в плен, большинство же повернули назад, бросив на произвол судьбы снаряжение. Да и {193} сам Абуль-Касим едва спасся, погнав своего коня к Никее. Воины Татикия с большой добычей возвратились в лагерь.
Когда самодержец, великий ловец человеческих душ, способный смягчить и каменное сердце, узнал об этом, он составил письмо Абуль-Касиму, в котором советовал последнему отказаться от своих пустых затей, не тратить зря сил, перейти на сторону императора и таким образом избавить себя от тяжких трудов, получить титулы и щедрые дары. Между тем Абуль-Касим узнал, что Борсук осадил находившиеся во владении некоторых сатрапов крепости и уже приближается к Никее с целью осадить город. Поэтому он, разгадав замысел императора и превратив, как говорят, необходимость в доблесть, смело принял его предложение о мире.
Когда они заключили мирный договор, самодержец замыслил извлечь для себя и другую выгоду; не имея иной возможности добиться своей цели, он пригласил в царственный город Абуль-Касима, чтобы тот получил деньги, полностью насладился роскошной жизнью, а затем возвратился домой. Абуль-Касим согласился на это и явился в царственный город, где и пользовался императорским благоволением. Так как Никомидией (это центр вифинской метрополии) владели тогда турки – правители Никеи, император, желая их оттуда изгнать, решил, пока они с Абуль-Касимом изъявляют друг другу свои чувства, построить у моря другую крепость. И вот он погрузил все необходимые для строительства материалы на суда, посадил на них самих строителей и поручил сооружение крепости друнгарию флота Евстафию, которому открыл свой тайный замысел. Император приказал ему также, в случае если мимо будут проходить какие-нибудь турки, всеми способами выказать им свое благоволение, щедро снабдить всем необходимым и дать им понять, что крепость сооружается с ведома Абуль-Касима; затем Евстафий должен был отвести всю флотилию от берегов Вифинии, чтобы Абуль-Касим ничего не узнал о происходящем.
В то же время Алексей ежедневно давал Абуль-Касиму деньги, постоянно приглашал его посещать бани, совершать верховые прогулки, ездить на охоту, а также осматривать портики вдоль улиц. Он заставлял возниц устраивать ради Абуль-Касима конные состязания в театре, который был в давние времена сооружен великим Константином, и побуждал его ежедневно бывать там и наблюдать за испытанием коней. Алексей делал все это, чтобы выиграть время и дать возможность строителям соорудить крепость. Когда же строительство было окончено и Алексей достиг цели, он богато оделил Абуль-Ка-{194}сима, пожаловал ему достоинство севаста и, еще более упрочив договор, с почестями отправил его по морю.
Абуль-Касиму сообщили о сооружении крепости, но он, хотя и был в душе уязвлен, тем не менее притворялся, что ни о чем не знает, и хранил полное молчание. Нечто подобное рассказывают и об Алкивиаде. И он таким же образом обманул лакедемонян, не соглашавшихся на восстановление разрушенных персами Афин. Приказав афинянам восстанавливать город, он отправился послом в Лакедемон, затягивая исполнение своей посольской миссии, выгадал время для строителей; и лакедемоняне узнали о восстановлении Афин уже после того, как обман совершился. Об этом великолепном обмане упоминает кое-где в своих речах и Пеаний. Таков был замысел моего отца, еще более хитрый, чем у Алкивиада. Он ублажал варвара конными ристаниями и другими удовольствиями, со дня на день откладывал его отъезд, благодаря чему завершил строительство укрепления и отправил этого мужа из города лишь после того, как все было кончено.
11. Между тем Борсук, как и ожидали, подошел с большими силами и осадил Никею (как и говорил об этом в свое время Татикию явившийся к нему ночью крестьянин). В течение трех месяцев он непрерывно осаждал город. Жители Никеи и сам Абуль-Касим понимали всю тяжесть своего положения и, не будучи более в состоянии сопротивляться, отправили послов к императору с просьбой о помощи; при этом они сказали, что предпочитают именоваться рабами императора, чем сдаться Борсуку. Император сразу же отобрал лучших из имевшихся при нем воинов, дал им значки и обитые серебряными гвоздями скипетры и отправил на помощь Абуль-Касиму.
Не для того чтобы помочь Абуль-Касиму, отправил самодержец войско; напротив, по его замыслу эта «помощь» должна была обратиться гибелью для Абуль-Касима. Ибо, в то время как два врага Ромейского государства боролись друг с другом, нужно было оказать помощь более слабому; не с целью увеличить его силы, а чтобы дать возможность отразить врага, и тогда Алексей получил бы город, который до того ему не принадлежал. Затем император, мало-помалу захватывая один за другим города, расширил бы пределы Ромейского государства, которые совсем сузились, особенно с тех пор как усилилось турецкое оружие. Ведь в свое время границами Ромейской державы были «столбы», которые обозначали наши пределы на Востоке и Западе. Западные назывались «Геракловыми», восточные же, находящиеся где-то у индийской границы, – {195} «Дионисовыми». Трудно представить себе, как далеко вширь простиралось тогда владычество Ромейской империи: Египет, Мероя, вся страна троглодитов и земли, расположенные рядом со знойной зоной; в другую же сторону – знаменитая Фула и жители северных стран, над головой которых находится Северный полюс. Но в то время, о котором идет речь, восточную границу Ромейского владычества образовывал соседний Боспор, западную – Адрианополь. Однако император Алексей, можно сказать, обеими руками нанося удары по наседающим на него со всех сторон варварам, действовал из Византия как из центра и расширил территорию империи: западной границей он сделал Адриатическое море, восточной – Евфрат и Тигр. И он вернул бы империи прежнее благоденствие, если бы его намерению не помешали постоянные войны и непрерывные труды и опасности (ведь самодержец постоянно подвергался грозным опасностям).
Как я говорила с самого начала, Алексей, отправляя войско властителю Никеи Абуль-Касиму, имел целью не избавить его от опасности, а добыть победу для самого себя. Но судьба не благоприятствовала этому. Дела самодержца сложились следующим образом. Когда посланные им воины прибыли к городку, названному по имени кира Георгия, турки немедленно открыли им ворота. Воины поднялись к зубцам стены, находящейся над восточными воротами, составили знамена и скипетры, сопровождая свои действия боевыми криками. Находившиеся за стеной были устрашены и, решив, что пришел сам самодержец, ушли оттуда. Тогда ромейское войско возвратилось в царственный город, ведь силы ромеев были недостаточны, для того чтобы встретить ожидаемое нашествие персов из внутренних областей Турецкого царства.
12. Между тем султан, который ожидал возвращения Чауша, понял, что тот медлит, и узнал обо всех поступках последнего: о том, как Чауш хитростью изгнал Харатика из Синопа, принял святое крещение и, облеченный властью дуки Анхиала, был отправлен самодержцем на Запад. Это очень раздосадовало и огорчило султана. И вот он решает отправить Бузана с войском против Абуль-Касима и передать с ним для самодержца письмо относительно брачного союза. Это письмо содержало следующее: «Я слышал, о император, о твоих делах: о том, как ты, только приняв власть над империей, с самого начала был вовлечен в многочисленные войны, о том, что скифы стали готовиться выступить против тебя, когда ты не успел еще утихомирить латинян, о том, что эмир Абуль-Касим нарушил твой договор с Сулейманом и опустошает всю Азию {196} до самого Дамалиса. Если же ты желаешь, чтобы Абуль-Касим был изгнан из этих областей и чтобы Азия и Антиохия перешли под твою власть, отправь ко мне свою дочь в невесты моему старшему сыну. Если ты это сделаешь, то в будущем не встретишь на своем пути никаких препятствий; благодаря мне с помощью войск, которые я тебе отправлю, ты легко добьешься своих целей не только на Востоке, но и в Иллирике и на всем Западе, и никто впредь не осмелится выступить против тебя». Это о персидском султане.
Бузан, дойдя до Никеи, делал неоднократные попытки захватить город, но, несмотря на все свои поползновения, не достиг цели из-за мужественного сопротивления Абуль-Касима. Тогда, попросив помощь у императора и получив ее, он пожелал овладеть другими городами и городками и, отойдя от Никеи, разбил лагерь у Лампи (это река у Лопадия). После его ухода Абуль-Касим навьючил на пятнадцать мулов столько золота, сколько могли унести животные, и отправился к персидскому султану, намереваясь принести ему этот дар, дабы не лишиться власти. Он застает султана около Спахи, где он стоял лагерем. А так как султан не удостоил его даже взгляда, Абуль-Касиму пришлось прибегнуть к помощи посредников. Когда последние стали слишком докучать султану, он сказал: «Я уже доверил власть эмиру Бузану и не хочу ее отнимать. Поэтому пусть Абуль-Касим отправляется к нему, отдаст деньги и выскажет все, что пожелает. Воля Бузана будет и моим решением».
Долгое время провел у султана Абуль-Касим, но, несмотря на все старания, ничего не добился. Затем он направился к Бузану, но встретил по дороге двадцать отборных сатрапов, которых послал против него Бузан (ведь от последнего не укрылся уход Абуль-Касима из Никеи). Сатрапы схватили; его, набросили ему на шею сделанную из тетивы петлю и задушили. Впрочем, по моему мнению, приказ поступить таким образом с Абуль-Касимом исходил не от Бузана, а от султана. Вот что хотела я рассказать об Абуль-Касиме.
Император прочел письмо султана, но не пожелал принять во внимание его предложение. А как же могло быть иначе? Ведь императорская дочь, которую этот варвар просил в письме обручить со своим старшим сыном, была бы, судя по всему, несчастной, если бы ей пришлось отправиться в Персию и принять участие в управлении царством, более злополучным, чем любая нищета. Но бог не допустил этого, да и сам император не позволил бы такому случиться, даже если бы оказался в самом тяжелом положении. Он сразу же, как только {197} впервые услышал содержание письма, высмеял притязания варвара и сказал вполголоса: «Бес вселился ему в голову». Так отнесся самодержец к этому браку. Тем не менее, решив вскружить султану голову пустыми надеждами, он пригласил к себе Куртикия и еще троих мужей и отправил их в качестве послов. Он снабдил их письмом, в котором заявлял, что рад миру и склоняется к предложению султана; в то же время Алексей со своей стороны выставил некоторые другие требования, для исполнения которых нужно было время. Отправленные из Византии послы, не успев еще достичь Хорасана, узнали об убийстве султана и повернули назад.
Дело в том, что брата султана, Тутуша, после того как он убил эмира Сулеймана и своего зятя, шедшего на него войной из Аравии, обуяла гордыня; узнав, что султан уже вошел в мирные переговоры с самодержцем, он замыслил убийство брата. И лот он призвал к себе двенадцать кровожадных хасиев, как они называются на персидском языке, сразу же отправил их в качестве послов к султану, посоветовав следующим образом убить брата: «Идите, – сказал он, – и прежде всего возвестите, что вам нужно сообщить султану нечто секретное; когда же вам позволят войти, приблизьтесь тотчас же к моему брату, как будто желая сказать ему что-то на ухо, и растерзайте его». Послы, или, вернее, убийцы, с готовностью отправились убить султана, как будто их посылали на обед или на пир. Они застали султана пьяным и, пользуясь полной свободой (стража стояла далеко), выхватили из-под полы мечи и сразу же растерзали несчастного. Ведь хасии радуются крови и почитают за наслаждение вогнать меч в человеческое тело. Впрочем, если в этот момент кто-нибудь, напав на них, вспорет им живот, то такую смерть они сочтут для себя честью. Свое кровавое ремесло они принимают и передают как отцовское наследство. Никто из них не возвратился к Тутушу, ибо своими жизнями пришлось им расплатиться за содеянное убийство.
Бузан узнал об этом событии и со всеми своими силами вернулся в Хорасан. Когда он приближался к Хорасану, его встретив брат убитого – Тутуш. Сразу же завязывается рукопашная битва, в которой оба войска сражаются с одинаковым упорством и ни одно не уступает победу другому. Но когда пал получивший смертельную рану Бузан, который храбро сражался и приводил в замешательство целые фаланги, все его воины стали искать спасения в бегстве и рассеялись кто куда. Тутуш победителем вернулся в Хорасан как облеченный уже саном султана. Но опасность нависла над его головой. Сын уби-{198}того султана Тапара Бэрк-Ярук встретился с ним и, по словам поэта, «радостью вспыхнул, как лев, на добычу нежданно набредший». Всей своей мощью и силой напал он на войско Тутуша, прорвал его строй, обратил в паническое бегство воинов и стад преследовать бегущих. Был в этом бою убит и сам Тутуш, как Новат, обуянный гордыней.
Когда к султану Хорасана, как я уже рассказывала, отправился с деньгами Абуль-Касим, брат последнего Пулхас подошел к Никее и овладел городом. Услышав об этом, самодержец пообещал Пулхасу щедрые дары, если он только уйдет из Никеи и передаст ему город. Пулхас хотел этого, но тянул время и обращал свои взоры к Абуль-Касиму; он отправлял императору послание за посланием, поддерживая в нем надежду, на самом же деле ожидал возвращения брата.
В это время произошли следующие события. Убитый хасиями султан Хорасана в свое время взял в плен двух сыновей великого султана. После смерти султана они бежали из Хорасана и вскоре явились в Никею. Увидев братьев, жители Никеи встретили их с радостью. Пулхас с готовностью передал им Никею, как перешедшее от отца наследство. Старший из них, по имени Килич-Арслан, был избран султаном. Он вызвал в Никею жен и детей тех воинов, которые в то время там находились, поселил их в городе и вновь сделал Никею резиденцией султанов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80