Одри, которая всячески уклонялась от интервью, теперь давала их чуть ли не круглый день. Она вставала eщё до восхода солнца, занималась косметической подготовкой к эпизодам в утренних телешоу, предназначенных для рекламы ЮНИСЕФ. Она поднималась на подиумы в конференц-залах, заполненных репортерами. «У меня едва хватало времени на сон и еду», - вспоминала Одри. В Вашингтоне она ухитрилась дать пятнадцать интервью в день и eщё каким-то образом втиснуть официальный завтрак с конгрессменами и их женами, где обратилась к ним с призывом увеличить помощь США Эфиопии. И eё слова достигали нужной цели.
После турне по Европе и Северной Америке актриса побывала в Турции на Всемирном Дне Детей. Повсюду Одри показывала видеозаписи тех ужасов, свидетелем которых была. Однажды она сказала, отвечая на вопрос репортера: «Да, конечно, на мне была косметика и макияж. Назовите это тщеславием, если хотите. Но мне просто казалось, я больше помогу детям, если буду хорошо выглядеть перед камерой».

Бывали случаи, когда слава Одри затмевала главные цели eё миссии. Один шикарный магазин в своей рекламе, бегло упомянув о пожертвованиях для ЮНИСЕФ, дал подборку eё фотографий в роскошных туалетах от Живанши и «рецепт» того, как приобрести «облик Хепберн» с помощью косметических средств, многими из которых Одри не пользовалась. «Я занимаюсь всем этим вовсе не для того, чтобы сделать рекламу Живанши, - сказала Одри. - Он в этом не нуждается».
Повсюду на пресс-конференциях повторялось одно и то же. Журналисты приходили с подозрением, что это спектакль, где бывшая кинозвезда в туалетах от Живанши рассказывает о голодных детях. Но они отбрасывали свои сомнения, как только Одри начинала говорить. «Слава, - сказала она Линн Барбер, - это просто „часть багажа“, оставшегося со времен моей работы в кино». Журналистка писала: "Я сказала что-то о том, что «она жертвует своим временем», и Одри буквально набросилась на меня. «Это не жертва. Ведь жертва означает замену того, что вам нужно. Это не жертва, напротив, это - дар». И все же инстинкт кинозвезды ей не удалось полностью подавить в себе. Почти автоматически, когда наш фотограф попросил eё сесть у окна, она сказала: «Но другой стороной, это моя лучшая сторона».
Снова и снова в этих интервью всплывает eё детство и воспитание, которое она получила от матери, сочетавшей заботу со строгой дисциплиной. «Во время войны, - говорит Одри, - я болела бронхитом, и (мать) сказала: „О, как жаль, что я не могу достать тебе хоть немного апельсинового соки… Как бы мне хотелось достать для тебя хоть немного молока… Хоть немного яиц…“ И я подумала, как хорошо, что она хочет меня немного побаловать. Но сегодня я понимаю, как тяжко ложиться вечером спать и не знать, чем ты завтра будешь кормить своих детей». Парадоксальным образом мать и дочь - такие независимые друг от друга, когда баронесса была eщё жива - поменялись местами в воспоминаниях Одри, и она начала понимать глубже и полнее свою мать.
В апреле 1989 года Одри опять отправилась в путь, на этот раз в Судан. Там проходила акция «Линия жизни». Актриса ездила по опасным, заминированным дорогам, встречалась с вождями повстанцев и умоляла пропустить транспорт с гуманитарной помощью - продуктами и медикаментами. Это была обычная рядовая командировка среди примерно пятидесяти других. Она побывала в Сальвадоре, Вьетнаме, Гватемале, Таиланде, Кении, Сомали. Она выжила, по eё собственным словам, только потому, что у нeё был «La Paisible», куда можно было вернуться и немного прийти в себя.
Видеозаписи миссий милосердия - это калейдоскоп сцен, болью отзывающихся в сердце. В центре всегда эта изящная хрупкая женщина в простой рубашке, внешне очень спокойная и при этом искренняя в каждом своем поступке, каждом жесте. «Я очень хорошо вас знаю», - уверяет она местного сотрудника службы гуманитарной помощи в Сомали, и лицо мужчины покрывается, подобно спелой дыне, сетчаткой мелких морщинок - он расплывается в улыбке. Одри с нежностью кормит чужих младенцев с ложечки. Она позволяет дюжине крошечных ручек тянуть eё за волосы, щипать руки - их глаза как будто говорят; какая же вы толстая! Дети в школьном классе повторяют за ней несколько простых предложений, аплодируют ей, и она в ответ аплодирует им. И это наполняет ребячьи сердца радостью на целый день. Кажется, что eё не заботила собственная безопасность. Одри ходит среди засохших пальм и пустых колосьев, а неподалеку отчетливо слышна пулеметная очередь. Она встречает и утешает Каролину Тернер, диетолога, коллега которой по ЮНИСЕФ Шон Деверу умер у нeё на руках от огнестрельной раны.
Великолепная строка Теннесси Уильямса о «доброте незнакомцев» как бы воплощается в каждой eё встрече. Ее рабочая дорожная одежда контрастирует с ослепительно яркими красками на местных тканях. По временам Одри производит впечатление гостьи с другой планеты. За ней повсюду следит множество глаз. Глаза, подобные темным вишням в чашках с молоком… глаза на лицах, которые кажутся высеченными из гладкого камня или вылепленными из воска… глаза двадцати тысяч человек, одновременно устремленные на нее.
Однажды вертолет с Одри сел на взлетную полосу американского авианосца, где ей вручили чек на 4 тысячи долларов, собранных командой. Она стоит на палубе в окружении военных, многих из которых eщё не было на свете, когда она мчалась на «Веспе» по улицам Рима, а Грегори Пек примостился на заднем сиденье. Одри едва сдерживает слезы и часто моргает на ярком солнце. «Это не хуже, чем сниматься в кино», - говорит ей один офицер, не подозревая, что эта eё деятельность по сравнению с работой в кино приносит ей больше удовлетворения.
И вновь она на суше. Высохшая земля, бесплодная земля - вот слова, которые подходят к любой стране, куда заносили eё командировки по линии ЮНИСЕФ. Она посещает больницы и слышит там слова, до ужаса знакомые ей: отеки, анемия, закупорка вен. Одри вспоминает о том, какой она была истощенной в конце войны. Актриса приходит в школу, где - слава Богу! - дети выглядят вполне здоровыми, а их учитель только что закончил писать на доске алфавит. Гостья берет мел и, к великой радости детворы, дописывает «… и, любовь», а рядом рисует сердечко.
Вернувшись в США, она появляется в передаче Ларри Кинга на «Си-Эн-Эн», где «инквизитор» в рубашке с короткими рукавами спрашивает: «Почему вы не работаете?» Но Одри никогда не теряет самообладания. Она возражает: «Но я работаю, Ларри… на ЮНИСЕФ… Одни делают больше, другие меньше. Но я делаю меньше других. Но сознание важности того, чем я занимаюсь, делает меня счастливой». Бесспорно, гораздо счастливее, чем она была тогда, когда работала на такие далекие от человеколюбия организации, как «Парамаунт», «Уорнер Бразерс» и «МГМ». «Как странно, что не существует науки мира, - говорит Одри, - а наука войны существует».
«Ей очень пригодились в работе eё языковые способности, - вспоминает Криста Рот. - Она говорила по-французски, итальянски, немецки, немного по-испански и, конечно же, по-голландски. В телетрансляциях с места событий она могла вести передачи на любом из названных языков. И нам не нужно было искать ее. Она всегда, так сказать, была под рукой».
Ее невероятная, избыточная энергия поглощалась не только поездками и теле- и радио передачами. Ежедневно в женевские офисы ЮНИСЕФ приходило множество писем, адресованных ей. Почту просматривала Криста Рот; многие из писем она передавала Одри и советовала, как ответить автору. Часто Одри набрасывала свой собственный ответ. Во многие конверты авторы вкладывали банкноты разных стран мира, откликаясь на телевизионные призывы Одри. Много было просьб об автографе. Одри надписала тысячи почтовых открыток со своей фотографией. Она чувствовала теперь некое обязательство, которое слава в ней до сих пор не пробуждала. Когда ООН выпустила специальную серию марок с детскими рисунками, Одри создала проект первого конверта…

Роберт Уолдерс по собственной воле оказался вовлечен в труды Одри. Он делил с нею все мытарства путешествий и нервотрепку, связанную с получением виз. Не раз журналисты, бросив взгляд в сторону бородатого голландца, задавали ей вопрос, нет ли среди eё жизненных планов нового замужества. "Для нас в этом нет никакой необходимости, - отвечала она обычно, - ведь официальная церемония ничего не добавит к тому, что мы уже имеем. Мы никогда не воспринимаем нашу совместную жизнь как «жизнь во грехе», для нас она всегда была «жизнью в любви».
Режиссеры и продюсеры, словно следуя некоему заведенному ритуалу, предлагали ей возвращаться в кино. Но мысль о какой-то большой роли не привлекала eё так, как когда-то. Ведь теперь она работала на всемирной сцене. Но один фильм (вернее, сценарий) заинтересовал ее. Назывался он «Всегда». История любви с элементами мистики. Ставить ленту должен был Стивен Спилберг. В сущности, это был римейк популярного в годы войны фильма «Парень по имени Джо». Речь шла о летчике, погибшем в бою и возвращающемся на землю в образе ангела, чтобы охранять свою невесту и помочь ей выйти замуж. Подобные истории служили прекрасным утешением для тех, кто потерял на войне своих мужей и сыновей. Наши ушедшие близкие духовно присутствуют рядом с нами, помогают, защищают и направляют нас. фильмы и пьесы подобного рода обычно появляются после войны, пьеса Дж. М. Барри «Мари Роз» - классический пример такого произведения. Действие фильма «Всегда» разворачивалось в мирное время, но его эмоциональный контрапункт в последствиях вьетнамской трагедии.
Роль Одри была чисто символической она играла ангела, встречавшего душу летчика (его играл Ричард Дрейфус) после того, как разбился его самолет. Однако для этой эпизодической роли Спилберг искал такую актрису, слава которой приближалась к мифу. Надо было сыграть трансцендентное существо. Ангелом, конечно же, могла быть только Одри. Никому другому роль даже не предлагалась. Значительную часть своего гонорара она перевела на счет ЮНИСЕФ.
В этой роли слышалось мистическое эхо тех слов, которые она сказала, отвечая на вопрос о годах войны. «Во время войны я видела много такого, что оставило неизгладимое впечатление. Но из всего этого стало ясно главное: в основе своей я - оптимистка. Ужасно было бы умирать и, с сожалением оглядываясь назад, видеть только плохое, упущенные возможности, то, что осталось несделанным». Хэп - так зовут ангела, которого играла Одри - это зримое воплощение приведенных здесь мыслей. «Привет, Пит» - так ангел встречает летчика. Это приветствие звучит так тепло и естественно, что бедняга не верит в свою гибель. Но когда он сознает это, Одри как бы убеждает его, что в данном событии нет ничего особенного. «Да, да, верно», - говорит она нежным тоном, словно речь идет о банальном факте.
В своих белых брюках и белом свитере, уже неотъемлемо связанных с eё образом, изящная и стройная как всегда, Одри оставляет впечатление бесплотного существа, хотя возраст уже успел заострить eё черты, а глаза стали неестественно огромными. Она вводит Дрейфуса в загробную жизнь, делая возможным затем его возвращение на землю, где, правда, для своей девушки, которую когда-то держал в своих объятиях, летчик остается невидимым. Напутствие Одри летчику созвучно с теми словами, которые она давно уже сказала себе самой. «Не растрачивай свою душу на поступки, совершаемые ради себя самого, - говорит она ему, - но только на то, что делается ради других».
Это было именно то, что старалась делать она Спилберг крикнул: «Стоп!» Это был eё последний дубль - самый последний, который она сделала в кино. Одри оставила «небеса», созданные на голливудской студии, и вернулась к работе в ЮНИСЕФ.
«ЛУЧШЕЕ РОЖДЕСТВО В МОЕЙ ЖИЗНИ»
Одри тратила свои силы, не думая о себе и не жалея себя Отрицательные последствия многочисленных поездок Одри с каждым днем делались все заметнее, друзья умоляли eё хоть немного уменьшить нагрузку. Все было бесполезно.
Ян Мак Леод из ЮНИСЕФ встретился с ней в Африке. Она прибыла в центр питания и медицинского обслуживания, где в это время умерло много детей. Она увидела, как тела детишек бросали в кузов грузовика. Трупы были запакованы в маленькие мешочки, словно «в сумки», рассказывала Одри позднее. Она покачнулась от внезапно охватившего eё приступа дурноты и чуть было не упала в обморок, но справилась со своим состоянием и пошла к детям, которые тоже уже были обречены. «Можно было заметить, как меняются eё чувства, - вспоминал Мак Леод. - Поначалу она не хотела видеть самое худшее. Но потом сказала: „Но именно это я и должна увидеть“. Похоже, такое зрелище давало ей силы, возвратившись, рассказывать об этом всему миру».
Она почти не отдыхала во время поездки, просто не могла сидеть без дела. Работа полностью захватила ее. Невероятные и безмерные человеческие страдания не оставляли eё мысли, а жуткая реальность людских мук заполняла собой все обозримое пространство вплоть до горизонта. «Вот она сидит рядом со мной, и у нeё в буквальном смысле трясутся руки», - отмечал Мак Леод. Друзья Одри понимали, что главный источник eё решимости «делать свое дело», каковы бы ни были личные жертвы, - это желание заплатить свой детский «долг» благотворительности, которая помогла ей когда-то выкарабкаться из тяжелых болезней и, вероятно, спасла жизнь.
В мае 1991 года Одри приехала в Лондон. Цель поездки - присутствовать на концерте Майкла Тилсона Томаса, композитора и дирижера. В программе было его сочинение, основанное на дневниках Анны Франк. Это был также один из способов сбора средств для ЮНИСЕФ и одновременно дань памяти всем страдавшим и страдающим детям. Тилсон Томас дирижировал на концерте Лондонским симфоническим оркестром. Одри выступала и рассказывала о том, что увидела во время своих поездок в районы бедствий. Одри уже больше не была кинозвездой, играющей свою очередную роль. Она была участницей современной трагедии, в которой эхом звучали отголоски тех давних военных трагедий. Эмоциональность была частью eё дара, и теперь она не чувствовала вины от того, что пользуется ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46