– А с самим барменом вы разговаривали?
– Да. Он сказал, что до прошлой недели Фонтэйн у них бывал регулярно.
– Вы проверяли бармена на детекторе лжи? Хиггинс потер отросшую за день щетину:
– Нет. А это неплохая идея, стоит попробовать.
– Не возражаешь, если я сначала с ним побеседую?
– Пожалуйста, но с одним условием: потом ты мне доложишь о результатах.
– Никто и никогда не мог упрекнуть меня в жадности, – ответил Валентайн.
– Отлично… Тогда, может, поделишься информацией о том, что случилось в доме Шерри Соломон?
У Валентайна сжалось сердце. Значит, Шерри позвонила и нажаловалась Лонго, а Лонго, в свою очередь, нажаловался Хиггинсу. Вопрос, кому поверят в полиции – бывшему полицейскому или продажной сучке и доносчице, – оставался открытым.
– Ничего особенного, – солгал он. – А почему ты спросил?
– Она сказала, что ты на нее набросился. Это правда?
– Я просто задавал ей вопросы.
– Больше к ней не суйся, а то Лонго порвет тебя на куски.
– Извини.
Они разложили остальные вещдоки: в основном обычный мусор – клочки бумаги, счета, листочки с наскоро накорябанными сообщениями. На самом дне коробки лежал дневник. Валентайн начал читать: Нола делала записи – пусть даже и состоящие из одного коротенького предложения – каждый день.
– Кто-нибудь над дневником работал? – спросил Валентайн.
– Один из детективов Лонго его просмотрел. Там есть семь записей, касающихся ее поездки в Мехико. То же, что она рассказывала и нам.
– Хочешь сказать, что она не врет?
– Об этом и улики говорят. А ты по-прежнему считаешь, что она виновна?
– Да, я своего мнения не изменил.
– Ну, тогда ты остался в явном меньшинстве.
– А я никогда к большинству не принадлежал.
Последний пакет был помечен большим вопросительным знаком. В нем лежали две вешалки, скрученные из толстой проволоки.
– Полицейские нашли это у нее в шкафу, – сообщил Хиггинс.
– Можно мне попробовать их распрямить?
– На здоровье.
Валентайн распрямил вешалки. Оба куска проволоки имели длину три фута, у обоих были сгибы на одном и том же месте, оба заканчивались крючками, похожими на рыболовные.
Крючки напоминали приспособления, которые угонщики используют, чтобы открывать автомобильные замки, но были предназначены для чего-то другого.
Валентайн держал проволоку вертикально, крючком вверх. Несколько раз поднял ее, опустил, покрутил из стороны в сторону, пытаясь представить, что можно такой штукой делать. Потом поднял проволоку повыше и повертел крючком высоко над головой – ну вот, один кусочек головоломки лег на свое место. Он с облегчением подумал: да, я прав, и Нола замешана по самые уши. Она ненавидела Ника до такой степени, что даже не сменила мерзкое ковровое покрытие в собственном доме, – чтобы оно постоянно напоминало ей о нем.
– И к какому выводу ты пришел? – спросил Хиггинс.
Валентайн снова скрутил из проволоки вешалки и протянул их другу:
– Боюсь, это мне не по зубам.

Телефонный звонок раздался спустя двадцать минут, когда Валентайн уже закрывал за Хиггинсом дверь.
– Зачем вы отравили собачку Шерри? – вместо приветствия заорал Ник.
– Я и не думал травить собачку Шерри, – сдержанно ответил Валентайн.
– Не пытайтесь обмануть обманщика, – прорычал Ник. – Это вредно для здоровья.
– Я просто отпихнул эту тварь ногой.
– Зачем?
– Шерри пыталась ее на меня натравить.
– С Шерри такое бывает, – согласился Ник, мгновенно остыв. – Особенно когда у нее дурное настроение.
– Как мило. Она переехала к вам?
– Да, поэтому я выехал, – ответил Ник. – Мы теперь с вами соседи.
Во время разговора Валентайн стоял у окна гостиной и наблюдал, как вулкан у входа в «Мираж» извергает в закатное небо очередной поток лавы. Поэтому – без всякой задней мысли – он и спросил:
– Вы перебрались в «Мираж»?
– К черту «Мираж», болван! – снова возопил Ник. – Я живу в соседнем номере, тысяча двести первом!
– Извините. А что случилось?
– Не ваше дело! – снова раздался вопль: одно из преимуществ того, кто платит деньги, перед тем, кому платят деньги, состоит в том, что можно в выражениях не стесняться. – Я позвонил узнать, как прошел день.
– Я начал с того, что… – приступил к отчету Валентайн.
– Не по телефону!
– Извините. Сейчас к вам зайду.

Номер Ника оказался не заперт, и Валентайн вошел без стука. Гостиная была обставлена в стиле славных психоделических семидесятых – стены выкрашены во все цвета радуги, мебель сплошь хром и стекло. Он прошел вперед по выложенному плиткой полу и уставился на телевизор – явно устаревшей модели. К телевизору была прикреплена латунная табличка: 4 мая 1972 года в этом номере останавливался сам Элвис Пресли, который прострелил этот самый телевизор. Почему – в табличке не говорилось.
Ник сидел за обеденным столом. Перед ним суетился врач, который обрабатывал рваную рану у него на руке. Врач достал из своего саквояжа шприц и, протирая плечо Ника смоченной в спирте ваткой, предупредил:
– Будет немножечко больно.
– Великолепно! – рявкнул Ник, когда игла вонзилась в его плоть. – Интересно, что за человек может пихнуть ногой маленькую собачонку?
– Человек, который не хочет, чтобы его покусали.
– Только убийцы-маньяки не любят животных, – проворчал Ник, вздрагивая, поскольку доктор принялся накладывать повязку.
– С моей стороны это была чистая самозащита.
– Я, например, люблю животных. Шерри сказала, что у нее есть собака, вот я и попросил, чтобы она ее взяла с собой. Псина вошла в дом, обнюхала мне ноги, а когда я наклонился погладить, этот маленький монстр на меня набросился, – пожаловался Ник.
– Вы позволили ей к вам переехать? – воскликнул Валентайн, пораженный такой отчаянной недальновидностью.
– Вовсе нет! Просто пригласил ее на секс и на ужин, – с невинным видом солгал Ник. – Я и моргнуть не успел, как на подъездной аллее появился фургон со всеми ее пожитками. Я было попытался поговорить с ней спокойно, но куда там! – Ник покачал головой. – Вот ведь бабы! Все ненормальные! Их ко мне словно магнитом притягивает.
– Следовательно, вам пришлось съехать.
– Временно. Если она завтра не уберется, ею займутся Жеребец и Кроха.
Доктор закончил бинтовать рану и принялся собирать саквояж. Ник достал из бумажника несколько сотенных:
– Док, вы и представить себе не можете, как я вам признателен. Вы меня спасли.
Доктор убрал деньги и протянул Нику флакончик с белыми пилюльками:
– Это антибиотик. Принимать три раза в день по одной таблетке в течение двух недель. И никакого алкоголя.
– Это уж обязательно. Спасибо, док.
Как только врач вышел, Ник швырнул флакончик в корзину для мусора.
– А теперь перейдем к делам по-настоящему важным. Вы отыскали какие-нибудь следы Нолы?
Валентайн дал ему подробный отчет о проделанной работе, опустив лишь рассказ о визите Хиггинса. Билл и так нарушил все правила, познакомив его с вещественными доказательствами, и Валентайн понимал, что, рассказав об этом Нику, скомпрометирует друга. Свой рассказ он закончил так:
– Понимаете, Ник, вам, должно быть, неприятно это слышать, но я считаю, что Фонтэйн намеревается снова объявиться в вашем казино, и Нола будет вместе с ним. Может, так сказать, и не физически, но без ее поддержки он не обойдется. Чем больше я над этим размышляю, тем больше у меня уверенности, что за веревочки дергает именно она. Шекспир говорил, что весь мир – театр, и мы с вами стали актерами в пьесе, придуманной Нолой.
Лицо Ника не выдавало никаких эмоций. Лишь пальцы его играли наполовину выкуренной дешевой сигарой, которая лежала на краешке мраморной пепельницы в форме сердца. Когда он поднес сигару ко рту, кончик ее магическим образом засветился.
– И все равно я хочу с ней встретиться.
– Я счел своим долгом предупредить вас, – сказал Валентайн.
– Хочу уладить дело полюбовно, понимаете? Расчистить, так сказать, дерьмо.
– Она может вам в глаза вцепиться.
– У вас потрясающе оптимистичный взгляд на мир!
Валентайн чуть было не послал его ко всем чертям: на сегодня с него достаточно и разговора с Джерри. На улице темнело, и «Мираж» зажег всю свою иллюминацию – здание сверкало словно огромная электрическая лампочка мощностью в тысячи ватт.
– Вы полагаете, Фонтэйн попробует грабануть нас завтра вечером, во время боя Холлифилда? – наконец спросил Ник.
Валентайн задумался над ответом. Во время боя в казино будет практически пусто – неудачный момент для такой затеи.
– Скорее всего нет, – ответил он.
– Хорошо. Я собирался идти смотреть бой с Шерри, но теперь у нее другие заботы, так что приглашаю вас.
Валентайн не знал, что сказать. С какой стати Ник предлагает ему билет, за которым гоняются в этом городе все? Потом до него наконец дошло: Ник прожил в Лас-Вегасе более тридцать лет, но так и не обзавелся друзьями. Валентайну вдруг стало искренне жаль этого не в меру пылкого дурачка.
– Спасибо, обязательно пойду, – пробормотал он.
– Если хотите, я попрошу посыльного доставить вам билет.
– Нет, – возразил Валентайн. – Мне приятно будет пойти с вами.
– Вы шутите!
– Да я серьезно.
– А вы увлекаетесь боксом?
Валентайн сказал, что он без ума от бокса. Ник похлопал по стоявшему рядом с ним креслу: присядьте, мол. И тут Валентайна словно молнией пронзило: он так и не позвонил Роксане! Он глянул на часы: уже около семи. Она наверняка дома, ждет его звонка и уже вся кипит!
Но Ник практически впихнул его в кресло.
– Ну садитесь же, садитесь! – скомандовал маленький грек. – Я расскажу вам совершенно невероятную историю про Мохаммеда Али. Не поверите!

21

Валентайн проворочался всю ночь – горькие мысли о том, что Мейбл в тюрьме, Роксана зла на него как черт, а отношения с Джерри близки к окончательному разрыву, не способствовали безмятежному сну. В три часа ночи, когда он в очередной раз обследовал взглядом потолок, его осенило: после смерти Лоис его всегдашние способности портить отношения с близкими расцвели еще более пышным цветом. Теперь, когда Лоис не стало, Валентайн стал еще большим пессимистом, чем прежде, и от этого страдал не только сам – он причинял боль и всем окружающим.
В шесть он поднялся окончательно, заказал в номер кофе и тосты из простого белого хлеба, затем взялся за телефон. На Восточном побережье было уже девять, и первым делом он дозвонился до капитана полиции Клируотера – надо сказать, без особого труда. К счастью, капитан помнил, что Валентайн помог им разобраться с шулерами, работавшими на круизном лайнере, и пообещал перевести Мейбл в отдельную камеру – сразу после утренней летучки. Как правило, полицейские не врут друг другу – в отличие от всех прочих представителей рода людского, и Валентайн, повесив трубку, чувствовал себя уже немного лучше.
Принесли завтрак. Валентайн жевал тост и наблюдал восход. День обещал быть таким же убийственно жарким. В квартале от «Акрополя», перед «Цезарем», обнаженные по пояс работяги заканчивали последние приготовления по установке шапито, в котором состоится вечерний бой. Он присутствовал на многих важных поединках, но не в Вегасе, где наверняка каждый из зрителей – за исключением него самого – имеет финансовый интерес: все делали ставки. Валентайн ставок не делал никогда в жизни и отнюдь не считал, что сегодня должен изменить своим принципам. Он все равно получит удовольствие.
Кофе несколько поднял ему настроение, и Валентайн принялся названивать сыну. Вчера он здорово на него наехал, и сейчас Джерри чувствует себя виноватым по всем статьям – хотя на самом деле Мейбл тоже не без греха. Время вложить меч в ножны и начать все сначала. Он был уверен, что Джерри тоже обрадуется такому повороту.
Вот только одна проблема: Валентайн не мог найти сына. В баре никто не отвечал, а сотовый был непрерывно занят. Валентайн немного переждал, затем снова набрал номер сотового телефона. На этот раз в трубке послышался сонный голос пуэрто-риканской подружки.
– Это Тони Валентайн. Мне нужен Джерри.
Он услышал, как трубка полетела на пол, затем до него донеслась брань. Наконец пышущая яростью Иоланда снова схватила трубку:
– Господи Иисусе! Да неужели мне нельзя хоть одну ночь спокойно выспаться? Сначала в дверь ломились какие-то типы, искали этого чертова Джерри, теперь вот папаша трезвонит! К вашему сведению, я работаю допоздна!
Валентайн пробормотал неловкие извинения и спросил:
– А вы работаете в каком-нибудь клубе?
– В клубе? Я что, по-вашему, стриптизерша?
Солнце уже лупило в окно прямой наводкой, и Валентайн прикрыл глаза ладонью.
– Нет, я просто думал, что вы официантка. У Джерри ведь есть бар, вот мне и пришло в голову, что вы с ним там познакомились.
– Значит, вы полагаете, что я живу на чаевые?
Он глубоко вздохнул:
– Я вовсе не хотел вас обидеть. Вас ведь зовут Иоланда, не так ли?
– Вот именно.
– Так чем вы занимаетесь, Иоланда?
– Я интерн в больнице «Бельвью».
На этот раз уже Валентайн чуть не выронил трубку. Придя в себя, он спросил:
– Так вы учитесь на врача?
– Совершенно верно, – ледяным тоном ответила она. – Нетрадиционное занятие для пуэрториканки, не правда ли?
– И этого я в виду не имел.
– Еще как имели, дорогой мой Тони. Только потому, что я из Пуэрто-Рико, вы предположили, что я из обслуги или того хуже. Джерри, когда мы с ним познакомились, тоже очень удивился. Чем здорово меня унизил.
– А я и не собирался вас унижать, – ответил Валентайн. – Просто я искренне удивился, что мой сын встречается с кем-то, кого не выгнали из начальной школы за неуспеваемость.
Иоланда еле сдержала смешок:
– Джерри предпочитает дурочек, да?
Валентайна так и подмывало ответить: «Нет, это они предпочитают его другим мужчинам», – но он благоразумно промолчал. И вообще, она начинала вызывать у него все большее уважение. Поэтому он ответил:
– За ним такое водится. Послушайте, вы сказали, что кто-то ломился к вам в дверь?
– Ну да.
– Вы их знаете?
– Никогда прежде не видела.
– Можете их описать?
– Еще бы. Здоровущие, итальянистого вида, около тридцати пяти лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37