Предисловие
Памяти отца, Любарского Николая Яковлевича, посвящаю
В начале декабря 1083 г. византийский император Алексей Комнин, отвоевав у норманнов крепость Касторию, вернулся в Константинополь. Он застал свою супругу в предродовых муках и вскоре, «ранним утром в субботу у императорской четы родилась девочка, как говорят, очень похожая на отца» (Ал., VI, 8, стр. 188 настоящей книги). «Похожая на отца девочка» была не кто иная, как впоследствии знаменитый историограф, византийская принцесса Анна Комнина.
Победа у Кастории была лишь тактическим успехом Алексея, который не мог сколько-нибудь значительно улучшить положение Византии. А дела империи в то время находились далеко не в идеальном состоянии. За пятьдесят с лишним лет, прошедшие между смертью Василия II (976–1025) и воцарением Алексея I Комнина (1081–1118), Византия из самой могущественной державы Средиземноморья превратилась в сравнительно небольшое по территории и внутренне слабое государство. Причины упадка империи надо искать, конечно, не только в слабоволии и скромных талантах большинства императоров, правивших после Василия.
Могущество Византии в двух предшествовавших веках основывалось на централизованном управлении, вполне соответствовавшем уровню развития производительных сил и социальной структуре общества. Хорошо налаженный бюрократический аппарат следил за бесперебойным поступлением налогов и обеспечивал формирование стратиотского ополчения и флота по всей обширной территории государства. Крестьяне, платившие подати, и стратиоты, составлявшие войско, были оплотом империи, и когда в X в. крупные феодальные магнаты пытались поглотить мелкую земельную собственность, они встретили {5} решительный отпор со стороны центральной власти. Императоры предпочитали сами эксплуатировать крестьян и стратиотов, а не отдавать их на съедение феодалам.
Рост крупной феодальной собственности был, однако, объективным процессом, его нельзя было остановить декретированием сверху, и в конкретных условиях XI в. он привел к трагическим для Византийской империи последствиям. Почти повсеместно исчезают свободные крестьяне. Попав в кабалу к крупным вотчинникам, они испытывают двойной гнет – феодалов и государства, которое вовсе не отказывается от своего права собирать налоги. По-прежнему рыщут по стране императорские инспекторы и налогосборщики, но крестьяне подчас уже не могут платить подати, и, таким образом, иссякает важнейший источник пополнения государственной казны. Оскудение денежных запасов толкает императоров на крайние меры: они посягают на золотую церковную утварь и идут на значительное уменьшение золотого содержания монеты (см. прим. 382).
Закабаление крестьянства, резкое сокращение количества стратиотских наделов немедленно отражается на войске. За счет внутренних ресурсов армию пополнять было уже нельзя, и, как несколько веков назад, императорам приходится формировать наемные отряды. Наемники стоят денег, казна пустует. Возникает заколдованный круг, из которого, казалось, нет выхода.
Образование крупной земельной собственности и развитие феодальных институтов имеют и политические последствия. Аппетиты провинциальной знати растут, она требует новых льгот и привилегий, но наталкивается на решительное противодействие столичной аристократии.
«На первый взгляд, – пишет Г. Острогорский, – византийская история следующих лет (после смерти Василия II. – Я. Л.) кажется просто клубком дворцовых интриг, но на самом деле все эти интриги были обусловлены разногласиями между гражданской знатью столицы и военной аристократией провинций». Соперничество в среде самой провинциальной знати еще более усугубляло тяжелое внутриполитическое положение страны. {6}
Политический кризис особенно усилился после смерти в 1056 г. последней представительницы македонской династии – престарелой Феодоры. С тех пор и до воцарения Алексея Комнина на престоле сменилось шесть императоров, из которых только одному – Константину X Дуке – удалось до конца жизни сохранить корону. Так, по требованию константинопольского патриарха в 1057 г., после годичного пребывания на престоле постригся в монахи Михаил VI Стратиотик. Занявший его место Исаак I Комнин в результате неясных нам дворцовых интриг вынужден был через два года передать власть не своему брату Иоанну, а представителю соперничавшего рода Дук Константину (1059–1067). Трагически погиб в 1072 г. ослепленный по наущению кесаря Иоанна Дуки молодой Роман IV Диоген (1068–1071), кончили свои дни в монастыре смещенные с престола Михаил VII (1071–1078) и Никифор III Вотаниат (1078–1081).
Почти каждому из упомянутых императоров приходилось нести борьбу с многочисленными мятежниками и претендентами на престол – «тиранами», по терминологии византийских писателей.
Экономически ослабленная, раздираемая междоусобицами Византийская империя не могла сохранять и свое внешнее величие. Василий II оставил после себя обширную державу с хорошо укрепленными границами, и в середине XI столетия старые враги Византии – арабы и русские – уже не представляли для нее серьезной опасности. Но против новых врагов, появившихся во второй половине века, империя оказалась беззащитной. Незначительные поселения норманнов, утвердившихся в Южной Италии в начале XI в., за несколько десятилетий превратились в могущественное государство, которое вытеснило византийцев из страны. Разделение церквей в 1054 г. и союз норманнов с папой на соборе 1059 г. в Мельфи лишили греков сколько-нибудь серьезной надежды вернуть свои позиции в Италии. Бывший предводитель норманнских разбойников Роберт Гвискар, герцог Апулии, Калабрии и Сицилии, с тех пор на долгое время стал опаснейшим врагом Византийской империи.
Но еще более страшная угроза надвигалась на Византию с востока. Столкновения греков с турками-сельджуками, начавшиеся в конце 40-х годов, привели к трагической для империи битве Романа Диогена с Алп-Арсланом в августе 1071 г. при Манцикерте. Одержавшим победу сельджукам был открыт почти беспрепятственный путь в Малую Азию, и вскоре турки основали султанат с центром в Никее, который носил вырази-{7}тельное название Румский (т. е. ромейский, или византийский). Как любят повторять многие исследователи, с тех пор император из окон дворца мог наблюдать за территорией, занятой его злейшими врагами.
Положение на севере было не лучше. В конце 40-х годов печенеги переправились через Дунай, и с тех пор империя подвергается непрекращающимся набегам печенегов, половцев, узов и других «варварских» племен. К началу правления Алексея от некогда огромной территории под контролем Византии оставались лишь балканские земли. Но они находились в железных тисках недругов, к тому же там постоянно вспыхивали восстания и еретические движения. Видимо, Анна не преувеличивает, описывая положение государства времени вступления ее отца на престол: «Император Алексей видел, что империя находится в состоянии агонии: восточные земли подвергались опустошающим набегам турок. Не лучше обстояли дела и на Западе... У Ромейской империи не было тогда достаточно войска... а чтобы вызвать союзников из других стран, в императорской казне не было денег. Очень уж неумело распоряжались военными делами императоры – предшественники Алексея, которые довели до весьма плачевного состояния Ромейское государство. Как я слышала от воинов и некоторых пожилых людей, ни одно государство испокон веков не оказывалось в столь бедственном положении» (III, 9, стр. 133).
Кризис, который переживала империя, как мы видели, имел глубокие корни, для его ликвидации требовалось кардинально перестроить государственную систему и приспособить ее к новым условиям. Но как раз на это и не решался ни один император. Традиции централизованного управления были освящены веками, а императоры либо оказывались слишком бездеятельны (как Константин IX Мономах), чтобы вообще что-то предпринять, либо старались ограничить аппетиты феодальной знати и еще более централизовать управление (например, Михаил VII, вернее, его всесильный временщик Никифорица).
В 1081 г. в результате переворота на троне утвердился Алексей I Комнин. Он был не первым и не последним претендентом на власть, которую, казалось, так нетрудно добыть, стоит лишь собрать достаточное войско, задобрить и подкупить побольше высших сановников. Мятежи в 70-х годах происходили непрерывно, сам Алексей активно участвовал в подавлении {8} бунтов Руселя, Вриенния, Василаки; царствовавший тогда император Никифор Вотаниат тоже был узурпатором, а одновременно с Алексеем притязал на власть Никифор Мелиссин. Но Алексей был более удачлив, нежели другие «тираны». Он не только прочно утвердился на престоле, но владел им в течение тридцати семи лет до самой своей кончины, и если не вернул империи былое могущество, то во всяком случае значительно укрепил внутреннее и внешнее положение страны.
В чем причина успехов Алексея? Ответ на этот вопрос так или иначе стараются дать все пишущие об этой эпохе. Одни авторы (Г. Гельцер, Ш. Диль и др.), загипнотизированные восторженными характеристиками Анны Комниной, видят источник подъема империи исключительно в личных достоинствах императора Алексея – великого воина и полководца, истинно государственного мужа, глубоко религиозного и благочестивого человека. Другие ученые усматривают залог удач Алексея в преобразованиях государственного управления, произведенных императором. Это мнение еще в прошлом столетии энергично защищал Е. Остер. Однако серьезный немецкий исследователь, который обычно каждый сообщаемый им факт снабжает исчерпывающим документальным материалом, нарисовав красочную картину разнообразных реформ первого Комнина, почти не отсылает читателя к источникам. Не могут этого сделать и новейшие последователи Е. Остера. В трудах некоторых современных ученых (Л. Брейе, Г. Острогорский, Дж. Хассей, П. Лемерль, М. Сюзюмов) ощущается тенденция определить социальную основу политики Алексея. Большинство исследователей акцентирует внимание на том, что вместе с Алексеем к власти пришла провинциальная военно-феодальная знать, которая взяла верх над гражданской аристократией столицы и оказалась в состоянии на некоторое время предотвратить крах империи. Однако специальных трудов о социальной истории комниновского периода пока не существует, а мимоходом выраженные суждения ученых в большинстве случаев лишены надежного фактического обоснования и произвольны. Поэтому и появляется необходимость пристальнее вглядеться в социальную основу политики Алексея, тем более что основной наш источник по этому вопросу – «Алексиада» Анны Комниной.
Судя по рассказу Анны, император Никифор Вотаниат, человек неплохой, но старый и безвольный, любил и отличал {9} братьев Комниных – Алексея и Исаака – и лишь интриги «рабов-скифов» – Борила и Германа – заставили братьев бежать из Константинополя. Однако объективные факты, переданные историографом, свидетельствуют о другом. Комнины, действуя за спиной Вотаниата, вошли в соглашение с его супругой Марией Аланской (II, 2, стр. 92 и сл.), заручились поддержкой императорских слуг и заранее под благовидным предлогом вызвали в Константинополь преданные им войска (II, 4, стр. 96). Мятеж Комниных был не актом самозащиты, как пытаются представить его Анна и некоторые некритически следующие ей современные историки, а результатом хорошо продуманного заговора во главе с матерью Алексея и Исаака – умной и энергичной Анной Далассиной.
Мятеж, инспирированный Анной Далассиной, имел характер династического переворота и преследовал цель привести к власти клан Комниных. Вопрос о том, кто из братьев сядет на трон, заранее не предрешался, выборы нового императора происходили уже после начала переворота, причем Алексей и Исаак выступали в качестве равноправных кандидатов на престол (II, 7, стр. 104 и сл.). К мятежникам сразу же присоединяются многочисленные родственники и свойственники Алексея, и в первую очередь представители могущественной фамилии Дук, к которой принадлежала жена Алексея Ирина. «Родственный» характер заговора подтверждается также тем, что в нем большую роль играли женщины.
Первые шаги занявшего престол Алексея свидетельствуют о стремлении молодого императора поставить у кормила государства членов своей разветвленной и многочисленной семьи. Новый самодержец немедленно после захвата власти передает все гражданское управление Анне Далассине. «Пусть все эти распоряжения, – пишет Алексей в хрисовуле матери, – будут иметь такую же незыблемую силу, как если бы они исходили от светлой власти моей царственности и написанное имело источником мои собственные слова» (III, 6, стр. 127). Интереснейшим в этом отношении актом является также распределение императором высших государственных титулов. Их получили почти исключительно члены семьи Комниных (см. прим. 318).
Тенденция опираться на представителей родственных фамилий характерна для всего времени правления Алексея. {10} «Родственники и свойственники» императора постоянно упоминаются Анной. В военных походах они составляют непосредственное окружение самодержца (VIII, 3, стр. 232; IX, 5, стр. 253; XV, 2, стр. 402 и др.), в бою сражаются бок о бок с ним (VII, 3, стр. 209 и др.). Но что самое любопытное, они составляют (часто вместе с высшими командирами войска) постоянный совет при императоре. С ними Алексей консультируется по военным вопросам (V, 5, стр. 167; X, 2, стр. 267) и при решении наиболее серьезных политических дел (VIII, 8, стр. 242; XI, 3, стр. 299; XII, 6, стр. 331–332 и др.). Они занимают высшие военные и государственные посты и исполняют ответственные поручения.
Знаменательно также стремление императора породниться с влиятельными и могущественными фамилиями. Именно потому в восьмилетнем возрасте Анну Комнину разлучили с ее женихом малолетним Константином и впоследствии выдали замуж за отпрыска знатного рода Никифора Вриенния. Немало усилий прилагает Алексей, чтобы закрепить родственные связи с провинциальным магнатом Феодором Гаврой (VIII, 9, стр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80