— Но он сразу же вскочил и подбежал к Лорели, когда та позвала его. То, как он нежно накрыл ее и заботливо успокаивал, доказывало, что все было не так, как показалось вначале.
Другая девушка, маленькая хорошенькая брюнетка, закивала головой в знак согласия.
— Похоже, все было так, как сказала Лорели.
Шериф снова повернулся к Адель.
— Ну что, мадам?
Та спокойно пожала плечами, словно сотню раз сталкивалась с подобными ситуациями, что, вероятно, так и было, учитывая ее подлую натуру.
— Может, я не разобралась в ситуации, — хмыкнув, призналась она. — Но что я могла подумать, когда увидела лежавшую здесь голую Лорели? Я и понятия не имела, что она тут с Тайлером.
Она остановила ледяной взгляд на Пенелопе.
— Что до этой чепухи о ребенке, то можно только просить нашу невинную Лорели предоставить доказательства его существования.
Поразмыслив, шериф согласился:
— Да, верно. Мисс Лорели?
Пенелопа в замешательстве перевела взгляд с торжествующего лица Адель на шерифа, ждавшего ответа. У нее не было доказательств, и Адель прекрасно знала об этом. Она сама позаботилась, чтобы у Пенелопы ничего не было.
— Ну, милая? — прошептал Сет, крепче обнимая ее.
— Я… она… — начала заикаться Пенелопа, желая заставить шерифа понять ее положение. — Она прячет его в хижине в предгорье. Я точно не знаю, где… мне завязали глаза, когда мы ехали туда. Но если вы задержите ее на несколько дней, пока я буду искать, то я уверена, что смогу найти его.
Шериф покачал головой.
— Если вы не сможете предоставить доказательств, что ребенок существует, какие-нибудь записи или, может, кого-то, кто видел его, то у меня не будет повода задержать мадам дю Шарм.
— Но разве вы не понимаете? — закричала Пенелопа срывающимся голосом. — Если вы отпустите ее, то она увезет ребенка, и я его никогда больше не найду. Или даже убьет его. Пожалуйста…
— Шериф, неужели вы хотите, чтобы на ваших руках оказалась кровь невинного ребенка? — вмешался Сет, приободряюще сжав ее талию. — Имейте в виду, если с ребенком что-нибудь случится из-за вашего бездействия, то я позабочусь, чтобы вы лишились своего значка и больше никогда не занимали приличной должности. Вы будете считать себя счастливым, если найдете работу могильщика.
Шериф явно спасовал перед угрозами Сета, но продолжал упрямо твердить:
— Закон есть закон, и я не могу сажать людей, если не доказано, что они совершили преступление. Сейчас, если девушка сможет чем-то подтвердить свои показания…
— Я могу подтвердить ее показания, — раздался низкий голос возле двери.
У Пенелопы сердце замерло, когда она повернула голову, чтобы посмотреть на своего спасителя. Это был Одноглазый Калеб. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и обнимал за плечи пухленькую блондинку из салона. С красивой, но одновременно и хищной грацией он выпрямился и шагнул в комнату, остановившись перед Пенелопой.
— Так ты видел этого ребенка? — с надеждой спросил шериф.
Калеб кивнул.
— Лорели говорила со мной несколько недель назад, она хотела нанять меня, чтобы спасти ее ребенка. У нее не было денег заплатить мне, но по ее глазам я понял, что она их раздобудет. И тогда я решил заранее все разузнать и подготовить. Я следовал за ней и Прескоттом до хижины в предгорье в прошлое воскресенье. Я видел, как она выносила ребенка, чтобы показать ему кроликов.
Адель начала было протестовать, но он перебил ее:
— Это был ребенок Лорели, что бы вы там ни говорили, мадам. Я слышал, как Прескотт и другой человек говорили о нем позади хижины. Похоже, мадам, вы занимались довольно грязными делишками. — Он с ненавистью взглянул на Адель. — Я даже не представлял, что кто-то может таким образом использовать детей. Это так поразило меня, что я собрался вернуть ребенка Лорели безо всяких денег.
Сет шагнул вперед и протянул руку Калебу.
— Я заплачу вдвое больше твоей обычной ставки, если ты прямо сейчас отвезешь нас к хижине. Я хочу как можно быстрее вернуть своего ребенка. — Тут Сет повелительно взглянул на шерифа. — А мадам дю Шарм арестовать немедленно.
Пока мужчины пожимали друг другу руки, шериф задержал Адель.
— Давайте поторопитесь за своим выродком, — прошипела она со злобной ухмылкой. — Кто знает, может, вам удастся застать его живым.
Пенелопа ахнула, ее охватила паника.
Сет зарычал, руки у него сжались в кулаки, когда он шагнул к злорадно ухмыляющейся Адель:
— Если ты навредила малышу…
Она злобно засмеялась:
— О, я и пальцем не трогала ваше драгоценное дитя. Это ни к чему. Я узнала несколько дней назад, что он заразился корью от проезжавших поселенцев, которые заходили в хижину за водой. Сэм говорит, что он очень болен. — В ее глазах сверкнула злоба, когда она посмотрела на Пенелопу. — Похоже, ты все-таки избавишься от своего выродка, Лорели, как ты и хотела, придя ко мне делать аборт.
Пенелопа ощутила, как кровь отхлынула у нее от лица, когда Сет медленно повернулся и посмотрел на нее. Он выглядел ошеломленным, с опустошенным взглядом, таким же, как тогда, когда рассказывал ей о своем происхождении.
— Ты хотела избавиться от моего ребенка? — хрипло произнес он.
— Сет, — прошептала она, беспомощно покачивая головой, когда направилась к нему. — Я…
— Это правда? — потребовал он ответа, увернувшись от ее прикосновения, словно оно обожгло его. — Ты хотела погубить нашего ребенка? — Его гневный взгляд был устремлен на нее. Он отчаянно пытался узнать правду, но его глаза умоляли ее сказать, что все это ложь.
Она открыла было рот, чтобы все объяснить, попросить его понять. Но было слишком поздно. Он отвернулся.
Он прочел ответ в ее глазах.
Глава 25
Никто в группе не разговаривал, когда они направлялись в предгорье, к хижине, где держали ребенка. Калеб, сидя верхом на черно-белой пятнистой лошади, показывал дорогу, за ним следовали Пенелопа и доктор Ларсси, а Сет ехал немного позади.
Первые несколько миль пути Пенелопа скакала рядом с Сетом, пытаясь объяснить, почему она обратилась за помощью к Адель. Но он упорно отмалчивался. И то время, пока они ехали бок о бок, показалось ей целой вечностью, она подстегнула лошадь и пристроилась возле более приятного спутника — доктора Ларсена.
Господи, как он устал! Он чувствовал себя таким обессиленным, что даже ничего не видел перед собой. Уже в сотый раз за утро Сет тер глаза, а затем, сощурившись от боли, смотрел на маячившие впереди горы. Что с ним такое, черт возьми? Он не только видел все довольно смутно, но даже неяркий солнечный свет, пробивавшийся сквозь завесу облаков, причинял глазам невыносимую боль.
А еще его голова. Он с трудом выносил эту пульсирующую тупую боль, которая становилась сильнее с каждым часом. Вновь у него начались головокружение и тошнота.
Сет еще сильнее стиснул зубы и покрепче устроился в седле. Просто чудо, что, чувствуя такое головокружение, он до сих пор не свалился с лошади. И слава Богу, что он ничего не ел со вчерашнего дня. Можно только представить, как Пенелопа будет суетиться и хлопотать над ним, если он вдруг упадет с лошади и его станет тошнить. Пенелопа выплеснет на него всю свою нежность и сострадание, на которые способна. Это будет невыносимо…
И удивительно приятно. В замешательстве Сет заворчал себе под нос. Он никак не мог разобраться в своих чувствах к Пенелопе и тому, что она сделала, и даже не замечал, ехал он или шел.
Хотя, с одной стороны, он понимал, какое отчаяние толкнуло Пенелопу обратиться за помощью к Адель, но с другой — он помнил чувства нежеланного ребенка, которым он сам когда-то был, и это рождало в нем гнев на Пенелопу. Он считал непростительным, что за ошибки родителей приходится расплачиваться невинному младенцу.
Но разве он мог не простить ее? Ведь именно он толкнул ее к Адель, не оставив иного выхода. И если бы он оказался на ее месте, то, наверное, также обратился бы к Адель.
Сет содрогнулся. Нет, вряд ли он смог бы оказаться таким хладнокровным. Но все-таки более простительно избавиться от ребенка, находящегося в утробе матери, чем убить его после рождения, как намеревалась сделать его мать. Если, конечно, его мать виновна в этом преступлении. Неожиданно все стало восприниматься им не только в черном цвете.
Ведь обстоятельства, в которых оказался его собственный сын, наглядно показывают, что мать иногда бывает не в силах уберечь своего ребенка от невзгод. Тогда почему нельзя допустить, что дед украл его, как утверждает Луиза, и она действительно долгие годы не знала, что он жив?
Это вдруг возникшее предположение причинило ему еще большую головную боль, поэтому он попытался выбросить его из головы. О Луизе можно подумать позже, когда его разум прояснится…
«Если вообще прояснится», — грустно подумал Сет. Ему припомнились страшные истории о скрытых внутренних повреждениях, приведших к летальному исходу. Он засмеялся над собственной глупостью. Все это смешно. С ним все в порядке. Он просто сильно устал, и не без причины. Ведь он провел целую ночь с Пенелопой…
Сет сразу же постарался забыть об их ночи любви, так же как и о своей матери. Он не собирается думать об их любви и страстном блаженстве. Все это может помешать ему правильно разобраться во всем, а он хотел как можно объективнее оценить сложившуюся ситуацию.
Ему предстояло решить, что лучше всего для их сына, а затем выполнять это решение.
Хотя в действительности решать было нечего. Жениться на Пенелопе и дать ребенку имя и дом — вот единственно верное решение. Вопрос в другом: сможет ли он жить с Пенелопой, зная, что она могла быть такой бессердечной?
А разве сможет он жить без нее, если так сильно ее любит?
Сет был настолько занят своими противоречивыми мыслями, что едва не упал с лошади, когда она остановилась. Резко подняв голову, он посмотрел вперед, но от этого движения все закружилось у него перед глазами, и сквозь мелькавшие круги он с трудом определил, что все остановились и начали спешиваться.
Пенелопа в мгновение ока соскочила с лошади и побежала к ветхой хижине.
— Сэм! Минерва! — позвала она. Старая деревянная дверь сразу же отворилась, и на пороге появился пожилой седовласый мужчина. Увидев Пенелопу, он взял ее за руку и провел внутрь. Через несколько секунд за ней последовали Сет и доктор, оставив Калеба стеречь лошадей.
Доктор сразу же прошел в хижину, а Сет остался снаружи, у порога, охваченный непонятным страхом. Что он скажет сыну? В довершение ко всему ему припомнилась вчерашняя сцена и свой собственный жестокий отказ от матери. Что, если его сын отвернется от него? Как перенести такую боль?
Но тут же он посмеялся над своей глупостью. Его сыну было всего два года, и в таком возрасте вряд ли он может судить об отце. Без сомнения, когда пройдет робость, которую поначалу испытывают большинство детей к незнакомцам, они быстро подружатся. Охваченный желанием поскорее познакомиться со своим сыном, он торопливо вошел в дверь.
Внутри оказалась одна комната, примитивно украшенная разными шкурами животных, прибитыми к стенам, вероятно, для защиты от ветра. Пол был земляной, а в дальнем углу находился грубый каменный очаг.
Это жилище было ветхим и грубым, но кто-то явно пытался сделать его более уютным. Разноцветные осенние листья и яркие гроздья рябины стояли в глиняной вазочке на обшарпанном столе. Круглый цветастый половичок лежал возле кровати, накрытой одеялом с веселым рисунком из красных, белых и синих вееров. Возле кроватки, над которой кто-то прикрепил несколько нарисованных кроликов, склонились Пенелопа, доктор Ларсен и еще два человека.
Сет в несколько шагов преодолел небольшое расстояние между порогом и кроваткой. Люди расступились перед ним, освобождая ему место возле ребенка. Стоявшая рядом незнакомая женщина заговорила с ним, но он был настолько поражен видом своего сына, что ее слова не доходили до него.
Никогда еще он так остро не ощущал проклятия своей дурной крови, как в тот момент, когда смотрел на скрюченные ручки и ножки своего ребенка. Его шок медленно уступил место горестному чувству вины. Ноги у Сета неожиданно ослабели, и он опустился на колени.
Господи! Какой же тяжкий грех он совершил, за что так страшно наказан? И как, во имя всего святого, Творец, которого считают бесконечно добрым, милостивым и справедливым, мог быть таким жестоким и выместить свой гнев на невинном ребенке?
Пока Сет стоял на коленях возле сына, хуля Бога и проклиная самого себя, он почувствовал прикосновение к своей руке.
— Его зовут Томас Альберт, как моего дедушку, — услышал он голос Пенелопы.
Слишком подавленный, он ничего не смог ответить и только тихо кивнул.
— Я знаю, мне следовало предупредить тебя о… несчастьях Томми, — произнесла она, запнувшись на слове «несчастья». — Но я… я не знала, что сказать. Я надеялась, что как только ты его увидишь, это не будет иметь никакого значения.
Умоляющие нотки в ее голосе заставили его резко повернуться и взглянуть на нее. Пенелопа с тревогой смотрела на него, как бы заклиная простить их сыну его недостатки и попытаться полюбить его, несмотря на них.
В ее глазах он увидел страх. Возможно, она боялась что он не полюбит сына из-за его физических недостатков. Но именно ее невысказанный страх вызвал в нем неожиданно сильное чувство отцовства. Мысль о том, что он или кто-то другой будет избегать ребенка просто из-за того, что он не такой, как все, показалась ему слишком чудовищной.
Но Сету было известно, что, к сожалению, это случалось довольно часто. Еще в приюте ему встречалось много брошенных детей, чьи родители не смогли полюбить их, потому что они были больны. Ему вспоминались эти бедные создания, которых все отвергали и презирали, давая им грубые прозвища. Ему было больно за них тогда, и это приводило его в ярость сейчас.
В тот момент, когда Сет взял в руку маленький, крепко сжатый кулачок своего сына, он молча поклялся, что его сын никогда не будет страдать оттого, что он не такой, как другие. Он позаботится о том, чтобы Томми встречал только любовь и доброту, чтобы его лелеяли, как никого другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47