Через некоторое время перед ним как на ладони, омытый, лежал весь Ланти-Юм. Идеально воспроизведенные контуры знаменитых Девяти Островов вместе и большая часть главного острова, ограниченная городскими стенами; все, даже мельчайшие, каналы; некоторые легко узнаваемые здания… вот четырехугольная крепость Вейно, а вот заостренный шпиль колокольной башни Ка-Неббинон, там — блистающий золотом герцогский дворец на берегу Лурейского канала, тут — купол арены Шоннетов, даже остров Победы Неса и тот смутным пятнышком виднелся посреди лагуны Парниса наряду с прочими, в точности воспроизведенными, деталями.
— А где водолаз? — торопил герцог. — Ну же, Ваксальт!
— Сейчас, ваша милость. — Глесс-Валледж уверенно принялся произносить заклинание. Внезапно яркий свет озарил пузатую банку изнутри, и, открыв ее, Валледж выпустил в воду обитавшее в ней существо. С минуту аморфный светящийся шарик бессмысленно метался из стороны в сторону. Затем из него вытянулись лучистые щупальца, шишечка там, где должна была находиться голова, тельце заметно удлинилось и стало напоминать блестящего гомункула. Но затем из головы вытянулись тоненькие антеннки с подобием глазного яблока на конце. Руки и ноги расплющились в ласты. На спинке и животе, будто прыщи, повыскакивали глаза. Расправились боковые плавники. Некоторое время этот эльф кружил по поверхности, пробуя плавники, затем нырнул, пронесясь сквозь толщу воды как падающая звезда и уменьшаясь на глазах, — словно чем ближе он был ко дну, тем дальше от смотрящих. Мелькнув над каналами, он растворился в рукотворной метрополии.
— А теперь начинается сама охота, — объявил Глесс-Валледж, скрывая одолевавшую его скуку. — Водолаз обыщет весь город, не оставив неисследованным ни один, даже самый крошечный клочок земли. Если наша милая леди Каравайз вернулась в Ланти-Юм, ваша милость непременно об этом узнает.
— Как я на это надеюсь! Но, Ваксальт, разве нельзя нам видеть город глазами водолаза? — Познакомившись с этим магическим приемом раньше, Бофус уже знал ответ.
— Как пожелает ваша милость, в любой момент. Более того, мы можем направить водолаза в любой район города, на какой укажет ваша милость.
— Да, правда. Чудесное устройство, друг мой, просто чудесное. Так давайте посмотрим, с вашего позволения, куда забрался водолаз.
Валледж склонил посеребренную сединой голову, что-то прошептал и поводил руками. Город, расположившийся на дне резервуара, как бы растворился. Не скованные ничем цвета взметнулись в воде, празднуя короткую свободу, прежде чем оформиться в новые образы. Картина в аквариуме изменилась, и Бофус начал видеть то, что видел водолаз, вернее, часть того. Его мозг не в силах был охватить обилие одновременных снимков, отпечатавшихся в его многочисленных глазах, и потому он воспринимал их как обыкновенный человек с весьма ограниченным полем зрения. Картина находилась в беспрерывном движении, иногда превращаясь в мозаику отдельных сцен в разных концах аквариума: то расходились на гибких антеннках главные глаза водолаза.
Водолаз скользил по Дестуле, вдоль вереницы старых ветхих строений. Каждое подверглось быстрому обыску, но ничего утешительного не обнаруживалось. Везде одно и то же убожество, грязь, теснота. В жалких комнатенках ютились самые обездоленные из лантийцев — калеки, юродивые, нищие и преступники. Герцогу Бофусу стало не по себе от этого зрелища, в сознание закралось чувство смутно сознаваемой вины. Он представил себе, что сказала бы Каравайз при виде подобного безобразия, и покраснел от стыда. К облегчению его милости, в этих лачугах леди Каравайз не оказалось.
На улице семейство беженцев-бексаев, большеглазых, с незнающими ножниц волосами золотисто-каштанового цвета, жарило на небольшой жаровне нанизанные на шампуры овощи. Аромат перца и лука привлек голодных дестульцев, которые обступили чужаков со всех сторон. В подводном мире царило безмолвие, однако не могло быть никакого сомнения в том, что в этот момент улочка огласилась свистом и руганью. Выражение лиц сограждан-лантийцев не сулило ничего хорошего тихим и благовоспитанным бексаям. Они сбились в кучку, ища поддержки друг у друга. Агрессивные дестульцы превратно истолковали их намерения, и толпа начала надвигаться. Какой-то одичавший оборванец под одобрительные возгласы кривляющихся дружков подскочил к жаровне, выхватил с нее кусок тыквы с красноватой мякотью и бросился наутек. Его примеру последовали другие, и овощи один за другим исчезли. Только тогда бексаи решились выразить свое возмущение, но в ответ на их отчаянные жесты толпа обрушила на них тычки, плевки, удары крепких кулаков. Несчастным ничего не оставалось, кроме как взять ноги в руки, побросав все свои пожитки. Кто-то из дестульцев бросился в погоню, остальные занялись дележкой добычи.
Бексаи в ужасе неслись по переулку, водолаз неотступно следовал по пятам. Вскоре они оказались на Старой Рыночной площади. Беглецы устремились на юг, к Прямоводному каналу. Водолаз же замедлил шаг, чтобы разведать, что происходит на площади. Там творилось невесть что. Многие магазинчики оказались закрыты: поставщики побросали свои фермы и у торговцев не осталось товара. По пустым торговым рядам, обычно ломившимся от овощей, фруктов, мяса, рыбы и птицы, бродили угрюмые горожане, не находя выхода с трудом сдерживаемому отчаянию.
Туда-сюда, взад-вперед сновал водолаз, исследуя одновременно все уголки Рыночной площади. Леди Каравайз не было и тут — и слава Богу, поскольку назревала заварушка. Один из горожан от полной безысходности швырнул булыжник в запертые ставни пустующей мясной лавки. Изнывающие от безделья собратья по несчастью последовали его примеру, и скоро нападению подверглись уже и соседние лавки. Какое-то время нападавшие самозабвенно забрасывали камнями окна и стены, после чего на площади появился отряд ламмийских солдат, составлявших ненавистный лантийцам гарнизон крепости Вейно. Судя по всему, солдаты посмели отдать смутьянам приказ прекратить безобразие, чем навлекли на себя гнев всех, кто находился от них в пределах слышимости. В солдат полетели камни, те развернулись и бросились к форту, преследуемые взбешенными лантийцами.
— Как это все низко, отвратительно. — Герцог Бофус отвел глаза. — Не могу видеть подобную жестокость. Как вы считаете, кто-нибудь пострадал? Если его солдатам будет нанесен урон, келдхар Гард-Ламмиса сочтет себя глубоко оскорбленным и мне придется выслушать гневную отповедь. Ну почему, почему мой народ не помогает друг другу в столь трудное время? Почему люди не питают друг к другу нежности и доброты? Тогда все было бы хорошо, правда, Ваксальт?
— Вне всякого сомнения, ваша милость — провозвестник Золотого века.
— Если б только здесь была моя милая умная Кара! Она бы непременно посоветовала, что делать. Нет, Ваксальт, на Рыночной площади ей в любом случае не место. Пошлите водолаза куда-нибудь еще. Как насчет острова Победы Неса? Возможно, моя дочь ищет помощи у ваших собратьев-чародеев.
— Не могу, ваша милость. Остров скрыт от магического видения надежным щитом. Пытаясь проникнуть сквозь него, водолаз заблудится в лабиринтах теней, из которых может уже не выйти. — В планы Глесс-Валледжа никак не входило пускать герцога в цитадель ордена Избранных, где из последних сил маги тщетно пытались разгадать загадку Грижниевого проклятия. Разумеется, они ничего не добьются, поскольку один лишь Ваксальт Глесс-Валледж обладал силой и знанием, достаточным для спасения Ланти-Юма Но мир узнает об этом в нужный час и ни в коем случае не раньше.
— Что ж, тогда в гавань, — предложил Бофус. — Может, она вернулась морем. Вдруг она прямо сейчас сходит на пристань. Давайте заглянем в гавань!
По повелению Валледжа водянистый ландшафт помутнел, а когда муть рассеялась, глазу открылись лантийские доки. Судов в гавани осталось ничтожное количество.
— Куда подевались все корабли? — Бофус нахмурился, пощипывая бородку.
— Отправились в дальние страны, ваша милость. На перевозке беженцев из Далиона можно сделать неплохое состояние.
— Они бегут! — Герцог закусил губу. — Бросают Ланти-Юм на произвол судьбы! Неужели им ни капельки не дорог город?
— Жизнь дорога им куда больше.
— Но, Ваксальт, вы же сами сказали, что опасности, как таковой, не существует.
— Малодушным сложно в это поверить, ваша милость.
— Ха! Представляю, в каком глупом положении они окажутся, когда обнаружат свою ошибку! А, Ваксальт?
— В самом что ни на есть глупейшем, ваша милость.
— Ну что ж, сами виноваты. А кто это вон там, странные такие?
Пристань кишела желающими удариться в бега. Рядом с состоятельными лантийцами соседствовали крестьяне из глубинки, дендеры, финиады, болотники и зловещие бурбы. Вельможи голубых кровей терлись бок о бок с плебеями, разбойниками, а в некоторых случаях и полулюдьми. Общая опасность стерла грани социальных различий. Водолаз мельком оглядел пестрое сборище, тенью скользнув мимо кланов лилововолосых веми, разбивших лагерь у воды; мимо палаток зониандеров и похожего на парусную регату каравана туросов; мимо всех тех, кто лелеял надежду попасть на каком-нибудь торговом судне в Стрелл или в Сзар. Однако богатые лантийские торговцы тщетно сверкали серебряными шорнами: стоимость перевоза была так высока, а пассажиры так многочисленны, что для получения хоть самого маленького местечка на палубе требовался соблазн почище звонкой монеты. Шли дни, и по мере приближения убийственной Тьмы страх понемногу сменился отчаянием.
Водолаз скользил вдоль причала, выпучив глаза во всех направлениях сразу. Леди Каравайз по-прежнему нигде не было видно. Через несколько часов должен был отчалить стреллианский баркас «Золотой таль». За один день стоимость пассажирского места выросла вчетверо против прежней, и теперь торг достиг своей кульминации.
Бегло проверив корабли, водолаз поплыл к складам, возвышающимся в дальнем конце верфи.
— Здесь ее нет, Ваксальт. — Герцог чуть ли не плакал. — Я почти убежден в этом.
Глесс-Валледж с трудом удержался от того, чтобы не пожать плечами.
— Не стоит терять надежду, ваша милость.
— Ни в коем случае. Я должен верить, что моя Кара вернется. Возможно, как раз в этот момент она приближается к Ланти-Юму, может, она у самых городских ворот. Ваксальт, отправьте водолаза к городской стене! Пусть оглядит окрестности!
Валледж повиновался. Снова сменились водные картинки, и гавань уступила место городской стене. Водолаз проследовал по ней до самых Северных ворот, откуда и принялся обозревать местность. У Бофуса перехватило дыхание. На несколько лиг раскинулись пастбища и луга. За ними, словно голодный кошмар, начиналась Тьма.
После ухода его непревзойденности Глесс-Валледжа, успокаивающие заверения которого не убедили герцога Бофуса, он надолго погрузился в тягостные раздумья. Когда же правитель Ланти-Юма наконец принял решение, над каналами уже сгустились сумерки. Позвав вестового, герцог отдал распоряжение, и через короткое время спускался в личный домбулис в сопровождении своих облаченных в зелено-золотую форму гвардейцев.
Лурейский канал казался спокойным, дворцы по его берегам возвышались незыблемыми, величественными громадами. Справа находилась ярко освещенная резиденция дом Валледжей, самый элегантный особняк во всем Ланти-Юме. Прямо по курсу вздымались четыре голубых шпиля пустующего дворца Феннахаров. Небо было расцвечено красками заката, а вдоль набережной и прогулочных аллей уже зажглись фонари. Где-то неподалеку звучала музыка, легкая мелодия струилась в напоенном морскими запахами воздухе. В небе мерцали ранние звезды, и все казалось бы абсолютно нормальным, если бы не красная Звезда прямо над головой.
299
Герцог задумчиво поглаживал бородку. Наконец-то до него дошло, как обманчива эта кажущаяся безмятежность. Узрев всего несколькими часами ранее изображение магической Тьмы, он впервые осознал весь ужас нависшей над городом угрозы. Конечно, Глесс-Валледж проявляет завидное мужество и оптимизм. Сомневаться в выдающихся способностях чародея стыдно и недостойно герцога, считающегося его другом. Но Бофус тем не менее ничего не мог с собой поделать. Кошмарная темень притаилась совсем рядом, у самой стены, дожидаясь удобного момента, чтобы поглотить город… Будущее рисовалось столь мрачными красками, что заверений Глесс-Валледжа было недостаточно для того, чтобы изгнать из сердца герцога леденящий страх. А значит, успокоить его было некому, ведь ни одна живая душа не могла сравниться с его непревзойденностью в прозорливости.
Выходит, дать мудрый совет могли только мертвые.
На ближайшей к нему стороне садов Шоннета стояла хрустальная статуя итчийского чародея Юна, им самим изготовленная, своего рода автопортрет. Статуя, появившаяся задолго до становления в Ланти-Юме ордена Избранных, пережила много веков, не оставивших на ней ни малой трещинки, ни пятнышка, ни каких других повреждений. Столь удивительной способностью противостоять стихиям и времени памятник, как считалось, был обязан непреклонному характеру своего создателя и прототипа. По широко распространенному поверью, статуя дважды говорила с людьми, каждый раз в момент грозящей обществу страшной опасности. По мнению многих, такой момент настал и теперь, и потому к памятнику начали стекаться толпы людей, горящих желанием увидеть чудо. К ним-то Бофус и вознамерился присоединиться.
Домбулис проплывал мимо колокольни Ка-Неббинон, мимо дворцов и особняков, купающихся в приглушенном свете гаснущего вечернего зарева, мимо памятника Кройно-Дету и далее, по каналу Во, который, в свою очередь, питал Прямоводный канал. Потом проскользнули под мостом Нищих презрев мольбы сгрудившихся там попрошаек; мимо некогда пышных усадьб, к ближней окраине садов Шоннета. Герцогский домбулис причалил к пирсу Юна. А оттуда рукой подать до знаменитого хрустального истукана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50