Но та, однако, так увлеклась, доедая яичницу и бекон с материнской тарелки, что не обращала ни малейшего внимания на окружающих.
– Ты не дала ей позавтракать? – спросила Леверн.
– Ба, мама съела омлет, три кусочка бекона, две булочки с маслом и джемом, выпила апельсиновый сок и кофе и, наверное, продолжала бы в таком духе, не останови я ее.
– Тогда, ради Бога, убери поскорее этот поднос, пока она все не уничтожила. По-прежнему лежит? – нетерпеливо бросила Леверн.
– Не могу заставить ее ничего делать – только ест и спит. После завтрака я попыталась ее вывести во двор, погулять немного у бассейна, но мама раскапризничалась и отказалась выходить.
– С ней надо быть потверже, Челси, сама знаешь. Банни ленивая и к тому же вечно голодна. При таком росте она за две недели превратится в кусок жира, если не проследить, – раздраженно рявкнула Леверн.
Челси хотела объяснить, что все бесполезно и, кроме Леверн, неустанно подгонявшей Банни, никто не сможет заставить ее работать, но мудро промолчала. Если бабушка умирает, пусть по крайней мере унесет свои иллюзии в могилу. Девушка поспешно подняла поднос и вынесла его из комнаты.
Не успела она закрыть за собой дверь, Банни вскочила и разгневанно закричала:
– Ради Бога, мама, перестань говорить обо мне в третьем лице, словно я глуха, слепа и нема!
– Тише! – резко остерегла Леверн. – Кто-нибудь услышит и поймет, что происходит.
– Не знаю, как долго еще смогу притворяться, мама. Я просто с ума схожу, – устало пробормотала Банни. – Неужели не понимаешь, как мне вчера на площадке трудно было притворяться ребенком и одновременно стараться хорошо играть!
– Придется потерпеть, солнышко. Нельзя, чтобы тебя допрашивала полиция – слишком уж много в нашем рассказе слабых мест.
– Ненавижу, ненавижу все это, мама. Ты больна, умираешь, я слоняюсь по дому, притворяясь, что не знаю, какое сегодня число!
– Я же сказала, не кричи! – скомандовала Леверн. Банни окончательно отбилась от рук, нужно срочно принять меры!
Дочь, растерянно ломая руки, уселась на стул.
– Нужно было сказать правду! В конце концов, так было бы лучше!
– Нет, ни в коем случае! Тебя посадят в тюрьму, глупышка! Неужели не соображаешь?! С тобой было бы покончено! Все, ради чего мы так трудились, было бы погребено под горой грязи! Подумай, с какой радостью ухватилась бы пресса за возможность разжечь скандал! Жизнь Челси тоже была бы разрушена! Ты же не хочешь, чтоб у девочки было такое пятно на репутации? Подумать только, мать – убийца!
– Мать, бабушка – какая разница!
– Огромная. Я убила его, чтобы защитить тебя – и это вполне оправданно в глазах закона. Ты же прикончила эту мразь потому, что он тебя оскорбил, а это совсем другое дело. Господи, неужели неясно?
– Он ведь лгал, правда? Ты не платила за то, что он спал со мной? – прошептала Банни со слезами на глазах, готовая зарыдать.
– Конечно, нет! Я никогда бы ничего подобного не сделала! Рамон был просто лживым ублюдком, и я рада, что он мертв, понятно? Знаешь, это почти удовольствие – взять на себя вину за избавление мира от такого гнусного паразита!
По щекам Банни потекли огромные прозрачные капли, и Леверн поняла: гроза будет долгой и бурной.
– Пойди сядь около мамы, дорогая. Все будет хорошо!
– Это было так ужасно, мама, – всхлипывала актриса. – Я не хотела его убить. Думала, мы выпьем, помиримся, все как прежде, но он был так жесток! Сказал, я старуха, и никуда не гожусь в постели, и он пальцем бы ко мне не прикоснулся, если бы не деньги. Но честное слово, я не могла, не могла убить его. Просто так все вышло.
– Он был злобной тварью, дорогая. Мир полон такими, – тихо утешала Леверн, не в силах заставить себя думать, что будет с дочерью, когда ее не станет.
* * *
Челси спускалась вниз, когда зазвонил телефон. Должно быть, у доктора Кейблшо для нее новость.
– Это междугородний звонок для Челси Хантер. Она дома?
– Да, это я, – ответила девушка, и, прежде чем успела сообразить, в чем дело, голос Уилса донесся так ясно, будто из соседней комнаты.
– Челси, я получил твое письмо. Что, черт возьми, происходит? – взволнованно закричал он.
– Прочитал? – повторила она, стараясь не выказать удивления.
– Конечно, но какое отношение имеет к нам твоя семья? Они – это не мы, Челси. То, что мы испытываем друг к другу гораздо важнее, чем все родственники, вместе взятые, – твои и мои! – страстно воскликнул он.
– Но я не могу приехать в Англию, Уилс, просто не могу, – начала она, с трудом выталкивая слова из пересохшего горла.
– Но почему? – допытывался он.
– Я уже сказала. Бабушка долго не протянет, мама совсем беспомощная и нуждается в уходе. Не годится в такое время бежать от семьи. Уилс, что бы ты сделал на моем месте?
– То же самое, наверное, – чуть смягчившись, признался он, – но можешь привезти сюда мать, дорогая! Мы вместе присмотрим за ней.
– О, Уилс, не могу… Зачем вешать тебе на шею такое бремя, – запротестовала она, уже начиная колебаться.
– Дорогая, не нужно принимать поспешных решений. У нас еще куча времени. Обещай, что сначала все хорошенько обдумаем, ладно?
– Уилс… Я только что подписала с «Тенейджерс» контракт на десять лет. Пришлось. Никто больше не даст мне таких денег, а сейчас будет нужен каждый цент.
– Пропади он пропадом, твой дурацкий контракт! Нельзя, чтобы между нами стоял клочок бумажки. Обещай, что подумаешь об этом, или я не отойду от телефона, пока не потрачу все, до шиллинга. Учти, поместье Эшфордов пойдет с молотка!
– Хорошо, подумаю, – согласилась она.
– О большем и не прошу. Я люблю тебя, Челси. И всегда буду любить.
Не успела она положить трубку, как позвонил доктор Кейблшо. Он сообщил, что доктор Гровер согласилась лечить Леверн. К удивлению Челси, бабушка не только смирилась с тем, что ее врачом будет женщина, но и согласилась немедленно лечь в госпиталь Калифорнийского университета. Хотя находиться на этаже, предназначенном для «самых почетных гостей», где были свободные комнаты, Леверн отказалась из-за лишних расходов и предпочла обыкновенную стандартную палату. Кларк и Челси помогли ей спуститься, усадили на заднее сиденье «линкольна», подложили под спину подушку, укрыли одеялом и доставили в больницу. Леверн как раз устраивалась в палате, когда на пороге неожиданно появилась привлекательная молодая женщина с коротко стриженными прямыми черными волосами.
– Здравствуйте, миссис Томас, – приветствовала она, подходя к постели. – Я Полли Гровер, ваш онколог.
Повернувшись к Челси, она улыбнулась.
– А вы внучка?
Челси кивнула и тоже ответила улыбкой. Женщина была такой молодой и красивой – трудно поверить, что она опытный специалист.
– Прекрасно. Следующие несколько часов ваша бабушка будет очень занята. Если у вас есть дела, не стесняйтесь. Я позвоню вам к обеду, хорошо? Если хотите ненадолго повидать ее вечером, приезжайте! – коротко объявила доктор и попрощалась с Челси.
Вернувшись к машине, Челси посмотрела на часы. Начало третьего, но, если поторопиться, можно успеть в банк и приступить к распродаже драгоценностей.
К трем часам девушка уже мчалась по шоссе Сан Диего. Украшения мирно покоились в сумочке. Быстро пересмотрев все вещи, она решила привезти их домой и подумать, что следует продать в первую очередь. Возможно, лучше всего начать с наименее заметных украшений, например бриллиантовой броши. Хотя с ночи пожара прошло больше десяти лет, она знала: необходимо соблюдать осторожность и не спешить продавать все сразу.
Джет Голдштейн без малейших колебаний купил брошь. Челси удалила все метки – драгоценность носила клеймо Тиффани, – тем самым значительно снизив стоимость. Но при создавшихся обстоятельствах это было безопаснее всего. Все равно невозможно продать вещь за цену, которую запрашивает магазин с покупателей, – рассудила она. Голдштейн мог дать ей чек на пять тысяч долларов или четыре тысячи наличными. Девушка взяла наличные и, надежно запрятав деньги в колготки, направилась домой. Пока все идет как надо. Деньгами, вырученными от продажи драгоценностей, можно будет оплатить лечение Леверн и хозяйственные расходы. По крайней мере пока.
Челси намеревалась после смерти бабушки полностью изменить их образ жизни. Но не сейчас. Пусть у бабушки до конца жизни будет огромный дом, слуги, роскошная обстановка – словом, все, что так важно для нее.
По пути домой Челси обдумывала, что продать в следующий раз. Наверное, нужно разъединить жемчужное колье и сбыть по одной нитке, без фермуара. Розовый бриллиант можно вставить в платиновую оправу с багетками сбоку, а его место займет изумруд, вынутый из другого украшения. Кольцо с бриллиантом она переделает в маленькую брошь или другой перстень, в зависимости от того, что будет лучше выглядеть. Необходимо работать как можно быстрее, чтобы избежать риска разоблачения – у нее совсем нет ни времени, ни энергии.
Дома все оказалось спокойно. Кларк доложил, что мать весь день провела в своей комнате, и Челси зашла навестить ее. Банни спала, и хотя девушка знала, что нужно поднять ее с постели и отправить погулять, чувствовала себя слишком измученной. Как только она закончит учиться и накопит достаточно денег, чтобы оплатить больничные счета, возможно, попросит доктора Кейблшо обследовать Банни. Может, у матери анемия или что-то в этом роде?
У себя в спальне она нашла записку от Хилды с просьбой позвонить. Удобно устроившись на постели, Челси подняла трубку. К счастью, Хилда оказалась дома, и они с удовольствием поболтали. Как хорошо иметь друга, которому можно все сказать! Узнав, что Леверн неожиданно передумала насчет лечения, Хилда решительно объявила, что знает причину.
– Она хочет дожить до премьеры, Челси.
– Премьеры? Какой еще премьеры? – удивилась девушка.
– Солнышко, очнись! Последняя картина Банни – «Пришелец». Леверн хочет дотянуть до того момента, как увидит лучший фильм дочери! Этот фильм.
– Верно. Почему я сама не догадалась? Ну и дура же! Думаете, она вытянет?
– Почти не сомневаюсь.
– Вы видели отснятый материал? Мама действительно так хороша, как считает бабушка? – допытывалась Челси.
– Играет она фантастично, клянусь! Я сегодня говорила с Майком, так тот просто потрясен. Собирался даже позволить Леверн просмотреть черновой вариант. Говорит, нет ни малейшего сомнения, что Банни выдвинут на «Оскара», если, конечно, расследование не докажет ее соучастия в убийстве.
– Господи, хоть бы этого не случилось! – искренне вздохнула Челси.
– Банни обращалась к психиатру?
– Бабушка в них не верит, вы же знаете, Хилда! Мама давно уже к нему не ездит.
– Слушайте, юная леди, теперь глава этой семьи – вы, и именно вы принимаете решения. В городе есть один-два доктора, которые, возможно сумеют ей помочь. Давай я все разузнаю, хорошо? – настаивала Хилда, решив довести на этот раз дело до конца.
Она понимала, что не мешает к тому же затронуть тему наркотиков, но не была еще готова предъявить столь серьезное обвинение.
– Э-э-э… да, Хилда, конечно, – нерешительно пробормотала Челси, с ужасом думая о новых расходах. Всем известно, какие гонорары берут психиатры!
– Пообещай, что всерьез поразмыслишь над этим!
– Ну да, обязательно, – уверяла девушка, терзаясь вопросом, откуда взять денег, чтобы заплатить за все.
Положив трубку, Челси позволила себе на несколько мгновений закрыть глаза, но вспомнила, что сейчас не время отдыхать. Нужно готовиться к последнему экзамену, который она собиралась сдать утром. Сейчас позанимается хотя бы несколько часов, потом заедет в больницу к бабушке и отправится в мастерскую, поработать над заказами Джейка. Завтра, после занятий, она совершит очередное путешествие в ювелирный торговый центр, чтобы продать еще одно украшение. Господи, неужели эта карусель никогда не остановится?!
ГЛАВА 68
Первую неделю Леверн оставалась в больнице, где проходила курс химиотерапии, и, хотя чувствовала себя ужасно, все время рвалась домой, не в силах перенести разлуку с дочерью. Челси как-то привезла к ней Банни, и первое посещение прошло хорошо, но на следующий вечер та решительно заявила, что ноги ее больше не будет в этом месте. Челси попыталась уговорить мать, но она разразилась истерическими рыданиями.
Доктор наконец согласился отпустить Леверн домой, хотя посоветовал девушке нанять сиделку, но бабушка решила, что это слишком дорого, поэтому бремя ухода за больной свалилось на плечи девушки. К счастью, она не оказалась в одиночестве, рядом были всегда готовые помочь Кларк и Каталина. Поскольку химиотерапия – весьма сложный процесс, цель которого – уничтожить раковые клетки, не убив при этом пациента, состояние Леверн требовало пристального наблюдения. Кларку было поручено ежедневно возить ее к доктору, а Каталине, кроме уборки и готовки, приходилось ухаживать за Банни, которая, правда, оставалась относительно спокойной и выходила из себя только в тех случаях, когда не получала еды. Но по мере того, как проходили дни, Банни все меньше времени проводила в постели и частенько наведывалась на кухню в поисках чего-нибудь повкуснее.
Хилда из кожи вон лезла, чтобы убедить родственников показать Банни психиатру, но, как и предсказывала Челси, Леверн наотрез отказалась.
– Это просто шок, – твердила она. – Банни нужно дать время оправиться, вот и все. Кроме того, если разойдутся слухи о том, что она лечится у психиатра, люди бог весть что подумают. Сама знаешь, окружному прокурору только нужна зацепка, чтобы раздуть дело. – И, словно высказывая пришедшую в голову запоздалую мысль, раздраженно проворчала:
– Кроме того, не желаю, чтобы кто-то копался в мозгу у моей дочери и вынюхивал… разное…
Челси это замечание показалось весьма странным, но, когда она попыталась расспросить подробнее, Леверн сменила тему. Было очевидно, что она не желает говорить об этом, и, хотя Челси испытывала злость, все же не могла заставить себя открыто бросить вызов иссохшей, похожей на скелет женщине, совсем недавно бывшей ее энергичной властной бабушкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54