Отец плачет, а мать пьянствуе
т.
Жалко мне ее, она не успела еще пожить, глупышка, о чем-то мечтала, что-то во
ображала и вот умерла, а ее мама пьянствует. Она хотела, чтобы я любил ее, а я
любил Сирье. Так бывает, мы часто любим тех, кто не любит нас.
А южная самба звучит все равно Ц любят люди или ненавидят, живут или умир
ают. Южная самба Ц это жизнь, бесстыжая, милая жизнь, с которой расстаться
никому не хочется.

* * *

Шел по улице и увидел бежавшего мне навстречу человека в приличном темно
м костюме. Опасливо стреляя взглядом по сторонам, он бежал изо всех сил, ст
ремясь оторваться от пожилого полного лысого человека, бежавшего тоже и
зо всех сил за ним. На лице полного человека злоба, глаза устремлены впере
д, в них лишь одно желание: догнать, поймать, уничтожить! Он бежит тяжело, ды
шит часто и хрипло кричит:
Ц Держите! Держите его!
Расстояние между ними не сокращается и не увеличивается. Молодой челове
к в темном костюме перебегает мостовую. Он тоже дышит часто, в его глазах,
беспомощно шарящих вокруг в поисках спасительной лазейки, страх, безумн
ый страх, в них только одно желание: скрыться, спастись. Он исчезает за угл
ом, вслед за ним, по-прежнему хрипло выкрикивая: «Держите! Остановите!», ис
чезает также полный гражданин.
Что мог совершить парень в темном костюме? Конечно, какую-то гадость, инач
е зачем ему было спасаться бегством средь бела дня. Как он бежал… Какие гл
аза… Бог ты мой, какое унижение Ц так бежать, с такими сволочными глазами.


* * *

Темно здесь и одиноко, безлюдно и грустно. Одиночество всегда грустно Во
т там внизу, где светят миллионы маленьких огоньков, Ц жизнь, миллионы жи
зней, миллионы судеб, похожих и непохожих на твою; там, внизу, город, собира
ющийся засыпать после трудового дня; там мир необъятный и сложный. Чтобы
понять его, нужно много знать, а у тебя еще только-только появляются в гол
ове кое-какие мыслишки, совсем еще робкие, неуверенные. Ты здесь высоко, т
очно стоишь во вселенной, будто отделившись от земли в космическом прост
ранстве.
Сегодня я подслушал в вестибюле кинотеатра разговор четырех салаг. Им по
восемнадцать-двадцать лет. Обсуждали между собой, как встретить вора, пр
ибывающего якобы с севера. Решили устроить сбор и преподнести вору деньг
и и как-то достать «ширево», то есть морфий. Этот вор, видимо, наркоман.
Господи, какие наивные! Обсуждают эту проблему Ц где? Ц в вестибюле кино
театра… То, что это глупо, само собой, но как посмотрел я на эти глупые рожи
Ц жаль их стало. Ведь они не знают, что воров уже нет и «закон» давно затоп
тан и забыт. Они еще верят в какие-то традиции Ц в какую-то воровскую чест
ность… Смешно! Какая честность может быть у нечестных людей?
Да, жизнь состоит из миллионов огоньков, у каждого огонька своя судьба, тр
агедия; огоньки гаснут, зажигаются, как и люди умирают, рождаются. А здесь,
где стою я, темно, как в космосе. Но ведь солнце-то есть! Солнце светит днем,
и, чтобы его видеть, нужно уйти из ночи.

* * *

Гостиница Ц дом казенный. Нет здесь домашнего уюта, хотя и чисто, и тепло,
и радио есть. Нет, уют есть, но он не тот, не домашний. Чего-то здесь не хватае
т, чтобы почувствовать себя по-домашнему. Но чего? Наконец придумал.
В любом доме, где живут люди, семьи… имеется будильник. Как можно жить людя
м без будильника? И это Ц тик-так, тик-так Ц звучит так мирно, покойно, обы
денно, напоминая о том, что каждому нужно вставать вовремя, чтобы где-то б
ыть вовремя. Да, когда тикает будильник, кажется, что ты дома.
Я побежал в магазин и купил дешевенький маленький будильничек. Он страшн
о отстает, но неважно, главное Ц тикает. Он тикает и действительно… прият
но. Неприятно лишь то, что он напоминает не только о покое, но и о том, что вр
емя идет… Я не выбросил будильника, а таскаю его с собой в портфеле, где он
не переставая тикает. Однако смешно: вор и… будильник. Куда это годится?
Нахожусь у супругов Сипельгас. Они не знают правды обо мне, как и все люди,
встречающие меня ежедневно. Они знают, что я друг Сирье, и разделяют мое го
ре. Сейчас они куда-то ушли, маленьких муравьишек у них еще нет, и я один. Пр
иведу в порядок свои записи, запишу вот это последнее, а уходя, оставлю их
здесь Ц думаю, здесь они будут в сохранности, куда бы меня ни загнала жизн
ь.
Семь дней тому назад в Каркси-Нуйя, в берлоге скупщика краденого товара п
о прозвищу Вещичка, я встретил долговязого парня по кличке Лис. Лис этот т
оже скрывался от правосудия. Вещичка, знавший мою кличку, щегольнул остр
отой: «Волк и Лис Ц подходящая пара». Лис обещал ввести меня в хорошую ком
панию и позвал с собой. Мне не очень нравилось его кличка, но победила моя
проклятая любознательность. От Вещички, вооружившись лыжами, мы ушли вме
сте. Шли лесами, полями, болотами, и привел он меня в совершенную глушь, в бо
лото, на хутор по названию Трясина. Во дворе нас встретила большая космат
ая дворняжка, весьма ленивая, но, по-видимому, добродушная; она, дружелюбн
о помахивая хвостиком, последовала за нами в дом.
Большое помещение, куда мы попали прямо с улицы, оказалось кухней. Посред
ине стоял длинный стол, заставленный всяческой снедью, за столом восседа
ла веселая компания. Вот здесь меня и ожидал страшный сюрприз. Я похолоде
л, заметив среди пирующих Ораса, узнавая также и других. Здесь были Лонг, Р
ебус (с которым как-то в Вильянди у меня состоялась «любительская» встре
ча на ножах), и даже Каллис, которого в душе не перестаю считать исполнител
ем приговора над Сирье. Остальные пятеро были мне незнакомы. Но и этих зна
комых было более чем достаточно.
Не меньше была удивлена и сама компания. Лис завел меня сюда, совершенно н
е подозревая, какую оказал услугу своим друзьям.
Стараясь сохранить спокойствие, изображая некое подобие улыбки, я подош
ел к Орасу, подал руку. Он ее принял: это уже показалось добрым знаком. Я пот
ряс его противную лапу и в то же время, когда Лис и остальная компания, уди
вленно разинув рты, глазели на меня, заговорил. Говорил, что давно ищу эту
чудесную компанию и мечтаю войти в нее, что чрезмерно рад осуществлению
своей мечты; рассказал, что живу, как сирота, без друзей и пристанища; что г
оним милицией; что надоело вертеться между двух огней и так далее. Они слу
шали раскрыв рты и, когда я кончил, загалдели все сразу. Тогда заговорил Ор
ас, и остальные братья разбойники прикусили на время языки.
Он не мог отказать себе в удовольствии вылить на меня ушат грязи, покрыть
насмешками, но в конечном счете я понял, что шкуру с меня спускать он не со
бирается. Покосившись на Лиса, я заметил, что тот уже сует свою морду в кру
жку с брагой, и убедился, что от него опасность не угрожает (он мог сообщит
ь, что я не очень-то мечтал найти эту компанию). Преподнес Орас брагу и мне,
говоря при этом, что мы как-никак соратники давние, бывалые и тому подобно
е. Он объяснил, что здесь собрались его близкие друзья отпраздновать год
овщину существования их «союза», что завтра, мол, все разъедутся. «Союз»…
Все подделываются под идейных, зная, что эстонцы бандитов не поддерживаю
т. А тут… «борцы за свободную Эстонию». А потом…
Ц То, что к нам пришел, хорошо. Мы тебя принимаем. Зла на тебя не имею, хотя, с
ам знаешь, есть за что… Но как сказано: кто старое помянет, тому глаз вон. То
лько вот что… В общем нужна гарантия твоей верности. Ц Глаза Ораса недоб
ро заблестели.
Я не знал, что могло быть такой гарантией, но мне объяснили. Предложили пой
ти на лыжах в колхоз по соседству и убить женщину Ц Эллу Реги, ярую коммун
истку, которая якобы немало навредила «союзу». Реги жила в маленьком дом
е, на отшибе. Я не мог отказаться и сразу собрался в дорогу. Со мной отправи
лись трое самых трезвых из компании. Хотя у меня было оружие, мне еще дали
парабеллум.
За то время, пока я находился среди них, один лишь Каллис не заговорил со м
ной и держался крайне враждебно; остальные, даже Ребус, выпили мировую.
Выпив по последней чарочке, я и мои конвоиры отправились в путь. Шли гуськ
ом. Один из людей Ораса впереди меня, двое сзади. Когда отошли от хутора ки
лометра на три и втянулись в густую еловую чащу, где наблюдать за мной из-
за густой заросли ельника почти невозможно, я, улучив минуту, упал в снег и
открыл огонь по моим провожатым. С первых же выстрелов уложил двоих, трет
ий, не пытаясь отстреливаться, побежал обратно к хутору. Этого нельзя был
о допустить. Я пошел вслед и скоро стал его догонять. Он, видя это, завернул
в лес, туда его преследовать я не пошел. Вернулся к убитым, забрал еще два п
арабеллума и пошел назад к хутору.
Никогда не думал, что можно так хладнокровно убивать людей, я никогда не б
ыл более спокоен, чем тогда, шагая к хутору. Я даже предвкушал удовольстви
е от предстоящего. На хуторе остались, включая хозяйку, восемь человек и с
обака. Из них мне нужны были двое. Когда я тихонько открыл дверь в кухню, за
столом увидел лишь двоих Ц Лиса и Ребуса, оба были пьяны в дым; они почти н
е обратили на меня внимания. Эти были мне не нужны, и, убедившись, что они бе
звредны, я прошел через полуоткрытую дверь в соседнюю комнату. Там спали
на полу два незнакомых мне члена компании, хозяйка (костлявая старуха) и с
обака у ее кровати. Я подошел к спящим «членам» и конфисковал их оружие.
Еще одна дверь вела из кухни в боковую комнатушку. Осторожно приоткрыв е
е, я увидел Ораса. Он, сидя за круглым столиком, рассматривал какую-то фото
графию. Двое других (Лонг и Каллис) лежали, один на полу, другой на кровати, и
, по-видимому, спали. Наставив на Ораса парабеллум, я тихо окликнул его и, ко
гда он обернулся, выстрелил. На выстрелы двое других вскочили и, ничего не
соображая, уставились на меня. Лонг мне был не нужен, но Каллиса я преврати
л в решето. Поклонившись Лонгу, я закрыл дверь и повернулся к тем двоим, чт
о сидели за моей спиной. Но увидел лишь Ребуса, который беспомощно пыталс
я выбраться на улицу и никак не мог попасть в дверь. Единственный, кто трез
во реагировал на все это, была собака. Она в спальне заскулила, залаяла. Уй
ти мне никто не помешал.
Что же, с Орасом покончено, но что-то устал я физически и душевно. Старею, на
верно. Надоело уже быть волком. Приключения давно потеряли всякую прелес
ть, а счастье… счастье нужно создавать, а не искать. Счастье для меня сейча
с Ц немного покоя. Совсем мало, а достичь невозможно.

* * *

Недавно узнал о разгроме Пузанова. Об этом рассказал Реcт, который, чувств
уя за спиною дыхание правосудия, собрался в неведомые края. Конечно, если
уж Пузо сорвался, что же остается делать Ресту…
Ну, а мне что делать?
Дороги жуликов, мошенников, воров, спекулянтов, всех правонарушителей, г
де бы они ни ходили, ведут в Батарею, и мне не миновать ее. Отвратительное э
то заведение! Но и скрываться надоело, лгать надоело изо дня в день, без ко
нца. Как хорошо было бы говорить о простых вещах, не опасаясь проговорить
ся. Вот проходят мимо окон люди Ц парни, девушки, им весело, они дружат, люб
ят, создают свое счастье. А для меня это Ц словно сказка. И рассказать теп
ерь некому. Каждый день давит меня своей тяжестью, я ощущаю вес каждой мин
уты, каждой секунды, а сколько на свете людей, которые даже и не подозреваю
т, что время имеет вес…
Подбивая баланс, я установил, что, прожив двадцать пять лет, из них тринадц
ать в поисках острых ощущений (от которых весьма заметно отупел), я не знаю
, человек ли я.
Ах, если бы это было возможно, если бы можно было вот так сразу, незаметно п
ерейти из одной жизни в другую, одним махом вычеркнуть прошлое, начать но
вую жизнь. Но нет, это невозможно: чтобы перейти в другую жизнь, нужно идти
туда Ц в чистилище, к аллигаторам, ягуарам, волкам, среди которых ты быть
не хочешь, где тоже ждет тебя одиночество. Нет! Но тебе плохо. Тебя тяготит
одиночество, мучает страх, ты опасаешься недоуменных взглядов прохожих,
вызванных твоим жалким, измученным видом; ты сторонишься смеха, улыбок; у
тебя боли Ц в желудке, в душе, в раненых ногах Ц полная деформация челове
ческого облика. Ты заставляешь себя смеяться над тем, что тебе нужна была
диета… Но что же еще остается? Только смех. Чтобы выздороветь, нужно быть с
ильным, питаться по-человечески, вообще жить по-человечески. И это было б
ы возможно, если бы около тебя была хоть одна любящая душа. А если ты один, с
овсем один? Можно, конечно, не обращать ни на что внимания и… смеяться. Но н
е смейся над теми, кто разделяет твою судьбу и твои чувства, Ц они несчас
тны, им плохо. Да и тебе плохо. Ты Ц вор. Твой удел Ц тюрьма, небытие. Сейчас
у тебя есть свобода, но что она стоит, твоя свобода, в вечном страхе за жизн
ь, за шкуру, перед разоблачением и стыдом?.. Вот именно Ц стыдом. Ты боишься
того момента, когда тебе придется смотреть людям в глаза и рассказывать
им о себе. А кажется, тебе не избежать этого дня. Он неминуемо наступит. Что
тогда ты скажешь? Ты не знаешь. Так надо думать. Если ты что-то хочешь понят
ь Ц пошевели мозгами. Постепенно шарики твои начнут крутиться в голове,
и глядишь Ц что-то поймешь. Вопросов у тебя хватает, и нужно найти ответы.
Помню, как однажды в лагере видел пожилого вора, который меня страшно обр
угал за то, что я его видел плачущим, но после разыскал и извинился.
Я его не понял тогда. Я понимаю его теперь.

* * *

В поезде Таллин Ц Кохтла я так увлекся «Восходом солнца» Гайдна, что не з
аметил, как был арестован. То есть заметил это с опозданием. Именно в тот м
омент, когда у меня потребовали документы. Их было двое. Не скажу, что очен
ь испугался (я внутренне к этому был готов), хотя и не обрадовался. Я сунул и
м свои липовые шпаргалки. Они их, не читая, спрятали в карман, а меня Ц в Бат
арею. Итак, все дороги ведут в Рим…
В общем очутился я в знакомой 60-й камере, и начали меня «раскалывать».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31