В сущности, он не имел возможности даже видеть это. Его тетя Анжелина заполнила крошечную квартирку на Малберри-стрит безвкусными картинками с изображением Христа и разных святых, распятиями и раскрашенными в дикие цвета гипсовыми статуэтками на религиозные темы. После ее смерти дяди Вито оставил все, как было при ней, возможно, из любви и уважения к своей покойной супруге.
А после того как Джонни удалось выбраться из мрачной конуры, в которой он жил со своим стариком-дядей, потекли годы бесконечных переездов, когда он останавливался или в дешевых мотелях, или в кичащихся показной роскошью отелях Голливуда, Лас-Вегаса, Чикаго, Атлантик-Сити и Манхэттена. А они, конечно, не самое лучшее место для пополнения своих знаний об искусстве и антиквариате.
Усмехнувшись, Джонни прошел в просторное фойе при входе и направился в столовую. Он представил себе, как его дядя Вито, только взглянув краем глаза на этот элегантный дом, немедленно от смущения сбежал бы в ближайший отель.
Четыре года назад, когда Джонни только что переехал сюда, он приглашал дядю погостить на побережье, но тот отказался. И Джонни не настаивал и не делал повторных приглашений. Он понимал, что старику здесь не понравится просто потому, что он будет чувствовать себя в этом доме не в своей тарелке, а Джонни не хотелось причинять ему неудобства. Может быть, дядя Вито и не был идеальным отцом для него, но он делал все что мог и любил Джонни как собственного сына, которого у него никогда не было.
Столовая, в дверях которой остановился Джонни, была выдержана в абрикосово-кремовых тонах, с небольшими вкраплениями малинового. Она была воплощением простоты: старый тисовый обеденный стол с юга Франции, окруженный стульями с высокими резными спинками из вишневого дерева. У одной из стен располагался большой элегантный шкаф, тоже из вишни, у стены напротив сервант, над ним висели акварели английского художника сэра Уильяма Рассела Флинта.
Сегодня широкий деревянный стол сверкал старинным английским серебром, тончайшим фарфором и хрусталем.
В центре стояла низкая серебряная ваза с бледными, цвета шампанского, полностью распустившимися розами, наполнявшими комнату нежным дурманящим ароматом. С четырех углов ее окружали серебряные подсвечники с кремовыми свечами, а завершали композицию две симметрично поставленные с противоположных сторон вазы для десерта.
Стол был накрыт на троих, и при взгляде на него Джонни почувствовал раздражение. Он бы предпочел, чтобы Нелл пришла сегодня одна, как они первоначально договорились. А она вместо этого тащит с собой подругу. Нужно было о стольком переговорить, пройтись еще раз по составленному на будущий год расписанию его гастролей, но при посторонней ему непременно придется сократить их беседу.
От перспективы знакомства с подругой Нелл у него неожиданно испортилось настроение. Но он сам вчера за ленчем согласился на просьбу Нелл, так что винить некого, ничего не остается, как мужественно перенести вторжение.
Повернувшись, Джонни пересек просторный холл и, прыгая через две ступеньки, легко взбежал по лестнице, ведущей в спальню. Как и комнаты на первом этаже, спальня была большой, полной света, с огромным во всю стену окном из толстого стекла, через которое природа как бы наполняла комнату.
Спальня была обставлена старинной французской мебелью из вишни и других фруктовых деревьев, гамма цветов напоминала ту, что внизу: оттенки кремового, кофейного, мягко-желтого перемежались с розовым и блекло-зеленым. Все они соответствовали цветам расстеленного на полу восхитительного обюссонского ковра, подсказавшего дизайнеру цветовое решение спальни.
Сняв джинсы, футболку и коричневые замшевые мокасины, Джонни отправился в ванную принять душ. Через несколько минут он появился из клубящихся паров, схватил полотенце, накинул его на себя и потянулся за меньшим полотенцем, чтобы вытереть волосы.
Джонни Фортьюну было тридцать восемь лет. Стройный и гибкий, он был в отличной форме. Он много плавал, при каждой возможности занимался в спортивном зале, был умерен в еде и питье. У него было тонкое подвижное лицо, на котором очень быстро проявлялась усталость, и тогда он выглядел старше своих лет. Сейчас, разглядывая себя в зеркало, он решил, что, несмотря на загар, выглядит отвратительно.
Тщательно высушив феном свои каштановые со светлыми прядями волосы, он зачесал их назад, приблизил лицо к зеркалу и скорчил гримасу. Явно сказывалось губительное действие предыдущей ночи. Под глазами легли голубоватые тени, напоминающие синяки, одним словом, лицо невыспавшегося человека. Так оно и было. Впервые за несколько лет он имел глупость основательно перебрать красного сухого вина за обедом в «Ла дольче вита» на Литл Санта-Моника, куда он пришел со своим другом Гарри Палома.
И что было еще большей глупостью – он повел одну из поклонниц, вечно таскающихся за ним хвостом, в местный отель, где у него был постоянный номер, и переспал с ней. Он никогда не приводил девушек к себе в дом. Его дом был неприкосновенным. Вот почему он снимал постоянно закрепленный за ним номер в отеле: так было удобнее для его любовных встреч, которые в последнее время случались не часто, чтобы не сказать, редко. Да, все-таки один разумный поступок вчера он все же совершил – в последний момент вспомнил о необходимых мерах предосторожности. Его аранжировщик Горди Ланахэн недавно умер от СПИДа, и призрак этой смертельной болезни непрестанно преследовал Джонни.
Уронив полотенце, он прошел через спальню в смежную с ней гардеробную. Такого же размера, что и спальня, она была вся заполнена вешалками с дорогими, прекрасно сшитыми костюмами от лучших портных Лондона, Парижа и Рима. В выдвижных ящиках с передними стенками из прозрачной пластмассы хранились великолепные рубашки и шерстяные, шелковые и кашемировые свитеры и пуловеры на все случаи жизни. Начищенные до блеска туфли из лучшей кожи, а также из замши стояли рядами на полках под костюмами и спортивными куртками, шелковые галстуки висели на другой, прикрепленной к стене вешалке меньшего размера.
Пересмотрев одежду для отдыха, Джонни наконец остановил свой выбор на паре темно-серых слаксов и черном кашемировом блейзере, бледно-голубой рубашке из швейцарской вуали и голубом шелковом галстуке. Он быстро оделся, сунул ноги в черные кожаные мокасины и пошел выбирать шелковый платок для нагрудного кармана.
Вскоре Джонни уже сбегал вниз по лестнице, ожидая, что Нелл Джеффри появится здесь с минуты на минуту.
10
Подруга Нелл не понравилась Джонни Фортьюну. И как он ни пытался преодолеть свою антипатию к ней, ничего не получалось. В ней было что-то вызывающее беспокойство и раздражение, и каждый раз, когда она начинала что-либо говорить, он испытывал непроизвольное желание противоречить. Более того, ему стоило больших усилий быть с ней просто вежливым.
По правде говоря, Розалинда Мадиган разбудила в Джонни не самые лучшие чувства. Вероятно, действительным источником этой враждебности была его постоянная, хотя и не осознанная неуверенность в себе. Сам он, конечно, не был расположен анализировать причины своего отношения к Рози. В гораздо большей степени его мысли были заняты выискиванием ее недостатков: невыразительна, высокомерна, чванлива.
Конечно, к Рози все это не имело отношения. Но с первой же минуты, увидев ее, Джонни инстинктивно почувствовал, что она отличается от тех девушек, с которыми ему обычно приходилось иметь дело. И естественно, он не знал, как следует вести себя с женщиной такого уровня. Поэтому он пытался мысленно принизить ее, наделить ее всяческими недостатками, словом, видеть в ней то, что бы ему хотелось, а не то, что было в действительности. На самом же деле Рози нельзя было счесть невыразительной, но лишь немного консервативной в манере одеваться, она не была высокомерна, но только обладала хорошими манерами, и, разумеется, она не была чванлива, а просто застенчива с ним.
Поглядывая на Рози краешком глаза, Джонни думал, какая у нее скучная внешность. Он терпеть не мог "сереньких» женщин, они вызывали у него отвращение. Пламенные взгляды, сверкающее оперение, много шика и блеска – вот что его привлекало. Он питал слабость к ярким, эффектным женщинам, вероятно, по этой причине ему так нравилась Нелл Джеффри. И хотя их отношения были чисто деловыми, он получал огромное наслаждение от ее необычности. Нелл, по его мнению, была воплощением блистательной женской красоты. И он был горд тем, что она является частью его окружения.
Потягивая вино, он слушал разговоры двух женщин об их общем друге Гэвине Амброзе, мегазвезде кинематографа, и вдруг ему пришла в голову неожиданная и странная мысль. Он понял, что именно так раздражало его в этой Мадиган. Ее интеллект.
Умные женщины отпугивали Джонни Фортьюна, при них он чувствовал себя полным тупицей, не окончившим средней школы.
Бесспорно, Нелл тоже была умна, но природа столь щедро наделила ее чисто женскими достоинствами, что в ее присутствии Джонни просто не замечал ее деловых качеств. И только потом ему приходило в голову, как умно она поступила, действуя от его имени и в его интересах. Нелл Джеффри была не просто его представителем и постоянным советником в деловых вопросах, она значила для него много больше. Он высоко оценивал ее выдающиеся, по его мнению, способности. Став его представителем, она во многом кардинально изменила его жизнь.
Поняв причину дискомфорта в присутствии Рози, разобравшись в природе этой антипатии, зародившейся в нем с момента появления этой женщины в доме, Джонни почувствовал себя намного лучше. Он взял вилку и накрутил на нее спагетти.
Джованни, повар Джонни, приготовил на первое «паста примавера», и сейчас Нелл, Рози, Джонни сидели за обеденным столом перед тарелками, только что поданными женой повара Софией, в то время как Артур, по-английски вышколенный дворецкий, наполнял тонкие хрустальные бокалы охлажденным белым вином.
Все трое с наслаждением приступили к ароматному блюду, и в комнате на какое-то время воцарилось молчание. Первой прервала его Нелл, воскликнув:
– Это просто великолепно, Джонни! Вкуснее спагетти я не едала. Правда же, Рози?
– Восхитительно,– согласилась Рози и взглянула на Джонни.– Даже в ресторане «Альфредо» – у Альфредо в Риме – я не пробовала ничего подобного.
– Джованни – просто гений на кухне,– ответил Джонни с плохо скрываемым раздражением и, обернувшись к Нелл, как бы исключая из разговора Рози, негромко спросил: – Так что там у нас с концертами на следующий год? Похоже, в конце турне мне понадобятся носилки.
В упор взглянув на него, Нелл решила сказать все, что вертелось у нее на языке со вчерашнего дня по поводу предстоящих международных гастролей.
– Я думаю, тебе не следует принимать план гастролей целиком, Джонни,– осторожно начала она.– Это выше всяких возможностей. Слишком много городов и стран в разных концах света. Это было бы самоубийством. По-моему, ты должен ограничиться Лос-Анджелесом, Нью-Йорком, Лондоном, Парижем и Мадридом. Остальное– отбросить.
Джонни был поражен ее заявлением и озадаченно посмотрел на нее.
– Черт, пожалуй, это блестящая мысль. Но я не уверен, согласится ли с этим мой агент. Он ведь уже запустил машину на полный ход по всему свету.
– Но он пока еще не заключил все контракты и договоры с театрами и концертными залами. Я это точно знаю и...
– Откуда ты это знаешь? – прервал ее Джонни и сдвинул брови.
– Я спросила его вчера перед уходом. Ты в это время разговаривал по телефону в другом офисе. Понимаешь, во время нашей мозговой атаки мне пришло в голову, что турне слишком напряженное и, может быть, даже несколько непродуманное. Тебе придется преодолевать огромные расстояния, перелетая с континента на континент, находясь вне дома почти целый год, практически жить в самолете. А ты лучше меня знаешь, что это такое, Джонни, такие турне изматывают артиста до крайности. И я твердо убеждена, что тебе на следующий год нужно оставить только Штаты и Европу. А Японию, Дальний Восток и Австралию отложи еще на год, на 1993-ий.
– Звучит не так уж плохо,– просиял Джонни.– Надеюсь, Джефф согласится.
– Я совершенно уверена, что согласится, если к этому правильно подойти. Я подниму этот вопрос на завтрашнем совещании. Я выскажу эти соображения. Не забудь про запись нового диска – это займет несколько месяцев и потребует от тебя большого напряжения: ты сам знаешь, какой ты придира. Может быть, и об этом стоит упомянуть, как ты думаешь?
Восхищение промелькнуло в глазах Джонни.
– Ты умнейшая женщина в мире, Нелл. Я люблю, когда ты додумываешь за меня мои мысли. О'кей, решено. Ты бросаешь бомбу в Джеффа. Я уклоняюсь, ты принимаешь огонь на себя. И когда пыль рассеивается, я приглашаю вас обоих на обед.– Джонни рассмеялся.– Отлично, мне это нравится! А Джефф восхищен тобой, дорогая, ты, конечно, поладишь с ним. С тобой он не будет спорить.
– Спасибо за то, что ты мне так доверяешь, Джонни, и за добрые слова. Но...– она остановилась, не закончив начатую фразу.
– Что «но»? – поинтересовался он, подавшись к ней.
– Да нет, ничего,– уклонилась она от ответа, не желая высказывать мысль, что последнее время Джонни начинает побаиваться своего агента Джеффа Смайла.
Вместо этого она сказала:
– Я думаю, что сейчас, на этом этапе твоей карьеры, для тебя очень важно не перебрать с концертами.
– Но выступления на публике увеличивают продажу пластинок!
– Разумеется. Но, мне кажется, тебе уже можно немного поберечь себя, не отдавать так много публике. При этом без всякого ущерба для твоего положения. В конечном счете будет только лучше.
– Гм-м.– Он замолчал, задумчиво разглядывая бокал с вином. Через секунду, подняв голову, заметил: – Хулио только что завершил международное концертное турне. За последние годы их у него было несколько, и они ему нисколько не повредили. Абсолютно.
– Совершенно верно. Но, с другой стороны, Стрейзанд шесть лет не выступала с концертами, а продажа ее пластинок не падает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45