OCR Денис
«Т. Джефферсон Паркер. Лето страха»: Центрполиграф; Москва; 1995
ISBN 5-7001-0184-Х
Оригинал: T. Parker, “Summer of Fear”
Перевод: В. Акимов
Аннотация
В самом сердце благодатного калифорнийского юга, в Апельсиновом округе, поселилось зло — кровавое, жестокое, бессмысленное, сокрушающее жизни целых семей, не жалеющее ни стариков, ни детей. Бывший полицейский, а ныне журналист Расс Монро обнаруживает страшные следы очередного жестокого убийства, похожего на остальные деяния маньяка и отличающегося лишь тем, что на этот раз его жертвой становится бывшая возлюбленная Расса. Но кто стоит за этими убийствами? Почему полиция не предпринимает никаких мер, чтобы найти преступника? Как получилось, что сам журналист становится одним из подозреваемых? Ответы на эти вопросы предстоит найти самому Рассу, и как можно скорее, ибо смерть следует по его пятам...
Американский писатель Т. Джефферсон Паркер обладает своим собственным «почерком» в современной приключенческо-детективной литературе США, создаваемые им сюжеты отличаются запоминающейся неординарностью, а изобразительные средства выходят далеко за рамки традиционного триллера.
Т. Джефферсон Паркер
Лето страха
Этот роман — плод авторского воображения. Все события, персонажи, имена и места тоже плод авторского воображения или полностью вымышлены. Читатель должен иметь в виду, что все утверждения, сделанные в этом романе, или описанные события в реальной жизни не имеют под собой реальной основы.
Посвящается Кэт
Глава 1
Иной дурной ночью ветер дует с такой силой, что кажется, мой дом вот-вот рухнет.
Он, построенный на сваях, примостился на краю крутого восточного склона каньона Лагуна. Снизу, с дороги, сваи похожи на ножки москита, и непонятно, как они могут удержать целый дом.
Когда же ветер сильный, он может менять направление сто раз в минуту, попав в ловушку между стенами каньона. Когда же собирается слишком много сумасшедшего ветра на слишком маленьком пространстве, он меняет направление, в отчаянной ярости пытаясь найти выход из ловушки. Тогда налаженный распорядок и покой жизни взрываются. Мой дом раскачивается при каждом новом безумном натиске стихии, стекла дребезжат, норовя разлететься на куски, а балки стонут. В самые жуткие моменты я жду знака от Создателя. Чувствую: Вечность разверзается передо мной, чтобы поглотить меня.
Такими ночами, когда ветер — сумасшедший, я сажусь на открытой веранде, чтобы всем своим существом ощутить стихию, раскачивающую хрупкое строение, в котором живу. Я пытаюсь сквозь тридцать футов тьмы, далеко внизу, разглядеть песчаник и восхищаюсь способностью природы мгновенно переходить от покоя к хаосу.
Многие считают, что мир природы в высшей степени организован и систематизирован и лишь бесцеремонное вторжение человека может разрушить равновесие и гармонию. Но это неправда. Когда я сижу на веранде своего дома во тьме штормовой ночи, то чем сильнее шторм, тем острее я осознаю: на самом-то деле мир природы отнюдь не так хорошо организован, не так безупречен и не так совершенен, как об этом любят говорить. Порой он в высшей степени напоминает нас самих, простых смертных, способных к неожиданным переменам. Ни с того ни с сего мы начинаем злиться и ни с того ни с сего жаждем что-то немедленно разрушить.
Люди хотят «вернуться назад к природе». Похоже, и природа тоже хочет порой вернуться назад к человеку — расслабиться до состояния полной раскрепощенности, до состояния безудержной жестокости, превосходящей самое себя. На примере этой темной ночи с бесконтрольным ветром, беснующимся в каньоне, ярко видно, какой жестокой она может быть.
В следующем месяце мы с женой отправляемся в Мексику, значит, у меня остается всего тридцать дней на то, чтобы закончить этот роман, упаковать вещи и поехать в аэропорт.
Зовут меня Расс Монро, и пишу я о преступлениях и преступниках. Когда-то мне довелось побыть полицейским, но вот уже десять лет, как я ушел в отставку, чтобы писать — сначала статьи в газету, потом — книги. Первая из них, «Путешествие вверх по реке, или История маньяка-убийцы», имела определенный успех, была сразу же, до публикации, принята ко второму тиражу. О двух моих последних романах вы, возможно, даже и не слышали. Порой я встречаю их у букинистов, среди подержанных книг, часто с дарственными надписями первым читателям, которые после прочтения отправляли их в корзины. Я затаиваю в себе обиду на этих людей. И это мое качество является одним из тысячи моих недостатков. Продолжаю пописывать в газету, потому что сильно нуждаюсь в деньгах.
Эта история — о лете страха. Название придумал я сам. Не очень уж оно и новое, я знаю, но скажите, сколько смысла можно втиснуть в заголовок большой книжки?
Есть несколько вещей, которые я хотел бы сообщить вам до того, как вы начнете читать. Я предлагаю их как фон к книге и — по той простой причине, что впервые в моей практике автора детективов (и молю Бога, чтобы в последний!) я сам играю главную роль в этой истории. Это ужасное бремя для автора вообще. Но оно не идет ни в какое сравнение с тем бременем, которое прошлым летом легло на меня лично, так как я оказался в самом центре произошедших событий, и на всех жителей нашего Апельсинового округа, в количестве двух с половиной миллионов душ. И лето это сделало всех нас совсем другими людьми.
* * *
Мне сорок лет. Я англосаксонского происхождения. Высок, темноволос. Моя семья живет здесь, в этом округе, с 1952 года, с того времени, когда количество апельсиновых рощ намного превышало число жилых массивов и когда Лагуна была еще прекрасным местом для жизни. Во время золотой лихорадки на Аляске мой прадед женился на танцовщице, проживавшей на Юконе. Его сын был специалистом по части подрывного дела и изобрел взрыватель для динамита, который был запатентован и используется по сегодняшний день. Втайне от всех мой дед писал научно-фантастические истории. Их я обнаружил в сундуке с его личными вещами, переданном мне уже его сыном, то есть моим отцом. Страшными оказались дедовские произведения, но, очевидно, написаны они были скорее с целью изгнания из души многочисленных демонов, чем для развлечения или для того, чтобы опубликовать их. Одно из его названий я использовал для моего второго романа — «Под знаком Скорпиона», который, если вы читали отзывы критиков, следовало бы с глаз долой убрать, запрятать в тот самый старый и громоздкий сундук, где покоилась оригинальная дедова рукопись.
Мой отец был управляющим — для большей точности, должность его называлась «директор полевых работ в отделении цитрусовых» — на ранчо, принадлежавшем компании «Санблест», что находилось в нашем же Апельсиновом округе. За время пребывания его в этой должности произошло превращение «Санблест» из чисто фермерского хозяйства в компанию по сдаче земли в аренду для обработки. Позднее, в шестидесятых годах, хозяева стали распродавать цитрусовые рощи. Со все растущей горечью наблюдал отец за тем, как гибнет его королевство. Я хорошо помню отца уже в последние дни рабочей деятельности — высокий, жилистый, он все так же объезжал на лошади свои владения. В седле он всегда возвышался гордо, был по-военному подтянут, хотя это и не производило уже ни на кого никакого впечатления. Но он упрямо хотел всем, и прежде всего себе самому, показать, что постепенный распад его империи не заставит его почувствовать себя незначительным и униженным.
Однако в глубине его души это все же происходило: с каждым сезоном ему становилось все тяжелее и все больше узлов завязывалось в нем.
Пять лет назад отец наконец вышел в отставку и со всей семьей перебрался в самый уединенный каньон. Каньон назывался Трабуко (испанское название примитивного огнестрельного оружия, завезенного в наш округ поселенцами в 1700-х годах).
Сейчас отец живет в маленькой холодной хижине, приютившейся в глубине Трабуко, под сенью любимых вековых дубов.
Материнская ветвь нашей семьи несет по жизни способность к сосредоточению в себе, склонность к чему унаследовал и я, как, впрочем, и тайную тягу к беспорядку, а также недоверие к той власти, которая в данный момент управляет страной, причем все эти качества, должен признаться, прячутся не очень глубоко за мирной, кроткой внешностью (следует отметить, что именно эти качества существенно осложнили мою карьеру сотрудника правоохранительных органов). Воспитывалась мать на ферме и была единственным ребенком. Часы проводила она в одиночестве, питаясь собственным воображением и довольствуясь обществом козленка по имени Арчи. Сказать, что она воспитала в себе черты человека, надеющегося только на себя, было бы явным преуменьшением: большинство из происходящих в жизни событий моя мать считала бесцеремонным вторжением в ее внутренний, тайный мир, в котором в течение долгих лет своего детства она обитала лишь со своим Арчи. Среднюю школу закончила сравнительно рано. Сразу после получения аттестата она закрыла глаза, ткнула пальцем в карту Соединенных Штатов и обнаружила, что попала им в Денвер. С семнадцати лет и жила там, в помещении Христианского союза женской молодежи, работая секретаршей и время от времени подрабатывая манекенщицей в универмаге Дэниелса и Фишера. Однажды в полдень отец увидел ее через окно магазина и влюбился. Через два месяца они поженились и перебрались в Калифорнию, к месту его работы. А еще через год на свет появился отпрыск — Рассел Пол Монро. Я уверен, свыше было предначертано — то, что родители разошлись и стали жить каждый сам по себе, хотя и отделяло их друг от друга всего несколько миль. Разъехавшись, оба стали утверждать, что наконец-то обрели счастье и вполне довольны жизнью, чего никогда не говорили, пока жили под одной крышей. Мне хочется думать, что, расставшись, они все же почувствовали себя одинокими, но вполне возможно, это всего лишь мои сыновьи надежды на то, что и по сей день родители любили бы друг друга. Мать умерла три года назад, в возрасте пятидесяти пяти лет, спустя ровно год после развода. Умерла во сне, скорее всего от аневризмы. Все равно я не дал бы согласия на вскрытие. И отец просил не вскрывать. Сама мысль, допускающая возможность вторжения врачей в мозг этой в высшей степени замкнутой женщины, казалась нам с отцом зверством. Да и потом, с давних пор она страдала от гипертонии.
* * *
Сейчас на дворе зима, но эта зима совсем не такая, какими были прежние зимы, — ни здесь, в доме, где я живу со своей женой, ни двумя милями южнее отсюда — в городке Лагуна-Бич, где произошло так много всего в это лето, ни где-либо в другой части нашего округа, жители которого до этого лета гордились местом своего проживания: тем, что в нем процветает военная промышленность (называют это «производством аэрокосмического оборудования»), тем, что есть у нас «Диснейуорлд», тем, что аэропорт назван в честь Джона Уэйна, и тем, что здесь едва ли не самые высокие цены на недвижимость.
Все изменилось теперь: лето страха открыло нам истину о нас самих — во всех нас таится что-то такое, не зависящее от нашего сознания, что постепенно зреет в нас и разрастается в нечто ужасное, ужасное...
Полуночный Глаз — я обнародовал его имя в печати — был отнюдь не первым нашим порождением подобного рода. Апельсиновый округ имеет солидный список преступников, совершивших много убийств. Но раньше... мы всегда позволяли себе относиться к ним как к каким-то хищникам, которые навязывали себя и свои жуткие поступки обществу. Вы наверняка слышали о подобных чудовищах. Наверняка читали о взломах жилищ, удушениях, резне, об оглушающих дозах наркотиков, подмешанных в пиво, предложенное случайным встречным, о пентаграммах на ладонях бродяг, об отравленных и поруганных останках тел военнослужащих, порубленных на части как говядина, а затем засунутых в сумки и выброшенных на обочины дорог или за территорию национального парка, который является естественной границей нашего округа (близко к нему живет сейчас мой отец).
Конечно же, вы слышали о них — о Душителе с автострады (на счету которого предположительно десять жертв). Ночном Бродяге (четырнадцать), Рэнди Крафте (семнадцать). Кстати, сейчас они играют друг с другом в бридж, сидя в самом охраняемом крыле Вакавильской исправительной тюрьмы. Данный факт официально подтвержден во всех печатных органах, в том числе и на страницах журнала «Вэнити фейр». (Крафт обычно выигрывает. Он терпеть не может Душителя с автострады и обращается с ним как с испорченным мальчишкой. Ночной Бродяга мстителен и порой нарочно делает дурацкие ходы. Крафт в восторге от его агрессивности.)
Всех этих людей принято считать пришельцами. Даже Крафт, кроткого вида компьютерный программист, выросший в нашем округе, всем всегда казался чужаком. Возможно, это происходило потому, что все его жертвы — молодые мужчины, многих из которых он тем или иным способом совратил, изнасиловал, а потом убил. Сама по себе гомосексуальность Крафта заключала его в некий странный, загадочный мир. Он обитал в таком мире, в котором честные люди не могли бы представить себя. Во время суда над Крафтом я неоднократно беседовал с ним и был буквально поражен его интеллектом, умом, смирением, кажущейся его правдивостью. Могу добавить: взят он был в собственных своих владениях, как говорится, с поличным — с мертвым телом моряка на переднем сиденье его автомобиля и записной книжкой с адресами и описаниями внешности нескольких мужчин. Позже выяснилось, многие из них были одурманены наркотиками, изнасилованы, разрублены на куски и выброшены на свалку; другие из этого списка в полицейских отчетах проходили как «пропавшие без вести». Несмотря на все это. Крафт никогда не проникал в подсознание жителей нашего округа в такой степени, как проник Полуночный Глаз в это лето страха. Полуночный Глаз явился из нашей среды. Он был создан нами, взлелеян нами. В конечном счете, я думаю, люди поверили в то, что он был нами самими и, в меньшей степени, конечно, что мы были им, этим самым Глазом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49