Отец сумел показать ей, как важно заключить выгодную сделку, а клиенты, получающие огромные доходы благодаря знаниям Хилды, благословляли ее и были счастливы иметь такого агента.
Более того, Хилда была искренне заинтересована в карьере и процветании своих подопечных. Эту высокую широкоплечую женщину можно было назвать скорее интересной, чем красивой. Она обычно носила сшитые по заказу костюмы и всегда одевалась просто, но элегантно. К удивлению секретарши, Хилда согласилась принять Леверн Томас, и, хотя последней пришлось ожидать в приемной целых десять минут, когда Леверн наконец провели в офис, Хилда приветствовала ее самым дружеским образом.
– Леверн, я крайне сожалею, что ваш дом сгорел! Как, должно быть, ужасно потерять все, что у тебя есть, – сочувственно сказала она, вставая с кресла и протягивая руку. Свет, падающий из огромного окна позади письменного стола, отражаясь от блестящих ярко-рыжих некрашеных волос в таких крутых завитках, что владелице приходилось выпрямлять их каждый месяц, чтобы уложить в аккуратный шиньон, образовал некое подобие сияния вокруг головы.
Леверн взглянула в карие глаза агента и, приняв подобающее случаю огорченное выражение лица, ответила:
– Да, но я счастлива, что всем удалось спастись.
– В утренних новостях передали, что слуг в доме не было. Это, конечно, ошибка? – лукаво спросила Хилда.
Ей было необходимо знать, насколько откровенна с ней эта женщина.
Леверн опустила голову и, разглядывая руки, вздохнула.
– Я могла бы сказать вам, что дала слугам выходной, но это было бы неправдой. Я уволила их, потому что «Таурус» аннулировала контракт с Банни, а без ее дохода мы не можем вести приличный образ жизни, к которому привыкли.
– Печально, – пробормотала Хилда, довольная, что Леверн не пытается хитрить. – Так чем же я могу помочь?
– Карьера Банни клонится к закату, Хилда, – честно призналась Леверн. – Последнее время ее снимали в самых средних фильмах, у Руперта Дона не хватает воли настоять на своем и защитить ее.
– Агент вряд ли может что-то сделать, если актер связан контрактом, Леверн, – покачала головой Хилда, внимательно наблюдая за Леверн.
– Понимаю, но он потерял веру в Банни – это можно сказать по тону, каким он всегда извиняется за студию и держит их сторону. А агент должен быть союзником клиента, черт возьми! – рассерженно воскликнула Леверн.
– Хотите, чтобы агентство Гарланд подписало с ней соглашение? – осведомилась Хилда, сложив кончики тонких и очень белых пальцев, и задумчиво коснувшись подбородка.
– Не просто агентство Гарланд, а именно вы. Банни нужен агент, который верил бы в ее способности и возможности, готовый сражаться за нее.
– Но почему так необходимо делать это именно сейчас?
– Потому что пожар вновь привлек к Банни внимание прессы, а вы знаете, какая у продюсеров короткая память. Необходим кто-то, способный организовать ее триумфальное возвращение как можно быстрее, добыть контракт на приличный фильм, пока вся суматоха не улеглась. При наличии хорошей роли фильм будет кассовым, обещаю!
Леверн говорила страстно, убедительно, потому что сама верила каждому слову.
– А как насчет контракта с Рупертом?
– Чепуха! Я могу сегодня же разорвать его, уведомив Дона письмом. Вы позаботитесь о Банни? – с беспокойством спросила Леверн.
– Судя по фотографии в газете, она должна похудеть не меньше чем на тридцать фунтов.
– Ей необходим стимул, – поспешно заверила Леверн. – Она слишком много ест, только когда расстроена и несчастна.
Хилда нажала кнопку вызова секретарши. Та немедленно явилась с блокнотом, и Хилда продиктовала короткое письмо агенту Банни с уведомлением об увольнении.
Закончив диктовать, она велела:
– Напечатайте на простой бумаге и отдайте на подпись Банни Томас. Пусть миссис Томас заберет его с собой.
После ухода секретаря, Хилда развернула кресло, оказавшись спиной к посетительнице, и несколько минут задумчиво смотрела в окно. Потом также внезапно развернулась и серьезно сказала:
– Леверн, хотя вы и мать Банни, думаю, вы правы. Ее возможности совершенно не раскрыты. Сделайте так, чтобы она похудела, а я постараюсь, чтобы ей дали роль в новом фильме Рика Уэнера.
Леверн ошеломленно охнула:
– Господи, да ведь он снимает эти скучные картины – «Синема верите». Они и идут в основном в творческих клубах! Что Банни делать в таком фильме?!
– Играть, дорогая! И она сделает это без тонны грима, дорогих платьев и тщательно причесанных волос. Люди устали смотреть на актрис, которые стараются только выглядеть как можно лучше и украсить сцену. Банни необходимо столкнуть с обрыва, и она либо полетит, либо, мешком свалится в пропасть. Это единственный шанс возродить ее карьеру.
– Господи, вы меня пугаете, – пробормотала потрясенная Леверн. – Неужели Банни сумеет выжить только благодаря себе?
– Рик хочет, чтобы его фильмы получили широкое признание, а сделать это можно только одним способом – снять известную кинозвезду и добиться от нее блестящей игры. Он великий режиссер и, если все пойдет как надо… Представьте, что случится. Номинация на «Оскара». Свободный выбор самых лучших сценариев. И, что важнее всего, Банни начнут уважать. Подумайте, сколько хорошеньких женщин в городе смогли этого достичь?
Леверн внимательно слушала, запоминая каждое слово, не отрывая взгляда от заледеневших глаз агента, словно превратившихся в мраморные шарики. Господи, эта женщина просто великолепна! Она может стать либо лучшим другом, либо смертельным врагом.
– Ну?.. Что вы думаете об этом? – спокойно спросила Хилда.
– Наверное, нужно принять ваше предложение, – кивнула мать Банни.
– Вы не пожалеете. Я видела все фильмы с участием вашей дочери и считаю, что студия попросту зря расточает талант. Я заметила, какая глубокая боль таится в этих сияющих глазах.
Леверн настороженно встрепенулась.
– Боль? Какую боль вы заметили в Банни? – нервно спросила она и, пытаясь не выказать беспокойства, поспешно сказала: – Что вы, у нее очень милый добрый характер, с ней так легко ладить, и, кроме того, Банни всегда на седьмом небе, когда работает.
Хилда Маркс вынула длинную сигарету с фильтром из лежавшего на столе золотого портсигара от Тиффани, закурила и, задумчиво наблюдая, как дым поднимается к потолку, язвительно усмехнулась.
– Я вижу в ней женщину, хранящую тайны… глубоко в душе… Мрачные зловещие тайны, о которых, возможно, никто никогда не узнает. Помяните мое слово; она станет совершенно другой актрисой, если мы найдем режиссера, сумеющего проникнуться ее болью и воплотить ее эмоции на экране.
Леверн вышла из офиса с письмом для Руперта Дона в руке и тревогой в глазах. Неужели ее дорогая милая очаровательная Банни все еще страдает из-за этих ужасных ночей с Гордоном Бейкером? Нет, этого не может быть! Все эти годы Банни ни словом не упоминала о прошлом.
ГЛАВА 10
Челси услышала, как поворачивается ручка в двери спальни, быстро закрыла глаза, притворившись спящей, зная, что бабушка проверяет, не проснулась ли она. Девочке не хотелось говорить, не хотелось вообще ничего – только побыть одной. Она непрерывно думала о пожаре. Все случилось так быстро! Сначала было так волнующе – наблюдать, как пламя охватывает дом, как спасают мать… Но сейчас, осознав холодную реальность потери, девочка чувствовала себя ужасно. Все, что у них было, – потеряно: одежда, книги, игрушки, любимые куклы – все. Вчера, разговаривая с бабушкой о переезде, Челси надеялась испытать нечто вроде приключения, но теперь, когда единственный дом, который она знала, исчез, девочка испугалась. Как трудно поверить, что она никогда больше не проснется в прелестной розовой спаленке, не откроет окно, не вдохнет запах цветущего апельсина, не сбежит по широкой изгибающейся лестнице, касаясь ладонью отполированных до блеска перил. Дверь бесшумно закрылась – значит, бабушка ушла. Челси открыла глаза, оглядывая незнакомую обстановку. Очень милая комната в голубых и зеленых тонах, но ничего похожего на то, как было дома. Она опять зажмурилась, пытаясь прогнать воспоминания о том, что ушло навсегда.
Челси стиснула подушку, маленькую мягкую «думку», с которой спала всю свою жизнь, и нащупала внутри шкатулку. По крайней мере, любимые драгоценности матери спасены. Как будут счастливы мама и бабушка, узнав, что хоть что-то прекрасное уцелело!
Челси медленно села и свесила ноги с кровати. Потом босиком пересекла комнату и заглянула в гостиную. Все спокойно. Значит, бабушка куда-то уехала. Но на всякий случай девочка обошла бунгало. Найдя записку, она подняла трубку, чтобы позвонить в бюро обслуживания. Челси уже много лет не бывала в отелях. В детстве она и бабушка часто ездили в турне вместе с Банни, но это прекратилось, когда Челси исполнилось восемь и она начала задавать вопросы о незнакомых мужчинах, которых постоянно видела по утрам в постели матери.
Челси уже хотела заказать клубнику со сливками, когда вспомнила, как бабушка говорила, что у них нет денег, и вместо этого попросила принести пончик, стакан молока и апельсин.
С бабушкой наверняка случился бы удар, если бы она увидела, как внучка ест «эти жирные пончики», потому что сама она никогда не допускала в доме подобных вещей, считая их слишком большим искушением для Банни. Бедная мама, казалось, она вечно была голодна, но при этом толстела просто на глазах. Странно, ведь и бабушка, и Челси такие худые.
Ожидая, пока принесут завтрак, Челси вернулась в спальню и, вынув шкатулку с драгоценностями, разложила великолепные вещицы. От их вида сразу стало легче на душе. Бабушка всегда говорила, что Челси вся в мать, такая же цыганка, потому что обожает украшения. Девочка удовлетворенно улыбнулась, представив восхищенное лицо матери, когда та увидит, что ее драгоценные безделушки уцелели!
День тянулся бесконечно долго. Будь у Челси одежда и обувь, можно было бы выйти погулять, но все, что у нее осталось – короткая ситцевая ночнушка, в которой она выбежала из горящего дома.
Девочка пересмотрела принесенные из универмага коробки, но ничего не нашла для себя. Может, бабушка вспомнит о ней и купит что-нибудь?
После завтрака девочка прочла буклет с информацией для постояльцев, поиграла сама с собой в крестики-нолики и наконец решила посмотреть телевизор. С трудом вытерпев пару старых фильмов, она выключила телевизор, надоедавший почти так же, как сам процесс съемок нового фильма. Конечно, ей нравилось смотреть картины с участием матери, но кино интересовало ее очень мало. Челси не была рождена для роли зрителя – уж слишком деятельным характером она обладала.
Позже, приняв ванну, она снова позвонила в бюро обслуживания, попросила принести чизбургер, кока-колу и тарелку картофельной соломки и уже собиралась повесить трубку, но тут великолепная идея пришла ей в голову, и девочка заказала мороженое с орехами, взбитыми сливками и вишнями. Хоть время пройдет быстрее, пока она будет все это есть – так и надо бабушке за то, что оставила ее одну на весь день! Бабушка никогда не позволяла ей есть те лакомства, которыми увлекались друзья.
Когда горничная пришла убирать бунгало, Челси попыталась затеять с ней беседу, но женщина, плохо говорившая по-английски, хотела только одного – поскорее закончить работу и уйти домой.
Снова оставшись в одиночестве, Челси решила вынуть из шкатулки драгоценности и примерить их. Девочка долго охорашивалась перед зеркалом в жемчужных ожерельях, обвивавших шею, перстне с бриллиантами и изумрудами и сапфировых серьгах, свисавших с крохотных мочек, но тут ее осенило вдохновение. Челси быстро откинула покрывало и, запрятав украшения под шерстяное одеяло, вновь застелила постель.
Немного неровно, но никто не заметит. Она не могла дождаться момента, когда приведет Банни и покажет ей сокровища. Как обрадуется мать, когда узнает, сколько храбрости и сообразительности потребовалось ее маленькой дочке, чтобы спасти драгоценности. Когда, ну когда же мама проснется?!
Уже наступили сумерки, когда у двери послышался какой-то звук. Наконец-то! Челси подбежала к матери, сидевшей в инвалидной коляске. Обе ноги ее были забинтованы и подняты повыше. Девочка с удивлением заметила, что Банни выглядит такой веселой и сияющей. Идеально причесанные волосы, волнами спускающиеся на плечи, искусно наложенная косметика, новый синий бархатный халат с широким кружевным воротником.
Челси хотела обнять маму, но вмешалась Леверн:
– Испортишь матери прическу, в гостиной репортер из «Таймс» хочет получить у нее интервью и сделать снимок для статьи в воскресном выпуске, – строго сказала она. – Наверное, не стоило его принимать до завтрашней пресс-конференции, но уж слишком хорошее предложение, чтобы отказываться.
– Привет, дорогая, – сказала Банни, коснувшись руки дочери. – Неужели весь день провела одна?
– О, Боже! – воскликнула Леверн. – Я совсем забыла купить одежду для Челси! Ну что же, придется ей подождать в соседней комнате!
– Мама, почему бы ей не остаться со мной? – спросила Банни, заметив расстроенное личико девочки.
– Не будь дурой, Банни! Мы с тобой разодеты, причесаны, а рядом несчастная маленькая оборванка, в той же сорочке, которую носила в ночь пожара! О чем ты только думаешь! – отрезала Леверн. – Сама ведь знаешь, как репортеры хватаются за любые мелочи, лишь бы опорочить тебя!
Банни сжала ладошку дочери и с сожалением сказала:
– Прости, малышка, но бабушка права. Не обидишься, если придется подождать в спальне? Обещаю, это не займет много времени.
Челси отстранилась, пытаясь не показать, как огорчена. Не привыкнув быть в центре внимания, она старалась по возможности избегать неприятных сцен.
– Все в порядке, мама. Постарайся покрасивее улыбнуться в камеру!
– Вот и молодец! Как только мы закончим, я закажу обед, – пообещала Леверн уже более мягко и примирительно, удостоверившись, что все беспрекословно ее слушаются.
В дверь постучали; Челси повернулась и выбежала из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54