Судьи же подвергли эпитимии не только Алексея, но также всех его родственников по крови и тех, кто принимал участие в восстании, велев им для умилостивления бога поститься, спать на земле и соблюдать соответствующие обряды. Подвергшиеся эпитимии ревностно выполняли все условия. Жены их также не могли оставаться без эпитимии (а как же иначе? Ведь они любили своих мужей) и добровольно приняли на себя бремя покаяния. В то время можно было видеть, как весь дворец наполнился слезами и горем, горем не позорным, не свидетельствующим о душевной слабости, а похвальным, доставляющим высшую, беспредельную радость. {125}
Самодержец – таково его благочестие – не ограничился этим: под императорскую пурпурную одежду он надел власяницу, которая в течение сорока суток касалась кожи его тела. По ночам он лежал на голой земле, подложив только камни под голову, и оплакивал, как и следовало, свои прегрешения. Когда прошел срок эпитимии, он уже чистыми руками коснулся государственных дел.
6. Более чем себя, желал видеть Алексей у кормила государства свою мать. До поры до времени он держал свой замысел в тайне, ибо опасался, как бы, узнав о его намерении, мать не покинула дворец, ведь, как ему было известно, она стремилась к возвышенному образу жизни. Как бы то ни было, во всех случаях он решительно ничего не предпринимал без ее совета, но, посвящая ее в свои замыслы, пользовался помощью матери и постепенно незаметно приобщал ее к управлению государством; иногда же он и открыто говорил, что без ее ума государственные дела придут в расстройство.
Таким образом он еще больше привязывал к себе мать, препятствуя ей выполнить ее намерение. Она, однако, думала о последнем прибежище и мечтала о монастыре, в котором могла бы провести в благочестивых размышлениях остаток дней своих. Таково было ее желание, об исполнении которого она постоянно молилась. Лелея такую мысль и стремясь к возвышенному образу жизни, она тем не менее, как никакая другая женщина, была любящей матерью. Она хотела вместе с сыном перенести бурю, обрушившуюся на империю, и как можно лучше управлять кораблем – все равно, дуют ли ему попутные ветры или со всех сторон обрушиваются на него волны; тем более что ее сын, вступив на корму, только недавно взялся за кормило и никогда раньше не имел дела с такими волнами и ветром. Этими словами я намекаю на разнообразные и страшные бедствия, обрушившиеся на империю. И вот материнская любовь увлекла ее, и она стала править совместно со своим сыном-императором, а случалось, и одна брала в свои руки бразды правления и успешно, безошибочно управляла государственной колесницей. Ведь она была женщиной умной, обладала к тому же истинно царским складом ума и владела искусством властвовать. В то же время она мечтала посвятить свою жизнь богу.
В августе того же индикта переправа Роберта вынудила Алексея выступить из столицы. Тут он и обнаружил свой тайный замысел, безраздельно передав в руки матери всю самодержавную власть. О своем решении он поставил всех в известность хрисовулом. Каждый пишущий историю должен рас-{126}сказывать о деяниях и распоряжениях великих мужей отнюдь не в общих чертах; напротив, о подвигах следует говорить как можно более подробно, а содержание постановлений излагать. Поэтому и я, следуя такому правилу, изложу содержание упомянутого хрисовула, опуская только красоты стиля его составителя.
Вот текст хрисовула: «Никто не может сравниться с добросердечной и чадолюбивой матерью, и нет защиты надежней ее, когда предвидится опасность или грозят какие-либо иные бедствия. Если она советует, совет ее надежен, если она молится, ее молитвы становятся для детей опорой и необоримыми стражами. Такой и проявила себя на деле по отношению к нашей царственности наша святочтимая мать и госпожа, которая с моего самого раннего возраста была для меня всем: и кормилицей и воспитательницей. И хотя ее имя было занесено в список синклита, материнская любовь стояла у нее на первом месте, а доверие к сыну оставалось непоколебимым. В наших разделенных телах видна единая душа, которая милостью Христа сохраняется неразделенной и поныне. Ледяные слова «мое» и «твое» не произносились между нами, и что еще важно, ее постоянные и непрерывные молитвы достигли ушей господа и возвели меня на вершину власти. Но и после того как я принял императорский скипетр, она не отказалась разделять труды моей царственности и отстаивать то, что было полезно и мне и государству. Моя царственность готовится ныне с божьей помощью выступить против врагов Романиии усердно занимается сбором и организацией войска; очень заботит меня также управление ведомствами и делами граждан. И вот я нашел надежный оплот самодержавия и решил поручить управление всеми этими делами моей святочтимой и достойнейшей матери. Настоящим хрисовулом моя царственность ясно повелевает следующее: все те письменные распоряжения, которые она сделает благодаря своей многоопытности в житейских делах, впрочем презираемых ею (независимо, сделаны эти распоряжения по докладу председателя секретов, или подчиненных ему чиновников, или же всякого другого человека, чьей обязанностью является подготовка докладов, просьб и решений, касающихся скидки казенных недоимок), пусть все эти распоряжения будут иметь такую же незыблемую силу, как если бы они исходили от светлой власти моей царственности и написанное имело источником мои собственные слова. Все исходящие от нее решения и приказы, письменные и устные, мотивированные и немотивированные, если они только будут иметь ее печать с изображе-{127}нием Преображенья и Успенья, должны расцениваться как идущие от моего владычества уже потому, что на них стоит „В месяц“ того, кто будет в то время председателем секретов. Моя святочтимая мать по праву императора будет вольна поступать, как ей заблагорассудится, в вопросах продвижения по службе и назначения преемников, чиновников секретов и фем, а также распределения титулов, постов и даров из недвижимости. Если кто-нибудь получит назначение в секрет или фему, будет возведен на пост, назначен преемником или удостоен высшего, среднего или низшего титула, то пусть это остается навсегда незыблемо и неизменно. Моя мать будет полностью распоряжаться увеличением содержания чиновникам, прибавками к выдачам, скидкой „обычных“ налогов и уменьшением или полной отменой жалованья, короче говоря, все ее письменные и устные приказы должны беспрекословно выполняться.
Ее слова и повеления следует рассматривать как исходящие от моей царственности, они не могут быть отвергнуты, а, напротив, должны иметь законную силу и оставаться незыблемыми на будущее. Ни сейчас, ни в будущем никто не имеет права потребовать отчета и призвать ее к ответу – ни ее помощники, ни сам логофет секретов – вне зависимости от того, покажутся им действия моей матери разумными или неразумными. Ибо не подлежит никакому отчету то, что будет сделано на основании настоящего хрисовула».
7. Таково было содержание хрисовула. Разве не удивительно, с каким почтением отнесся к своей матери мой отец, который уступил ей право распоряжаться всеми делами, оставил за собой только титул императора и, как бы выпустив из своих рук бразды правления, лишь бежал рядом с императорской колесницей, управляемой его матерью. Алексей сделал это, несмотря на то, что он уже миновал период юношества и вступил в возраст, когда людям подобного нрава более всего свойственно властолюбие. Он взял на себя войны и сражения против варваров, а матери доверил распоряжение всеми делами, гражданскую власть, заботы о сборе податей и о государственных расходах.
Может быть, найдется человек, который станет порицать это распоряжение моего отца, доверившего женщине управление государством; если бы он, однако, знал образ мыслей этой женщины, ее добродетель, ум и энергию, то отказался бы от порицаний и вместо того стал выражать восхищение. Ведь моя бабушка была настолько искусна в своих действиях, с такой ловкостью упорядочивала и устраивала государственные {128} дела, что могла бы управлять не только Ромейской державой, но и всеми другими царствами подлунного мира. Она обладала большим опытом; познав природу многих вещей, видела истоки и результаты, как начинается и во что выливается всякое событие, понимала причину гибели и расцвета. Она умела быстро принимать нужное решение и уверенно достигать цели. Будучи такой умной женщиной, она обладала красноречием, вполне соответствующим ее уму. Она владела даром слова, но была немногословна, не растягивала свои речи, в то же время вдохновение не покидало ее слишком скоро. Она вовремя умела начать речь и весьма своевременно ее кончить. Она заняла императорский трон уже в пожилом возрасте, когда обостряется мысль человека, достигает расцвета его ум и вместе с тем возрастает опыт, – а именно это и обеспечивает успех правлению. Люди такого возраста обычно, как говорится в трагедии, не только способны говорить умнее молодых, но и действовать с гораздо большим успехом. И в прежнее время, будучи еще молодой женщиной, она являла собой поистине чудо, ибо в юные годы обладала умом седовласого старца. Люди, имеющие глаза, чтобы видеть, по самому ее облику могли догадаться о присущих ей добродетели и чувстве собственного достоинства.
Как я говорила, мой отец, придя к власти, взял на себя труды и тяготы войны, так что матери оставалось лишь наблюдать за битвами со стороны; ее он сделал госпожой, а сам как раб повторял и исполнял отданные ею приказания. Император чрезвычайно любил свою мать и ни в чем не отступал от ее воли (вот каким любящим сыном был Алексей!). Свою десницу сделал он слугой желаний матери, подчинил слух ее голосу и принимал или отвергал все то, что принимала или отвергала его мать. Положение было таково, что он обладал только внешними признаками власти, она – самой властью. Она издавала законы, распоряжалась и управляла всем, а он лишь утверждал ее письменные и устные распоряжения, первые – рукой, вторые – голосом; он был для нее, как говорится, инструментом власти, а не самим властителем. Он был доволен всем, что она решала и определяла, не только потому, что подчинялся ей как матери, но и потому, что считался с ней как со знатоком искусства властвовать. Ведь Алексей был убежден, что она во всех областях достигла совершенства и намного превосходит людей своего времени умом и умением вести дела.
8. Таким был пролог царствования Алексея, ведь в это время его едва ли можно было с полным правом назвать само-{129}держцем, ибо самодержавная власть им самим была отдана матери. Пусть кто-нибудь другой, следуя правилам энкомия, воздаст хвалу отечеству этой удивительной матери и ее роду, который она вела от знаменитых Адриана Далассина и Харона, и пусть он направит ладью своего повествования по морю достоинств ее предков. Мне же, пишущей историю, следует характеризовать ее не по роду и крови, а по нраву, добродетели и тем качествам, которые должны интересовать историка. Вновь возвращаясь к матери Комниных, следует сказать, что ее достоинства могли сделать честь не только женщинам, но и мужчинам, и сама она была украшением человеческой природы. Она изменила к лучшему и привела в похвальный порядок женскую половину дворца, которая с момента пришествия к власти известного Мономаха и до самого воцарения моего отца пребывала в разврате и предавалась распутству. Можно было видеть, как во дворце тогда установился похвальный распорядок, ибо императрица отвела определенное время для исполнения божественных гимнов, для трапезы и для приема чиновников и сама служила всем примером в соблюдении этого распорядка; дворец в это время, казалось, скорее походил на святой монастырь.
Такой была эта необыкновенная и поистине святая женщина. Как солнце превосходит звезды, так и она своим целомудрием превосходила издавна прославленных и воспетых женщин древности. А какими словами описать ее жалость к беднякам и щедрость к нуждающимся? Ее дом был пристанищем для всех бедных родственников, для всех чужестранцев. Священников и монахов она особенно почитала, приглашала их к себе обедать и никогда не садилась за стол без монахов. Ее наружность, зеркало ее души, говорила о почтении к ангелам и страшила самих демонов; люди неразумные и падкие до наслаждений не смели даже взглянуть на нее, а целомудренным она казалась ласковой и приветливой. Она знала меру сдержанности, серьезности, так что ее сдержанность не переходила в дикую свирепость, а мягкость – в распущенность и невоздержанность; скромность была свойственна ей как раз в той степени, в какой человеколюбие соединяется с величием души. Она была склонна к размышлениям и постоянно обдумывала новые замыслы – не губительные, как шептались некоторые, для общего блага, а, напротив, спасительные, которые должны были в прежней целостности возродить идущее к гибели государство и, насколько можно, восстановить пришедшее в упадок благосостояние. Занимаясь управлением государством, она нимало не пренебрегала монашескими заня-{130}тиями и большую часть ночи пела священные гимны, истощая себя бодрствованием и усердной молитвой. Утром же, иногда со вторыми петухами, она приступала к управлению государством, занималась приемом государственных чиновников, разбирала просьбы обращавшихся за помощью; секретарем у нее был Григорий Генесий. Если какой-нибудь оратор пожелал бы сочинить на эту тему энкомий, каких бы только древних знаменитых и славных своей добродетелью людей обоего пола не оттеснил бы он на второе место, для того чтобы, как это принято у составителей энкомиев, эпихейремами, энтимемами, сравнениями с другими людьми превознести до небес ту, которую хвалит. Однако рамки исторического сочинения не дают такой возможности его автору, поэтому, если я, ведя речь об этой императрице, о великом говорю не так, как оно того заслуживает, пусть не скажет слова осуждения никто из тех, кто знает ее добродетель, величие во всем и остроту ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80