Теперь он передавал лишь отдаленное невнятное бормотание. Она подняла бинокль. Да, вот они, в окружении тесной кучки говорящих на урду пакистанцев и сикхов в непременных тюрбанах; не больше восьми человек, может быть, девять, если не посчитала еще и одного из слуг.
Ее знобило. Становилось прохладнее, но не только из-за этого. Роз посмотрела на стоящий у ног магнитофон. Он снова работал, но в наушниках слышны лишь отдельные реплики охранников и отдаваемые слугам приказания. Оставив аппаратуру на месте, вернулась в дом и подняла трубку стоявшего на изысканном столике у окна телефона. Старинный черный аппарат – туристы любят старину. Она почувствовала, как вся напряглась, набирая гостиничный номер Хайда. Ей бы только поговорить – сам он здесь пока не нужен, она справляется. Нервно барабаня пальцами по столику, нетерпеливо ждала соединения – старая телефонная станция Сринагара работала медленно. Холланд...
– Номер мистера Холланда, пожалуйста. – Пауза, затем, заглушая деликатный деловой женский голос, кто-тот властно, требовательно рявкнул:
– Кто это говорит, пожалуйста? Мистера Холланда сейчас нет. Кто это, пожалуйста?
Роз в ужасе смотрела на трубку, словно в руках у нее была забравшаяся ночью в постель крыса.
– Кто это, пожалуйста? Зачем вам нужно говорить с мистером Холландом? Могу я принять сообщение для мистера Холланда?
Она швырнула трубку на место. В голосе перемежались вежливость и угроза, фальшь и реальность.
О, Боже милостивый, – полиция, будь она проклята! Они знают, кто такой Хайд, они...
...взяли Хайда...
Комната, как после выпитого, завертелась перед глазами, меняя пропорции и очертания. Роз было слышно, как в тишине стучит сердце. Постепенно комната перестала вращаться.
Знают – но не взяли. Если бы Хайд был у них в руках, они бы были менее нетерпеливыми и куда более нахальными. Но он был Холландом всего лишь день, не больше, а они уже знают, кто такой Холланд.
На лбу выступил холодный пот, в больной руке пульсировал адреналин. Она не могла его предупредить, не имела возможности связаться. Откуда они о нем узнали? Грудь вздымалась, как при приступе астмы. Громко, но беспомощно и беспорядочно стучало сердце. Господи, они ждут, когда он появится в проклятом отеле!..
– Роз?
Она услышала голос еще до того, как на сходнях послышались шаги. Голос Сары Мэллоуби.
– Роз? Можете принять в компанию? Роз?
Роз была не в силах оторвать глаз от веранды, где остались магнитофон и бинокль.

6
Распорядитель танцев

Найти уличного сорванца было легко; еще легче, подмазав яркой бумажкой в несколько рупий, растолковать, что требуется. В свои двенадцать лет он не выдался ростом, да и вряд ли немного подрастет в дальнейшем. В огромных черных глазах ничего, кроме хитрости и уличной мудрости. Лишь изредка бросает заботливый взгляд на младшую сестренку и привязавшегося к ним трехногого пса. Роз ни за что в жизни, даже под страхом смерти, не смогла бы их эксплуатировать. Нанять. Так звучит лучше.
Записка была простой и, кажется, предвосхищала все сомнения – если только Лата Лал знакома с Кассом и ей, как надеялся Хайд, кое-что известно, записка подействует. «Господин Касс у меня. Не звони, телефон прослушивается. За нами следят. Будь осторожна. Принеси денег». Да, сынок, приходится идти на обман. Мальчишка, наверно, не взялся бы, если бы не учуял нечистое, о чем позднее можно похвастать.
Вернувшись на эту сторону улицы, мальчишка, блеснув в быстро сгущающихся сумерках зубами и глазами, пробежал, подмигивая, мимо. В следующее мгновение они с сестренкой и хромоногим псом исчезли в узком проулке. Выбросив их из головы, Хайд сосредоточил все внимание на светившихся сквозь ставни окнах дома Лала. Медленно тянулось время, а дверь оставалась закрытой. Поредевшая толпа исключала возможность не заметить, если кто выскользнет из двери. Сзади выйти непросто – он проверял. Волоча ноги, вернулся домой постаревший раньше времени от наркотиков хиппи. В одно из не закрытых ставнями окон, окликнув знакомого прохожего, высунулся отец деревенского семейства. Лата Лал на удочку не попалась и выходить не собиралась...
Полчаса. Стемнело, в теплой ночи зажглись лампы дневного света, лампочки накаливания, свечи и масляные лампы. Снова и снова звонит Лалу, убеждал он себя. Знает, что обман... Сорок минут. С хозяйственной сумкой и привязанным к груди ребенком вышла женщина, меньше ростом и полнее Латы Лал. Деревенская. Но он не сводил с нее глаз, тем более что из-за проходившего переполненного автобуса не видел, как открывалась дверь. Видел только, как женщина ее закрывала... но не станет же она с младенцем на руках идти с поручением жены Лала. Сорок семь минут...
Она, крадучись, как показалось ему, появилась в дверях. Прикрывая лицо косынкой, повернула в ту же сторону, что и утром. Перейдя улицу, Хайд пошел следом в двадцати ярдах позади. Проходя мимо маленькой мечети и первых магазинов, не заметил ни на одной из сторон Деш Банду признаков целеустремленного движения. Впереди него над плечами идущих то появлялась, то исчезала яркая косынка. Потом Лата свернула на Кутаб-роуд. Дойдя до угла, Хайд увидел огни поезда, шедшего в направлении вокзала Старого Дели. Линия проходила над уровнем крыш домов и лавок, и, несмотря на теплую ночь, от ленты огней странно веяло холодом. Лата вместе с пешеходами поспешила под зеленый свет, и Хайд приблизился к ней до десяти ярдов. Тот же путь, что и раньше. Она не видела и не подозревала, что за ней следуют, потому что ни разу не обернулась. Опоздание можно было объяснить тем, что не хватило денег или что набиралась мужества – чем угодно. Стиснул зубы. За домом не следили – в этом он был уверен. Почти.
Он сделал все, чтобы изменить внешность. Изменил походку, осанку, манеру курить, снял пиджак – словом, сделал все, что не требовало грима или краски. Тут уж нужен специалист. Новый галстук, красные подтяжки. Поймав свое отражение в грязной витрине, за которой в тесных стеклянных банках влачили существование яшерицы, змеи и лягушки, подумал: вот так хрен!
Еще сильнее стиснув зубы, так, что от напряжения заныли челюсти, он заторопился вслед за Латой Лал. Когда она в темноте отважно, словно над пропастью, карабкалась по пересекавшему железнодорожное полотно шаткому деревянному мостику, он был в пятнадцати футах позади. Все тот же путь. Она ускорила шаг. Запах еды из притулившегося на противоположных ступенях лотка, пар и дым проходящего внизу старого большого то ли русского, то ли американского паровоза, тянущего набитые людьми вагоны. Пассажиры даже на крышах. Как бы наблюдая за поездом, он остановился, незаметно глядя назад. Вроде бы никто из пешеходов не обращал на него внимания. Если операция – а операция действительно проводилась – достаточно масштабная, он никогда их не увидит. Они не пожалеют людей, которые будут передавать его с рук на руки, как мяч. Теперь уже поздно...
Сбежав по ступеням, оказался в десяти ярдах от женщины. Искры, огни и дым поезда исчезли в ночи. Они повернули на север, потом сразу на восток на Чандни Чоук. Он снова заскрипел зубами. Именно здесь, на перекрестке Чоук и еще трех полных народа улиц, он потерял ее утром. Ему почти сразу же показалось, что она снова исчезла в неосвещенных участках между фонарями и огнями кафе и магазинов. Взрыв отчаяния. Потом понял, что ее по-прежнему видно, его всего лишь ослепило светом. Впереди темнела мечеть Фатехпури. Приблизился до шести-семи ярдов – утром отпустил слишком далеко, а на базаре было слишком много народу. В витринах магазинов книги, украшения, попугаи. Тротуары, как бы братаясь с более законной торговлей, заполонили лоточники. Хайд проталкивался позади нее, мимо очереди в кино, уродливых щитов с безвкусными афишами. Один из фильмов Ананда Мехты, нового лидера фундаменталистов. Полицейские и воры. Над входом в кинотеатр две плохо намалеванные идеализированные индийские фигуры – Мехта и его главная партнерша в жарких объятиях. Год назад это могла быть Сирина Шармар... потом понял, что это...
...и что он потерял Лату Лал.
А, черт!..
Упершись руками в бока, он остановился, еле сдерживая ярость. С ярких стилизованных портретов на него взирали Мехта со своей партнершей. Внутрь обветшалого кинотеатра медленно вползала очередь. Из громкоговорителя разносились звуки ситара и таблы, сопровождавшие пронзительный индийский голос, не чарующий, но впечатляющий. Прильнувшая к партнеру полными красными губами Сирина Шармар, казалось, издевается над ним. Куда, черт возьми, подевалась Лата? Он сердито оглядывался по сторонам...
...и чуть не прозевал, как она, скрывшись за кассой, проскользнула в зрительный зал. Он растерянно смотрел вслед, почти уверенный, что теперь ее уже не достать. Потом, сопровождаемый добродушными протестами, нетвердой походкой пьяного, пробрался к окошку кассы, высыпав пригоршню мелочи, взял билет и, протолкавшись в оклеенном ворсистыми обоями подсвеченном красным светом фойе мимо торговцев бетелем и сластями, отдал билет одетой в сари билетерше и втиснулся в жаркие потемки.
Перерыв. Вспыхнул свет. Зал зажужжал, как разворошенное осиное гнездо, публика, как по команде, будто соблюдая еще один связанный с посещением кино ритуал, моментально оказалась на ногах. Хайд увидел Лалу. Та, метнувшись вниз по проходу, в замешательстве остановилась.
Потом поглядела на балкон. Во всем зале лишь она, если не считать его самого, была единственной неподвижной фигурой. На экране мелькали бледные изображения рекламируемых индийских товаров. И перед ним она в позе, свидетельствующей о глубоком замешательстве.
По тому, как она машинально, будто радар, поворачивала голову, Хайд понял, что здесь место их встреч, что она рассчитывала с ним встретиться...
...но вызвал-то Хайд. Лал не появится. Он не знает, что жена здесь. Не появится...

* * *

– Должно быть, немножко скучно? – вне всякой связи заметила Сара. – Сидеть в темноте, слушать «уокмен». – На кажущемся усталым и побледневшим в отраженном от воды лунном свете лине улыбка. Роз опасливо взглянула на брошенные на подушки магнитофон и наушники.
Бинокль лежал под креслом.
– Что?.. О, нет... сижу и думаю.
В один из немногих моментов, когда он позволял себе предаться воспоминаниям, Хайд как-то сказал, что смываться, спасаясь, дело несложное. Куда труднее спокойно сидеть и, спасая шкуру, невозмутимо врать.
Господи, надеюсь, что это не так, Хайд, право, надеюсь.
– ...есть время подумать.
Сара с непринужденной ленивой грацией удобно устроилась в кресле. Такие, должно быть, уже появляются на свет с более гибкими костями...
– Потому сюда и приехали? Бежали от чего? – спросила она.
В голосе вызывающие на откровенность дружеские нотки, потом снова сдержанность. Как ребенок, знакомящийся со щенком, у которого острые зубки.
– Не совсем... – Самое худшее – сочинять на ходу... – Хотя, пожалуй, и так, – как бы исповедуясь, добавила Роз. Сара, можно было подумать, нетерпеливо наклонилась вперед. – Просто все немного надоело. Дома... словом, везде.
Сара помолчала, проводя руками по волосам, потом предположила:
– Первый раз приезжали сюда, чтобы найти себя, второй – чтобы потерять, гм?
– Что-то вроде того...
– Наверное, мужчина? Скажите, если сую свой нос...
– Нет, все нормально. – Чувствуя, как дрожат ноги и стучит сердце, Роз попыталась поудобнее устроиться в кресле, положив на колени перевязанную руку, растопыренными пальцами другой опершись о лоб. – Думаю, неокончательно... вообще-то он не виноват.
– У вас кто-то был? И долго? – Казалось, у самой сгорели все чувства, и она лишь через силу расспрашивает об опротивевших ей вещах. Эта женщина озадачивала Роз. Как будто не просто устала, а полностью опустошена. – Мужчины – сволочи, – продолжала она, глядя через залитую лунным светом воду на свой дом. В голосе страх, борющийся с презрением.
– Он не такой уж негодяй, – ответила Роз, скрывая улыбку, подумав о Хайде. Единственное, что отличало ее нынешнюю от нее самой в молодости, когда она познакомилась с Хайдом, так это то, что она не боялась его потерять. Порой – возможно, слишком часто – она брала на себя роль матери или старшей сестры, но ему она была нужна во всех случаях. Пусть даже потребовались годы, чтобы в этом убедиться. – Служит клерком в офисе. Не сказала бы, что очень пылкий, но вполне приличный парень...
При воспоминании о том, что им известна новая крыша Хайда, что его поджидают в отеле, а она не в состоянии его предупредить, голос дрогнул. От одной этой мысли ее бросило в дрожь. Такая реакция была истолкована иначе.
– Извините, – смущенно пробормотала Сара. – Живя сама по себе, становишься несколько бесчувственной. Раны еще не зарубцевались?
– Только-только. – Жестом указала на свои габариты. – Не станешь же его винить, правда? Не ахти какая приманка для парня, даже клерка... – Громко шмыгнула носом. – Не огорчайтесь, я уже себя отжалела. Уехала, чтобы переждать, пока агент продаст квартиру. Не думаю, что так уж весело продолжать жить вместе. – Голос снова дрогнул. Выходит, и в притворстве есть что-то трогательное. Можно выплеснуть чувства и прикрыть беспокойство за Хайда. – Вы сказали, что мужчины сволочи, – похоже, однажды нарвались на негодяя?
Когда люди говорят о себе, тебя не замечают. Это не Хайд, это самаритяне. Правда, сейчас годится, и Хайд одобрил бы. Шаркая ногами рядом со спрятанным биноклем, Сара опустила глаза.
С соседнем доме приглушенный шум голосов, из гостиной Сары сквозь задернутые шторы и сетки от москитов сочится слабый свет. Становилось прохладнее. Роз казалось, что она слышит, как с перерывами тихо шелестит пленка.
– Я столько раз повторяла свою историю – психиатрам, любовникам, постояльцам, – что, кажется, выучила наизусть и никому уже не интересно, – с горькой иронией отозвалась Сара, сердито смахивая волосы с лица. – Будь я на вашем месте, не стала бы слушать.
– Кто-нибудь в особенности или вообще все мужчины? – напомнила Роз.
– Я предупредила, – засмеялась Сара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46