– Хорошо. А почему вам вдруг пришла эта мысль? – поинтересовался я.
– Я снова подумал о рации.
– Понятно.
– Должны же, черт возьми, где-то быть люди!
– Люди, конечно, сохранились, но имеют ли они радиосвязь… Хотя, должны были выжить те, что находились на подводных лодках, на кораблях. У них должны быть и рации.
– Если, конечно, не прихватили инфекцию, высадившись на берег.
– Думаю, что нет. Во всяком случае, не все. О эпидемии широко информировало радио и телевидение.
– Сколько, вы думаете, сохранилось в живых?
– Трудно сказать. Не больше десятой доли процента…
– То-есть, что-то около пяти миллионов?!
– Пожалуй.
– Меньше, чем было в Москве!
– Я думаю, что эпидемия мало затронула горцев, скотоводческие районы, где не было скученности людей. В основном, удар пришелся по крупным городам и индустриальным, густо заселенным районам. Такие народы, как наши якуты, чукчи, киргизы, индейцы Канады, может быть совсем не пострадали.
– Так что? В будущем эти народы заселят Европу?
– Вполне возможно. Если, конечно, оставшиеся в живых европейцы не увеличат свою численность. Но на это уйдут столетия.
– Так что единственная наша надежда – дети?!
– Выходит, что так. Но это не все. Мы должны сохранить культуру и дать нашим детям образование. В этом я вижу сейчас нашу главную задачу. Сохранить! Сохранить во что бы то ни стало. Хоть часть культурного наследства, письменность, знания. Собственно, поэтому мы здесь. Мы должны не только собрать как можно больше информации в книгах, что мы и сделали, но и сделать значительные запасы материальных ресурсов, чтобы высвободить время для обучения детей. Если мы сейчас не будем иметь, скажем, одежду, то нам придется изготовлять ее самим. А это займет время и не оставит его для учебы.
– Выходит, что наш грабеж имеет под собой высокую моральную основу?
– Конечно! Тем более, что это не грабеж, а законное вступление в наследство.
– А! Теперь мне легче заниматься всем этим, а то, знаете, нет-нет, да и появляются нехорошие мысли.
Мы снова принялись за работу. Нам предстояло загрузить еще восемь больших грузовиков.
– За день не управимся, – вздохнул Алексей.
– Что ж, придется еще раз заночевать.
Ночь мы провели в пустом товарном вагоне. Ребята нанесли откуда-то ковров, постелили их на пол теплушки и, укрывшись такими же коврами, расположились на ночлег и быстро заснули.
Мне опять не спалось и я вышел покурить. Минуты через три из теплушки выпрыгнул Алексей и, чиркнув спичкой, стал раскуривать сигарету. Я подошел.
– Что, не спится?
– Я вот все думаю о нашем недавнем разговоре, – он глубоко затянулся и медленно выпустил дым. Сигарета сразу уменьшилась на треть.
– Ты очень много куришь, – упрекнул я его.
– Да, надо бросать, – согласился он, – все равно запасы табака скоро кончатся. А вы заметили, – он еще раз затянулся и выбросил окурок, – что из ребят мало кто курит?
– И никто давно не употребляет спиртного, хотя склад с ним не охраняется!
– Чем вы это объясните? Судя по тому, что мне рассказывали, публика у вас тут собралась не очень благополучная. Казалось, напротив, эта ситуация должна была бы способствовать пьянству.
– Боюсь, что мое объяснение покажется неубедительным.
– А все-таки?
– Ну, хорошо. Только учтите, я могу и ошибаться. Я бы назвал это грузом социальной зависимости. В обществе человек все больше и больше начинает зависеть от других, от их поступков, деятельности, положения и т. д. Понимаете? Меньше от себя самого, а от других. Общество давит на психику человека… Я ясно объясняю?
– Не очень, но я стараюсь понять. Продолжайте пожалуйста!
– У меня самого это еще не совсем сформулировано. Я давно обратил внимание на то, что поведение ребят, да и девочек тоже, значительно улучшилось. Мне в свое время пришлось с ними хлебнуть немало горя. Так вот, эта зависимость и невозможность точно, заранее моделировать в своем сознании результаты этой зависимости, создает большую неопределенность в принятии мозгом человека решений. Фактически, в такой неопределенности мозг производит большую работу, но работу, как правило, малопродуктивную.
– Как вычислительная машина, которой поставили некорректную задачу?
– Приблизительно, хотя мозг человека несравненно сложнее самой совершенной и мощной машины. В результате такой непродуктивной и изнуряющей работы появляется потребность и желание отключиться. Одни этого достигают тем, что читают фантастику, детективы, другие ищут для себя возможность отключиться в алкогольном или наркотическом опьянении. Причем, все это происходит подсознательно. Начинающий пить не собирается стать алкоголиком, так же как и наркоман тешит себя иллюзиями, что может в любое время бросить это занятие. Но я отвлекся. Такое состояние можно назвать скрытым массовым неврозом. В начале столетия академик Павлов получил такие неврозы у собак, ставя перед ними некорректные, как вы их назвали, задачи. Скорее, их можно назвать иначе – задачи, превышающие возможности вычислительной системы мозга. В общем, это почти одно и то же. Так вот, – продолжал я, сам не замечая, что впадаю в лекторский тон, – все это и явилось одной из главных причин роста алкоголизма и наркомании в нашем обществе. Само общество и та социальная тяжесть, которую оно создало для каждого индивидуума, породило условия для распространения этих пороков. Согласитесь, что сейчас проблем у наших мальчишек не уменьшилось, но нет той неопределенной социальной тяжести. В наших условиях человек теперь зависит главным образом от себя самого. Следовательно, может с большей точностью предвидеть результаты своей деятельности и поступков.
– Винтик!
– Не понял.
– Я говорю: человек-винтик! А человек, в принципе своем, не может быть винтиком. Он ломается. И в результате ломается машина.
– Совершенно верно. Здесь что ясно прослеживается? По мере роста организации, общества, государства происходит уменьшение степени свободы для каждой составляющей эту организацию подсистемы. Помните формулу Шеннона?
– Это насчет относительной избыточности?
– Да. Так вот, там система становится полностью детерминированной при нулевой энтропии, т. е. когда вероятность перехода из одного состояния в другое равняется 1 и 0. Но такая система уже не может развиваться и адаптироваться. Она исчерпала свои возможности и тогда должен быть создан совершено новый принцип организации.
– Стойте, стойте! Давайте на технической аналогии. Так мне будет более понятно. Скажем, в эпоху расцвета паровых двигателей решение проблемы транспорта представляли как сплошную сеть железных дорог, опоясывающих земной шар, но потом появились двигатели внутреннего сгорания, электродвигатели, ракеты. Или в начале эпохи воздухоплавания… сплошные воздушные шары… – он говорил отрывисто, как бы отыскивая нужные слова. – Так что же? Выходит, что здесь то же самое? Выходит, что общая масса, будем так называть для простоты, человечества превысила тот предел, при котором старая форма его организации уже не могла функционировать, а новую форму так и не нашла. То есть, она осталась на уровне развития «парового двигателя» и не «изобрела» двигатель внутреннего сгорания.
– Да, форма, как учит диалектика, должна соответствовать содержанию. Развитие содержания, конечно, опережает развитие формы, но потом все должно приходить в соответствие. Вначале автомобиль копировал форму пролетки. Но попробуйте поставить на такую пролетку мощный двигатель ЗИЛа и пустить его на полные обороты. Что будет с пролеткой?
– Она разлетится на части! – он вытащил пачку «Явы», я заметил, что он курил только эти сигареты, и снова зажег спичку. Пламя ее показалось ярким в густой темноте ночи. Мне захотелось тоже закурить и я взял у него одну.
– У вас еще много осталось?
– Да, пачек сто. Я их прихватил в Бресте.
– Я, к сожалению, не позаботился. Впрочем, здесь рядом, в Пригорске табачная фабрика. Если она не сгорела, то мы можем пополнить свой запас. Нам это будет просто сделать.
– Ну что, будем спать? – спросил я, кончив курить.
Он размахнулся и далеко бросил окурок. Тот описал дугу и, ударившись о шпалы, рассыпался яркими искрами.
– Пошли, пожалуй!


Глава IX
НОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ


Лето пришло сильными июньскими грозами. С пятого по двадцатое дождь лил беспрестанно. С утра чистое без единого облачка, вселяло надежду на хорошую погоду, но уже к одиннадцати часам покрывалось черными башнеобразными тучами, потом налетал шквальный порывистый ветер, раскатисто гремел гром и снова, в который раз, шел проливной дождь.
Дожди и грозы принесли нам немало помех в налаживании хозяйства. Дороги приходили в негодность. Асфальтовое шоссе между Островом и Пригорском было все в выбоинах, которые размывались проливными дождями.
Наша «трофейная команда», как мы ее в шутку называли, во главе с Алексеем, испытывала теперь немалые трудности. Все чаще в дороге происходили поломки, пока еще незначительные, но забиравшие много времени. Обычно эти поездки занимали три-четыре дня. Вести, которые доставляли они нам из своих экскурсий, удручали. Встретить людей, выживших после катастрофы, не удалось. Села и их окрестности пустовали. Казалось, единственными их обитателями стали собаки. Дважды их стаи появлялись и в нашем расположении. Раз они напали на стадо и загрызли двух коров и несколько телят. Километрах в десяти от нас было обнаружено новое их городище, которое мы сразу же уничтожили. Вообще в нашем расположении они предпочитали не появляться, но на расстоянии километров тридцати их было еще много.
– Совсем не мудрено, что мы не встречаем людей, – говорил мне Алексей. – Человек оказался беззащитным перед стаями голодных псов. Что-то меньше их не становится.
– Не так скоро. Я же говорил, что должно пройти три-четыре года. В этом году, напротив, численность собак должна увеличиться.
– Ну, тогда на Земле скоро не останется других животных.
В его словах была доля правды. Оставалась надежда на неисчерпаемые силы природы, на то, что пройдет время и она оправится от последовавшего за катастрофой опустошения. Но так ли неисчерпаемы ее силы? Сначала их подрывал человек. Природа уничтожила человека. Но человек сказал свое последнее «прощай!», оставив после себя полчища собак, которые прежде чем сами погибнут от голода, уничтожат на Земле большинство видов животных. До чего же прожорливы эти твари! Все живое бежит от них. Под нашу защиту собиралось все больше и больше дичи. Особенно много было лосей и косуль.
К концу июня дожди прекратились и установилась солнечная и жаркая погода. Поля дали отличные всходы. Картошка уже цвела и мы понемногу копали ее.
Борис Иванович и Наталья с головой погрузились в сельскохозяйственные хлопоты. Среди освобожденных пленниц несколько девочек были студентками сельхозтехникума. Они помогали Наталье. Часто они седлали лошадей и уезжали осматривать земли, планируя в будущем расширить свои владения.
Запасов горючего, по нашим расчетам, должно было хватить лет на пять-шесть. Дальше мы планировали перейти на конную тягу. «Трофейная команда» навезла много тракторов, комбайнов и прочих машин для запасных частей. Взявшись за обеспечение, эти ребята делали свое дело добросовестно и, как мне казалось, со слишком большим рвением. Многое из того, что они доставили, было, как мне казалось, лишним и только загромождало территорию. Зачем, например, нам три танка и десяток различных пушек? Все это произошло после того, как они, порывшись в бумагах штаба округа, разыскали расположение воинских частей и их склады.
Мы теперь могли не только вооружить, но и полностью обмундировать не меньше трех батальонов. Ну, форма – куда ни шло. В крайнем случае, ее можно было использовать как рабочую одежду. Но зачем столько оружия?
– С кем ты собираешься воевать? – спросил я Николая, когда в который раз были доставлены грузовики с оружием.
– Мало ли что? – ответил он мне. – Разве мы знаем, что нас ждет?
– И где это хранить?
– Есть место тут рядом. В санатории «Лесная сказка».
– Ну, как хотите! Только больше, по-моему, не надо. Лучше подумать о вещах, которые нужны в повседневной жизни. Словом, пора заканчивать. Тем более, что скоро уборка урожая.
Однако, как показало будущее, Николай оказался прав. Оружие нам все таки пригодилось.
В июле произошло радостное событие. Это случилось утром пятого. Дата эта стала потом нашим «государственным» праздником и была объявлена Днем возрождения. Виновником этих событий, вернее, виновницей стала первая новорожденная нашей общины, Юлия, получившая это имя в честь месяца, в котором родилась. Мать девочки, одна из старожилов стационара, и предполагаемый папа принимали поздравления и подарки. Я говорю «предполагаемый», так как брачные отношения в нашей колонии приобрели весьма своеобразную форму. Слишком много было женщин и мало мужчин. Это стало источником постоянных скрытых конфликтов, которых, к сожалению, невозможно было избежать. По этому поводу мы, взрослые, не раз спорили, но, увы, безрезультатно. Я не вмешивался, хотя понимал, что когда-нибудь эта «бомба замедленного действия» взорвется.
Борис Иванович, настроенный радикально, предлагал ввести брачную регистрацию. Его поддерживали учительницы, хотя, впрочем, не особенно активно.
– А что будет с теми, кто останется не замужем? – резонно возражал ему Александр Иванович.
– Может ты хочешь ввести полигамию? – горячился завхоз.
– А что? – с невозмутимым видом отвечал «Фантомас».
Учительницы при этом возмущались и все начиналось сызнова.
Мне это надоело. И, когда в очередной раз зашел разговор об этом, я не выдержал:
– Оставьте! Пусть разбираются сами. В нашей ситуации лучше не прибегать к каким-либо жестким правилам. Более разумно предоставить системе самой организоваться в оптимальную структуру. Я почему то уверен, что, какое бы решение мы не приняли – оно будет ошибочным. Поймите, наша система находится в необычном, я бы сказал, в экстремальном, состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55