Он был слишком добр, а это раздражало. Такой добротой мог воспользоваться любой.– Я тебя люблю, – сказал Тэрри.– А я ужасно хочу есть. – «Травка» всегда так на нее действовала, но прежде чем съесть первый кусок, Джой вдруг обняла Тэрри и крепко прижалась к нему.– Я тебя тоже люблю, – сказала она. – Хотя, может, я и дрянь. 2 Джой частенько чувствовала себя дрянью. Такое отношение давало ей возможность заниматься и самоуничижением, и самооправданием. Когда ей грозила опасность, она поступала, как последняя сволочь – она не знала другого способа самозащиты. Чем сильнее чувство опасности, тем отвратительнее поступки. Это было ее оружием, но и ее спасением.Однако она была не только стерва, но и поэт – в душе, которая представляла собой исключительно чувствительный передающий и принимающий аппарат. Чувства немедленно отражались на ее лице, и ей стоило огромных усилий сохранять безмятежный вид. Еще в раннем детстве она пришла к выводу, что мать – враг, а отец – друг, приспособилась к этому и научилась использовать каждого. Она умудрялась одерживать верх над матерью и лестью подкупать отца.
В шестьдесят четвертом году, когда Джой исполнилось двенадцать лет, ей предстояло идти в новую школу – «Ардслей». Заведение имело прекрасную репутацию, и родителям стоило немалого труда устроить ее туда. Джой по большей части молчала, правда, она вообще мало что им рассказывала, хотя, признаться, ее ужасала мысль о новой школе и новом окружении. Она успела привыкнуть к старой и к своим друзьям и сильно сомневалась, что ей понравятся новые, а она понравится им.
Однажды мать пожелала прокатиться с Джой по магазинам, прикупить кое-что новое из одежды. Джой нехотя согласилась, заранее зная, что дело кончится скандалом. Мать не принимала ее стиль, наряды, прическу и манеры. У Джой были густые темно-каштановые волосы, свободно спадавшие на плечи, она зачесывала их на пробор, каждый вечер мыла и тщательно сушила ручным феном. Обычно это занимало не меньше полутора часов и доводило мать до истерики.Она без конца повторяла, что так часто мыть голову нельзя, из-за этого волосы начнут выпадать и в конце концов Джой облысеет. Мать не могла понять, как Джой умудряется столько времени тратить, чтобы просушить голову, ее удивляло, что дочь вообще что-то видит из-под челки.Чаще всего Джой старалась отмалчиваться, пусть мать накричится всласть. Но бывало, Джой начинала что-то доказывать, и тогда обе выходили из себя, наконец Джой запиралась в своей комнате, ставила пластинку и врубала на полную мощность стереосистему. Она прекрасно знала, что ее музыкальный вкус тоже приводит мать в ужас.Джой хотелось поехать в «Параферналию». Она бы с удовольствием купила себе мини от Мэри Куант, водолазки, цветные яркие колготы и плащ-дождевик из винила. Однако мать заявила, что товары в «Параферналии» – дешевка.– В «Бонвите» все гораздо лучше, – сказала она.Джой заткнулась и позволила отвезти себя в «Бонвит».Они зашли в отдел молодежной моды, поднялись на лифте, и их взору открылся сверкающий мир, украшенный яркими, мигающими лампочками, звучал рок, повсюду была развешена модная одежда. Джой приглянулись хипповые красные шерстяные клеши с бубенцами, она показала их матери, но та, повертев минуту-другую в руках, положила их обратно.– Почему бы нам не купить сначала все для школы? Потом вернемся. Такую одежду, раз уж она тебе нравится, можно носить только в выходные.Эвелин старалась вести себя помягче, Джой тоже сдержалась. Ведь мать не сказала, что не купит это яркое чудо с бубенцами, просто отложила на время покупку. Джой последовала за нею на седьмой этаж, где они очутились среди огромного количества всевозможных юбок, блузок, свитеров, брюк и кофточек. Джой расположилась на софе, обитой темной тканью, в то время как ее мать с помощью пожилой продавщицы набирала полный тюк одежды. Она складывала в кучу какие-то клетчатые плиссированные юбки, несколько шерстяных свитеров, наконец – красное шерстяное пальто – двубортное и с поясом сзади. Потом она, прихватив весь этот ворох, повела дочь в примерочную. Продавщица оставила их одних.Мать присела на небольшой французский стульчик, достала из сумки книжку и приготовилась ждать, пока дочь не перемерит все и не отберет то, что ей нравится. Вид у матери был очень довольный, похоже, она собиралась закупить всю эту кипу.– Посмотри, какая милая клетчатая юбочка. Почему бы не начать с нее? – Она протянула дочери черно-голубую юбку. Джой было потянулась за ней, но в последнюю секунду отдернула руку, и юбка упала на пол.– Джой! Не смей бросать вещи на пол!– Это просто кусок дерьма!– Дорогая, нельзя ли потише! – Внезапная ярость дочери привела мать в замешательство. Какое-то мгновение она выглядела растерянной.Смущение сменилось полным изумлением.– Нельзя! – Джой сказала это настолько громко, насколько осмелилась. Одна ее половина бунтовала, другая – еще подчинялась правилам. Совсем доводить мать ей все же не хотелось.– Шшш!!! – зашептала мать. Она даже покраснела, что вызвало у Джой новый приступ раздражения.В то же мгновение в примерочной показалась голова продавщицы. Она приторно улыбалась, делая вид, что ничего не слышала.– Ну, как идет примерка? Все подходит? – спросила она.– Паршивые шмотки, – ответила Джой.Продавщица вопросительно посмотрела на Эвелин.– У нее вот-вот начнутся месячные, – объяснила мать, хотя было ясно, что это не так.– Ну, хорошо, если вы надумаете, позовите мисс Ронзини, это я и есть. – Продавщица удалилась.Анжи Ронзини вернулась на свое обычное место, пребывая в полной уверенности, что ребенок выиграет сражение с матерью, и ничего они не купят.Она все еще стояла посреди зала, когда заметила, что мать и дочь подошли к лифту. Девочка-подросток встала нарочно подальше от матери. Можно было подумать, что они вовсе незнакомы, что они с трудом находят общий язык.Здоровенный охранник стоял прямо у входа в «Параферналию», он попросил Эвелин оставить сумку с покупками внизу, рядом с ним.– Здесь одни только книги, – сказала она, поднимая пакет.– Таково правило, мадам. – Он взял пакет из рук Эвелин до того, как она успела открыть рот.Громкий рок, вырывавшийся из динамиков, заполнял весь первый этаж, говорить при таком шуме было невозможно. Эвелин последовала за Джой, которая вела ее через ряды пальто и другой одежды к ступенькам в конце первого этажа, к самым задворкам магазина. Они поднялись, и Джой указала на металлический стульчик, напоминавший скорее сиденье трактора. Эвелин присела, – ей было неудобно, поскольку форма стула заставляла неестественно выставить ноги. Различие между удобным стулом в стиле Людовика XIV в «Бонвитс» и этим тракторным сиденьем в «Параферналии» и было той разницей, которая существовала между поколениями Эвелин и Джой. Такая же разница, как между чулками и колготками, между Колом Портером и Миком Джэггером, парадом доблестной американской армии и антивоенной демонстрацией.Эвелин наблюдала, как Джой выбрала несколько юбок, футболок и модных брючек и исчезла в примерочной. В поле зрения Эвелин попали юные девочки – продавщицы. Все, без исключения, в рискованных мини-юбках, покачивающие бедрами в такт музыке. Они с отрешенным видом, рассеянно отвечали на вопросы юных покупателей.Наконец Джой появилась из примерочной с выбранными вещами: двумя хипповыми мини-юбочками, парой джинсов и двумя футболками из непонятного материала, похожего на сатин. Мать и дочь спустились на этаж ниже, где Джой выбрала темно-красный плащ из винила с металлическими заклепками. Эвелин пошла оплачивать покупки.Эвелин вышла из магазина, довольная, что наконец избавилась от оглушающей музыки, что получила назад свой пакет с книгами, что ссора, вызванная покупкой одежды, закончилась. Она спросила, не хочет ли Джой остановиться по пути и выпить содовой.– От нее только толстеешь, – сказала Джой. – Лучше выпью воды дома.Она унаследовала от отца астеническое телосложение, но постоянно сидела на голодной диете. Это волновало Эвелин, которая пыталась следить за здоровьем дочери, но все уговоры и просьбы встречали яростный отпор.В этот вечер, после ужина, Джой вошла в кухню и сразу же исчезла в своей спальне с огромной голубой коробкой английской соли и бутылкой хлорки. В девять часов Эвелин заглянула к ней, желая убедиться, что дочь к десяти будет в кровати. Эвелин постучала, Джой откликнулась, пригласила ее зайти. Комната Джой была одновременно похожа и на комнату маленького ребенка с его плюшевыми медведями и другими атрибутами детства, и на комнату девочки-подростка, увлеченной роком и «Битлз». Дверь в ванную была приоткрыта, и Эвелин спросила, можно ли войти.– Разумеется.Джой стояла в ванне, напялив на себя джинсы – одни из тех, что купила сегодня. Она успела высыпать огромное количество соли в воду и теперь растирала ее по мокрой поверхности джинсов. Затем она села по пояс в ледяную воду, пропитанную хлоркой. Похоже, это было исключительно неприятно.– Знаешь, потом они будут замечательно сидеть, – сказала Джой.Эвелин улыбнулась.– Представляешь, – сказала она, – я только что вспомнила, что когда мне было столько лет, сколько тебе, мы использовали старые чулки для укладки волос. Мой отец приходил в бешенство. Я носила их все время, причем длинные концы болтались вокруг моей головы, а снимала я их только перед школой или праздником.– Ты хочешь сказать, что не только наше поколение такое сумасшедшее?– Нет, – ответила Эвелин. Она наклонилась, чтобы поцеловать красивые пышные волосы дочери, но тут Джой резко подняла лицо, и поцелуй получился взаимным.– Я обязательно лягу к десяти часам. Я обещаю.– Спокойной ночи, – сказала Эвелин. – Крепкого сна. – Она вышла из комнаты дочери.На следующий день Лидия спросила Эвелин, что делать со штанами, валяющимися в ванной у Джой. Эвелин вместе с горничной пошла посмотреть. Джинсы Джой были разложены на полотенце на полу. Джой растянула их и приколола в тех местах, где были бедра и щиколотки. Сверху лежала записка, написанная крупным почерком: «Опасно для жизни! Не подходи! Убьет!»Эвелин рассмеялась, объяснила Лидии, что это детские шалости, и попросила не трогать джинсы. Лидия пожала плечами, насыпала порошка в ванну и принялась ее отчищать.
«Ардслей» располагалась в уютном уголке на 77-й улице между парком и Лексингтоном в здании из темного камня. Когда-то в начале столетия здесь размещалась резиденция одного железнодорожного магната. Тут были мраморные ступени, хрустальные подсвечники и огромные – от пола до потолка – французские двери, которые вели в сад и которые преподаватели открывали в погожие дни осенью и весной.«Ардслей» считалась лучшей в городе школой как по уровню подготовки детей, так и по престижу. Журнал «Лайф» посвятил целый подвал методам преподавания в «Ардслее». Считалось, что этот метод комбинировал лучшие достижения в сфере образования, – он основывался на мягком отношении к ребенку, позволяющем развить его индивидуальные способности. Здесь отдавали предпочтение классическому образованию с упором на основные дисциплины: язык, естествознание, математика и философия.Выглядело замечательно, но когда Джой попала туда, то обнаружила, что это заведение мало чем отличается от других школ, которые она знала. Что действительно выделяло «Ардслей», так это подбор учащихся. Здесь просиживали штаны сыновья и дочери известнейших кинозвезд, президентов крупнейших корпораций, даже один девятилетний французский граф. За детками приезжали шоферы на редких лимузинах, даже прилетали самолеты, мотавшиеся между Европой и Америкой; их школьные сумки были непременно от Гуччи; девочки делали прически в Кеннефе, а мальчики получали «порши», как только сдавали на права.Джой быстро догадалась, что ее приняли только потому, что школа претендовала называться демократической. Она знала, что отец ее богат, но вскоре поняла, какая огромная разница лежит между людьми «богатыми» и «очень богатыми». Было и еще одно отличие Джой от других детей – она оказалась чуть ли не единственным ребенком, чьи родители оставались в браке. Подавляющее большинство имели отчимов, мачех, сводных братьев и сестер. Ребята хорошо научились стравливать бывших супругов и извлекать из этого выгоду – выпрашивать шмотки, побольше денег, новую стереосистему, а то и яхту.Они много и долго обсуждали секс. Одна из девочек клялась, что спит со своим сводным братом, – впрочем, она же уверяла, что это кровосмесительство. Некоторые соглашались, что это так и есть, но другие полагали обратное – никакого кровосмесительства, ведь сестра и брат сводные, а не родные.Сначала Джой чувствовала себя очень одиноко. Она не сумела ни с кем подружиться, она не примыкала ни к одной из группировок. Каждый день она шла из школы и в школу одна, и никто не приглашал ее в субботу прошвырнуться до «Блумингдейла» или в «Кинг-Кэрол» послушать записи. Джой не хотела опускаться и на карманные деньги покупать «травку», чтобы разделить ее с другими ребятами и таким образом приобрести друзей. Такая дружба – купленная, а Джой была слишком горда. Она чувствовала, что единственно верный путь ждать, пока кто-нибудь первым подойдет к ней.И в октябре такой момент наступил. Иви Хеллман, которая сидела за Джой в комнате для домашних занятий, обратилась к ней с просьбой подделать записку, позволившую бы Иви уехать из школы во вторник вечером.В продажу должны были поступить билеты на концерт «Битлз», и Иви позарез нужно было добраться до билетной кассы в Гардене. Джой не отказала, чувствуя, что это и есть то приглашение, которого она давно ждет. И на изысканной, очень дорогой почтовой бумаге миссис Хеллман появилась фальшивая записка: «Поскольку Иви назначен прием у дантиста во вторник вечером, не могли бы Вы быть любезны отпустить ее в это время с занятий?»В понедельник вечером Иви сообщила Джой, что учитель ничего не заподозрил и разрешил Иви уйти. Само собой разумеется, Иви спросила, не хотела бы Джой тоже купить билет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39