Кровь прихлынула к голове, кончикам пальцев на руках и ногах, сердце забилось быстрее. Грудь Делакруа была мошной и теплой.
Вблизи Энни хорошо видела синеву его тщательно выбритых щек и подбородка, заметила, какими жгуче-черными и буйными становятся глаза, когда он впадает в ярость. Но Делакруа владел собой, и эта ярость, как ей казалось, была для нее не опасна.
– Мое бедное дитя, – начал он с угрожающим спокойствием, – сдается мне, что вы понятия не имеете, что такое настоящий мужчина. – В его дыхании смешивались приятные запахи мяты, лимона и чая. Энни инстинктивно лизнула верхнюю губу. Он заметил это движение языка и перевел взгляд на ее губы. – Итак… коль скоро вы так печально необразованны, почему бы мне не показать вам, что такое настоящий мужчина?
За последние десять минут Энни прижимали к стене уже во второй раз. Сначала это сделал отвратительный, опасный тип, который собирался лишить ее девственности. Теперь она растерялась еще сильнее, чем в первый раз, потому что не была уверена, что не хочет этого. То, как вел себя Делакруа, было не похоже на грубость уличного приставалы. Он держал ее крепко, но не сковывая движений. Энни знала, что ей стоит только оттолкнуть его, и он ее выпустит.
Тогда почему она не отталкивала его? Ведь он ей не нравился. Совсем не нравился…
– Вы деретесь с яростью дикой кошки, cher. Интересно, целуетесь вы с такой же страстностью?
Энни почувствовала, что теряет над собой контроль, когда увидела, как губы Делакруа приближаются к ее лицу. Молить Бога о ниспослании еще одного дождя, способного охладить их пыл, было поздно.
– Вы забыли, что нужно закрыть глаза, ma petite… – усмехнулся он.
Она покорно закрыла глаза, и он поцеловал ее. Водоворот неведомых доселе ощущений поглотил ее целиком.
Вернее, не совсем неведомых… Она чувствовала то же, что и тогда, когда ее целовал Ренар!
Его губы были твердыми и теплыми, настойчиво просящими ее ответа. Она приоткрыла рот, и он провел кончиком языка по гладкой поверхности ее зубов. Она раздвинула губы еще шире, и он осторожно коснулся ее языка своим. Их поцелуй становился все более страстным. Он по-мужски гортанно зарычал от наслаждения, и от этого звука все содрогнулось в ее душе. Она ощутила, что слабеет от желания.
И еще от любопытства. Перед ней открывались новые возможности чувственного познания. Она медленно провела руками по его плечам, спине, затылку. Над тугим воротничком вились темные густые кудряшки. Энни запустила в них пальцы, на ощупь они оказались шелковистыми.
До этого момента руки Делакруа неподвижно лежали на ее талии. Теперь они пришли в движение, ласково сжимая ее. О, как близки они были друг к другу! Издалека, с площади Конго, доносился барабанный бой, и звуки этой примитивной музыки эхом отдавались в каждом нерве, в каждой клетке ее тела. Энни чувствовала себя восхитительно: такой распущенной, безответственной, окончательно вышедшей за рамки приличия. Она утратила чувство времени и пространства, забыла обо всем, кроме мужчины, который держал ее в объятиях и целовал…
– Cher, мне подождать тебя в экипаже, или ты закончишь… быстро?
Грудной и медоточивый женский голос, в котором слышалось саркастическое удивление, раздался у них почти над ухом со стороны улицы и разрушил магические чары их близости. Делакруа и Энни одновременно отстранились друг от друга и поспешно опустили руки по швам, как два маленьких проказника, устроивших драку в воскресный полдень и пойманных родителями на месте преступления.
Он смотрел на нее, она на него. Делакруа казался совершенно выбитым из колеи, как будто получил неожиданный удар кувалдой по голове, и смущенным, словно его застали врасплох. Энни предполагала, что выглядит не менее обескураженно и растерянно. Они оба оглянулись на ту, кто прервал их близость. Это была любовница Делакруа.
Воцарилось длительное молчание. Энни смотрела на прекрасную квартеронку в ярко-розовом элегантном платье, с белым шелковым тиньоном на голове. Она держалась с царственным величием, словно была выше той сцены, невольным свидетелем которой стала, и взирала на Энни с холодным любопытством и небрежной улыбкой.
Под этим снисходительным взглядом Энни с каждой секундой чувствовала себя все более глупо. Головокружительный, живительный порыв страсти улетучился без остатка. Энни стало стыдно, опустив глаза, она не осмеливалась взглянуть на Делакруа. Но может быть, он тоже смущен…
– Кому, как не тебе, Микаэла, следовало бы знать, что я не могу закончить «быстро». Ведь в спешке пропадает столько удовольствия.
Энни подняла глаза, услышав насмешливый, протяжный голос Делакруа. В это невозможно было поверить! На его лице не было и тени смущения. Он снова стал самим собой, в его глазах опять отразилась ленивая скука. Его губы – те, которые минуту назад заставили ее забыть обо всем на свете, что было ей дорого и важно, – скривились в самодовольной усмешке. От негодования Энни утратила дар речи.
– Какая жалость, cher, что такая чудесная интерлюдия была прервана, – сказал ей Делакруа. – Жизнь непредсказуема. Кто знает, как далеко мы могли бы зайти, если бы нам не помешали?
Энни не могла вымолвить ни слова, но телом владела хорошо. Она размахнулась и ударила его по лицу.
Делакруа лишь поморщился, хотя она вложила в удар всю силу и знала, что ему больно. Он потер щеку и взглянул на нее с видом, полным раскаяния:
– Похоже, я получил по заслугам.
– Похоже, что да. – Энни не узнавала своего голоса, который вдруг стал слабым, глухим, дрожащим.
Разум говорил ей, что в этой ситуации она была виновна ничуть не меньше, чем Делакруа. Она не оттолкнула его и даже заразилась его пылкостью. А может быть, более того. Но в присутствии любовницы Делакруа Энни испытывала смущение, которое преобладало над голосом разума и справедливости. Ее долг, как истинной леди, состоял в том, чтобы поставить зарвавшегося Денди на место.
– Пойдемте, мадемуазель, я провожу вас домой. – Делакруа протянул к ней руку, но она быстро отодвинулась.
– Не стоит беспокоиться, мистер Делакруа, – ответила она с достоинством. – Вас ждут. Мне бы не хотелось снова лишать вас такого блистательного общества. К тому же, полагаю, в экипаже мало места для троих. Я пойду домой пешком, как и собиралась. – Она повернулась и пошла прочь.
Делакруа удержал ее, стремительно схватив за руку.
– После того, что с вами случилось, даже полный дурак поймет, что такой женщине, как вы, опасно ходить по городу одной.
– Вы говорите об опасности, которая исходит от вас, мистер Делакруа, или от того несчастного бродяги, который лежит в грязи вниз лицом? Насколько я помню, мне угрожала опасность быть скомпрометированной как от вас, так и от него…
– Со мной вы будете в безопасности, – сказал он. – Даю слово.
– Минуту назад я не была в безопасности…
– Я тоже, – парировал он.
– Сэр, вы не джентльмен! – оскорбилась она.
– Правда задевает ваше самолюбие? – Он снова потер щеку, покрасневшую от ее удара. – Во всяком случае, на сегодня я могу поручиться за свое пристойное поведение. А вы?
– Я тоже. – Энни с достоинством приподняла подбородок и кивнула в сторону его любовницы, которая продолжала наблюдать за этой сценой с искренним изумлением: – Это она будет вашим поручителем, мистер Делакруа? Разве нам нужна компаньонка?
– Нет. – Делакруа ласково обратился к женщине: – Микаэла, иди и подожди меня в экипаже, пожалуйста. Я провожу даму домой. Мне не хочется оставлять ее на улице одну.
– Я не нуждаюсь в ваших заботах! – выкрикнула Энни.
– Конечно, cher, я подожду тебя в экипаже, если ты так хочешь. – Микаэла выгнула дугой свои прекрасные брови. – Разумеется, нужно проводить леди домой. Позаботься о ней, только не задерживайся надолго. Au revoir, cher. Au revoir, мадемуазель. – Она, шурша юбками, удалилась.
– Надеюсь, вам доставляет удовольствие унижать меня в присутствии этой женщины! – выпалила Энни. – А теперь, если позволите… – Она постаралась отнять руку, которую он по-прежнему крепко сжимал.
– Я не шутил, когда сказал, что вы не пойдете домой одна. Пошли. – Он довольно грубо притянул ее к себе, взяв под руку, так что они стали похожи на прогуливающуюся парочку. – И если не хотите устроить скандальную сцену, советую вам не вырываться и не сопротивляться. В противном случае я побегу за вами, и все происходящее будет забавным развлечением для воскресных гуляк, а также мы станем предметом городских сплетен на ближайшие несколько недель. Так что выбирать вам, но я надеюсь, что вы достаточно разумны, чтобы хотя бы раз повести себя руководствуясь здравым смыслом.
– Хорошо, – согласилась Энни, сердито опуская вуаль. – Отведите меня домой, если вам так хочется предстать в смешном свете. Но только не рассчитывайте на то, что я буду с вами разговаривать.
– Поверьте мне, cher, я не только не рассчитываю на это, но и не хочу этого. Однако позвольте дать вам совет: если вы предпочитаете выглядеть естественно и не привлекать к себе слишком много внимания, перестаньте дуться и постарайтесь выглядеть более непринужденно. Меня никогда еще не видели в обществе недовольных дам. Улыбнитесь, покажите ваши красивые зубки.
– Нахальный тип! – пробормотала она сквозь стиснутые зубы, когда они вышли из проулка на солнце.
– Невыносимая упрямица! – отозвался он еле слышно.
Так они двинулись по Притания-стрит неторопливым прогулочным шагом, приятно улыбаясь и раскланиваясь со знакомыми. Эти случайные встречи только подогревали их взаимное раздражение, и поток приглушенных оскорблений, которыми они обменивались по дороге, не прекращался.
– Не трудитесь приглашать меня в дом, мадемуазель, – сказал Делакруа, подводя ее к дому. – Я полагаю, что вы хотели бы отблагодарить меня за оказанную мной неоценимую услугу…
– Хм!
– …тем более что нас так грубо прервали, когда вы пытались выразить мне свою благодарность в прошлый раз…
– Наглец!
– …но я думаю, что вы предпочтете войти в дом так же, как вышли из него, – тайком, на цыпочках.
Энни не удостоила его ответом. Она выдернула руку и быстро пошла к дому по дорожке, вдоль которой тянулись клумбы с цветами. Уже взявшись за ручку двери и будучи готовой войти, она вдруг ощутила нездоровое любопытство и обернулась, чтобы посмотреть, стоит ли Делакруа у ворот или нет.
Он все еще был там и, казалось, ждал, что она оглянется, мерзавец! Он усмехнулся, коснулся шляпы и повернулся к ней спиной!
Энни вошла в дом и захлопнула дверь. Миновав перепуганного заспанного лакея, который выскочил на стук двери в холл, она наткнулась на неизвестно откуда взявшегося Реджи.
– И где, позвольте узнать, вы были, юная леди?
Глава 9
– Прошу тебя, дядя, не заставляй меня объясняться сейчас. – Энни быстро прошла мимо и начала подниматься по лестнице.
– Почему? Почему не сейчас? – Он бежал за ней, стуча каблуками по паркету, и его голос с каждой секундой становился все более тревожным. – Что-то случилось?
– Нет, ничего. – Энни ускорила шаг, подобрав подол платья.
– Тогда почему ты не можешь сказать, где была? Я заметил, что тебя нет дома, еще час назад. Я уже хотел послать за полицией. – Реджи помолчал, тщетно ожидая ответа. Энни не могла сейчас ни с кем говорить, потому что чувствовала, что готова расплакаться. – Энни! Остановись сейчас же и объясни, где ты была, а не то я запру тебя в твоей комнате до тех пор… до тех пор, пока тебе не исполнится тридцать!
– О, дядя Реджи, как ты можешь быть таким жестоким! – Она остановилась, не зная, то ли ей плакать, то ли смеяться. Слезинка задрожала у нее на ресницах и скатилась по щеке. Она взглянула на дядю, который стоял несколькими ступенями ниже ее в красном бархатном халате, его очки были сдвинуты на кончик носа. Он беспокойно хмурился. – Ты знаешь, что я взрослая женщина. Ты не можешь навсегда запереть меня от целого мира.
– Дитя мое, ты плачешь? Что стряслось? – Выражение его лица смягчилось.
– Боюсь, я сделала из себя посмешище, дядя. – Она смахнула слезинку со щеки и стала медленно спускаться, опустив голову и глядя под ноги.
Когда она сошла вниз, Реджи протянул ей свой белоснежный платок – их у него всегда было в избытке на любой случай жизни, – после чего обнял за плечи и отвел в библиотеку, где усадил в массивное кресло перед камином.
Пока он наливал им шерри из хрустального графина, стоявшего здесь же на столике, Энни использовала дядин платок по назначению. Она немного поплакала, сердясь на себя за эту слабость, после чего вытерла глаза и громко высморкалась. Реджи терпеливо ждал с двумя бокалами в руках, пока она приведет себя в порядок. Наконец она, взглянув на него со смущенной улыбкой, взяла бокал, пробормотала благодарность и сразу же сделала большой глоток.
Реджи внимательно наблюдал за ней, как больничная сиделка, следящая за тем, чтобы пациент выпил рыбий жир до последней капли. Наконец он уселся на стул напротив и, положив ногу на ногу, сам отхлебнул изрядную дозу в чисто медицинских целях.
– Ну вот, моя девочка, теперь, надеюсь, ты чувствуешь себя лучше. Хочешь поговорить со мной?
– Да, конечно. Но я должна начать с признания. – Энни виновато взглянула на него.
Она рассказала Реджи все по порядку о том, как выбралась из дома, пошла на площадь Конго, а потом решила вернуться домой пешком, потому что не нашла кеб. Он изредка прерывал ее вопросами или тревожными восклицаниями.
Когда в своей истории она добралась до инцидента с пьяным бродягой, Реджи вскочил с места, пылая от негодования:
– Где этот мерзавец? Я вызову его! Я… я его…
– Не нужно, в этом нет необходимости. – Она взяла его за руки с невольно сжатыми кулаками и усадила обратно. – Он ничего не успел сделать. Даже не поцеловал меня. Мистер Делакруа случайно проходил мимо и подоспел вовремя, чтобы меня спасти.
– Делакруа? – Услышав это имя, он успокоился, но очень удивился: – Но я не понимаю, как он спас тебя? У него был пистолет?
– Делакруа не стрелял в него.
– Просто припугнул?
– Нет. Он ударил его, и тот потерял сознание.
Реджи раскрыл рот от изумления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41