Она выглядела словно палитра, по которой небрежно прошлась кисть художника, смазывая краски.
Расстроенная состоянием дочери, но не очень встревоженная, поскольку Банни всегда была склонна истерически рыдать, даже по самым пустячным поводам, Леверн сделала все возможное, чтобы успокоить ее, умыла и уложила в постель, а чтобы помочь расслабиться и отдохнуть, дала две таблетки валиума вместо одной, как обычно, и, убедившись, что Банни заснула, потихоньку вышла.
И теперь, сидя на жесткой больничной банкетке, Леверн терзала себя упреками. Почему, во имя Господа, она не зашла к ней раньше? Почему не поняла, как измучена Банни, и провела целый час с телефонной трубкой в руках, обвиняя во всем Хилду Маркс, а потом пыталась связаться с другими влиятельными агентами, которые даже не пожелали подойти к телефону?!
Она должна была понять, что Банни не сможет вынести такого бесчеловечного отказа, и теперь Леверн злилась на собственную слепоту: как могла она не заметить признаков надвигающейся опасности! Несколько раз Банни толковала о самоубийстве, но все эти разговоры казались несерьезными. Ее дочь не была способна на такой ужасный поступок! По правде говоря, Банни всегда была трусихой, не выносила боли, вида крови и панически боялась самой мысли о смерти. Леверн снова вспомнила, в каком состоянии нашла дочь, и закрыла глаза рукой, безуспешно пытаясь прогнать чудовищное видение, но все было напрасно, глаза ее казалось, проникали сквозь плоть и кости ладони, не в силах оторваться от мучительной сцены, навеки запечатленной в мозгу. Даже сейчас этот кошмар был так же безграничен, как в тот момент, когда она вошла в спальню Банни и увидела залитые кровью простыни и ножницы, которыми той удалось рассечь запястье… и не один раз… Как, каким образом удалось ее девочке вынести нечеловеческую боль, которую она причинила себе? Должно быть, Банни сошла с ума!
Медленно тянулись минуты, перетекая в часы, и с каждым мгновением надежды Леверн угасали.
Что ей останется, если она потеряет ребенка? Банни была ее жизнью. Именно она была причиной, заставлявшей Леверн каждое утро подниматься с постели, только ради нее мать дышала и двигалась. Если дочь умрет, Леверн тоже незачем жить.
Больничный служитель принес ей бумаги на подпись; Леверн попыталась сосредоточиться, но буквы расплывались, а пальцы так дрожали, что не могли удержать ручку.
– Позже, пожалуйста, – прошептала она, – я все сделаю позже.
Леверн прождала еще около часа, когда кто-то осторожно коснулся ее плеча. Подняв глаза, она уставилась на Челси, с удивлением отметив, что глаз девушки распух и превратился в щелочку.
– Боже, Челси, что с тобой случилось?
– Я возвращалась домой, как раз, когда «скорая помощь» увозила маму. Полисмен с трудом сдерживал толпу и случайно ударил меня. Как она?
– Не знаю, но ужасно рада, что ты здесь.
Челси села рядом с бабушкой и обняла ее за плечи, пытаясь утешить и помочь скоротать остаток ночи.
Первый тонкий солнечный лучик как раз прорезал горизонт, когда один из хирургов вышел из комнаты, где лежала Банни. Он выглядел усталым и измученным. Какая тяжелая ночь!
Женщины, встрепенувшись, вскочили на ноги, но врач попросил их сесть и подвинул стул для себя.
– Думаю, все обошлось, миссис Томас, но должен сказать, жизнь ее висела на волоске. Я надеялся, что не придется делать переливание крови, поскольку всегда есть шанс подхватить желтуху, но выхода не было. Пришлось влить ей почти пол-литра и применить электрошок, чтобы восстановить нормальное сердцебиение. Но положение сейчас стабилизировалось. Я оставил ее в реанимации, и, хотя мы постарались наложить швы потоньше, я попросил хирурга по пластическим операциям осмотреть ее утром. Чем это она ухитрилась так изуродовать себя?
– Ножницами… тупыми… – тихо пробормотала Леверн.
– Должен сказать вам, что видел немало таких случаев, но ваша дочь действительно хотела убить себя, а не просто пыталась выкинуть трюк, чтобы привлечь внимание. Трудно поверить, что человек может сделать с собой подобное. Она принимала что-нибудь?
– Валиум… две таблетки. У Банни был тяжелый день, и я хотела чтобы она отдохнула.
– Ну вот, сейчас я позволю вам повидаться с ней на несколько минут, а потом, думаю, вам обеим следует отправиться домой и отдохнуть. Кстати, что с вами произошло, юная леди?
– Ничего особенного. Столкнулась с дубинкой полисмена, но уже все прошло, честное слово! Удар был не такой уж сильный, просто пришелся в самое чувствительное место!
– Вы теряли сознание?
– Не то чтобы… может, на секунду-другую. Врач всмотрелся в глаза девушки.
– Немедленно отправляйтесь на рентген, – слишком большая опухоль! Сестра, кресло-каталку!
– Но я не… – запротестовала было Челси, и Леверн тут же перебила:
– Слушайся доктора, Челси. Не хватало еще, чтобы и ты свалилась! Без тебя забот хватает. Я иду к Банни, а ты отправляйся домой сразу же после осмотра.
ГЛАВА 28
Оказалось, что у Челси легкое сотрясение мозга, поэтому ей велели ехать домой, провести дня два в постели и прикладывать лед к распухшему глазу. Пока доктор осматривал девушку, она умудрилась выклянчить у него разрешение навестить мать.
– Хорошо, юная леди, я позволю вам увидеть ее, но только на минутку, согласны? Сестре еле-еле удалось выпроводить вашу бабушку через пять минут, поэтому не желаю, чтобы и вы тут подняли шум. Ваша мать в сознании, но она побывала в аду, и поэтому постарайтесь не наговорить лишнего.
– Как вы думаете, когда ее можно забрать? – спросила Челси.
– Пока трудно сказать. Придется первые трое суток последить за ней, хотя она слишком слаба, чтобы повторить попытку. Позже определим, стоит ли увеличить этот срок до недели, а к тому времени позаботимся найти мисс Томас хорошего психиатра.
– Мне очень нужно видеть маму и убедиться, что с ней все хорошо.
– Далеко не все, но, по крайней мере, она жива, помните это. А теперь, скажите честно, должен ли я по какой-то причине ограничить посещения вашей бабушки? Она расстраивает Банни?
– Ну что вы, конечно же, нет! Ближе нее у мамы нет никого! Она просто не сможет без бабушки! – убежденно ответила Челси.
При виде бледной тени, в которую превратилась мать, единственное родное существо, если не считать строгой бабки, Челси охватили печаль и жалость. Бедная мамочка! Такая хрупкая и ранимая, никому в жизни не причинившая зла! Челси нежно коснулась щеки матери.
Едва ли не с первых лет жизни она всегда ощущала себя взрослее и, как Леверн, была готова на все, чтобы защитить Банни. Теперь же девушка остро сознавала собственное бессилие. Неужели ничего нельзя сделать, чтобы облегчить боль матери?
Почувствовав прикосновение, Банни приоткрыла глаза. Какое-то мгновение казалось, что она не узнает, кто перед ней, но Банни еле слышно прошептала:
– Прости…
На ресницах повисли две слезинки и, сорвавшись, покатились по щекам.
– О Господи, мама, только не плачь, пожалуйста, – горячо умоляла девушка. – Теперь все будет хорошо, обещаю! Вот увидишь, больше тебе не придется расстраиваться, только выздоравливай скорее! Бабушка и я просто не можем без тебя!
Слабая улыбка чуть приподняла уголки губ Банни, а глаза ее снова закрылись. Сиделка сделала девушке знак, что пора уходить.
Добравшись до дома, Челси обнаружила, что бабушка сидит в кухне и пьет чай. В глазах женщины стыло леденящее отчаяние. Челси никогда еще не видела ее в таком состоянии.
– Я видела маму, она крепко спит, и тебе, бабушка, нужно бы отдохнуть. Не одна мама побывала в аду… Ты тоже, – сказала Челси, направляясь к холодильнику, чтобы достать лед и приложить к глазу.
– После всего, что было, не знаю, смогу ли вообще заснуть когда-нибудь.
Измученная, чувствуя, как боль распирает виски, Челси все же села и попыталась успокоить бабушку.
– Ты расстроена из-за денег или из-за мамы? Леверн нервно потерла лоб и с горечью призналась:
– Из-за всего! Я должна всему городу, а то немногое, что у меня было, потратила на новый костюм для матери и на салон красоты – для вчерашнего прослушивания, кончившегося таким ужасным провалом… Нет, все было еще хуже, и именно поэтому Банни пыталась покончить с собой. О Боже, если бы я только могла повернуть время вспять и прожить этот день по-другому!
– Все будет хорошо, ба, вот увидишь, – ободряюще прошептала Челси.
– Через две недели нужно платить за аренду дома, а мне нечем! Нас выбросят на улицу.
– Переедем в квартиру! Зачем нам такой огромный дом?!
– У меня нет денег, чтобы снять ее, детка. Мы разорены, вконец разорены, я в долгах по уши. Мне даже прекратили высылать «Верайети» и «Репортер»!
Леверн вздохнула.
– Ну что ж, пойду отдохну. Потуши свет. Может, если удастся заснуть, я сумею справиться со всеми проблемами.
Леверн с трудом встала и, шаркая, вышла из комнаты. Челси задумчиво глядела вслед бабушке, пораженная только что пришедшей в голову мыслью. Если они и в самом деле в таком отчаянном положении, может, пора выкопать шкатулку с драгоценностями, похороненную девять лет назад, – это решило бы все финансовые проблемы.
На следующее утро Леверн уже оделась и собралась в больницу, когда Челси наконец вышла из спальни. Глядя на часы, бабка сварливо заметила:
– Не понимаю, как ты можешь спокойно спать, зная, что Банни при смерти? Я глаз не смогла сомкнуть.
Челси не пришло в голову возмутиться. Лишенная всякого намека на эгоизм, девушка ответила с обычным спокойствием:
– Это, наверное, из-за таблеток, которые дал доктор. Буквально сшибли меня с ног.
Леверн почти уронила чашку и, резко вскинув голову, с тревогой и раздражением уставилась на внучку.
– Что еще за таблетки?
Вынимая из холодильника пакет с соком, Челси пожала плечами.
– Не знаю. Он сказал, что мне нужно поспать. Ничего серьезного.
– Слава Богу. Не хватало мне только возиться сразу с двумя инвалидами, – облегченно вздохнула Леверн.
– Со мной все в порядке, но лучше, наверное, послушаться доктора и провести весь день в постели. Вечером навещу маму.
– Не понимаю, зачем тебе понадобилось спорить с полисменом? Неужели не могла вежливо объяснить, кто ты, показать документы! Ох уж эта теперешняя молодежь! Никакого уважения к закону.
– Это был несчастный случай, ба, – запротестовала Челси, качнув головой, но перед глазами внезапно все завертелось, и ей пришлось схватиться за дверцу холодильника, чтобы не упасть. Леверн, по-видимому, ничего не заметила.
– Ну что ж, мне пора. Если позвонит Хилда Маркс, объясни, что случилось, и попроси позвонить мне в больницу.
– Я хочу еще поспать. Можно, я попрошу службу ответа все передать?
– Хорошо.
Через полтора часа после ухода Леверн, Челси собралась и отправилась в школу, решив, что сотрясение или нет – а она не может позволить себе валяться в постели.
ГЛАВА 29
Банни снова оказалась в центре внимания прессы: подробности трагической попытки самоубийства описывались во всех газетах, передавались в теле– и радионовостях и миллионы поклонников, обожавших актрису еще с того времени, когда она была маленькой, буквально сметали с лотков бульварные издания, посылали письма, телеграммы и цветы в знак сочувствия. Через два дня подобного натиска больничной администрации пришлось поставить дополнительную охрану, чтобы обеспечить актрисе покой. Букетами цветов были заполнены все палаты. Школьники писали, что молятся за ее выздоровление. Хилда Маркс была просто потрясена столь горячими проявлениями чувств.
– Будь они прокляты! – воскликнула она, обращаясь к Леверн при виде еще одного огромного мешка с почтой. – Если бы они ходили на ее последние фильмы, ничего этого вообще бы не случилось.
– Думаю, совершенно очевидно, что зрители по-прежнему хотят видеть Банни. Возможно, им не нравились сюжеты, – заметила Леверн.
Женщины стояли в коридоре, у двери в палату Банни, пока фотограф делал снимки звезды, одетой в красивую белую ночную кофточку с оборками. Банни причесали и наложили макияж, специально для репортеров. Вновь приобретя известность, Банни выглядела веселой и счастливой, как в прежние времена.
Хилду, однако, терзали угрызения совести за то, что именно по ее вине Банни пришлось выслушать такой резкий отказ от Гектора Дилуорта. Но сегодня, на третье утро после безумной попытки Банни покончить с собой, Хилда могла предложить не только извинения за случившееся.
– Когда она выписывается? – спросила агент Леверн, понизив голос, чтобы Банни не услышала.
– Психиатр говорит, что ее можно забрать завтра же, если я пообещаю приводить ее к нему на консультации дважды в неделю.
– Надеюсь, вы согласились? Ей необходима помощь психолога, – заметила Хилда, подозревая, что Леверн вовсе не горит желанием последовать совету врача.
– По-моему, все это чушь собачья, но пришлось согласиться. Хотя не уверена, что найдется психиатр, согласившийся лечить пациента, которому нечем платить. Зато Банни будет гораздо лучше дома со мной и Челси.
– Как думаете, Леверн, скоро она сможет встать?
– К чему это вы клоните, Хилда? – резко спросила Леверн.
Хилда улыбнулась: впервые за долгое время она могла сообщить Леверн хорошую новость.
– Я поговорила тут кое с кем из Академии, и, по всей видимости, на следующей неделе им потребуется одна из ведущих – представлять лауреатов этого года. Как считаете, Банни сможет?
– Интересно, кто это у них при смерти, чтобы отказаться от такой рекламы?!
– Эвелин Бэском. Говорят, она впала в сильнейшую депрессию, и все из-за своего сыночка.
– Неудивительно. Он у нее единственный. Она, должно быть, просто обезумела, – сочувственно вздохнула Леверн.
– Какой ужас! Сэнди говорит, ему будет предъявлено обвинение в убийстве первой степени.
– Хуже некуда! А кого она должна была представлять?
– Лучшего исполнителя мужской роли, – помедлив, тихо объявила Хилда.
Сердце Леверн от неожиданности подпрыгнуло.
– Господи, вот так шанс! Банни будет там, – не задумываясь ответила она. – Немедленно позвоните и примите предложение, пока они не передумали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54