Я б
ыл уверен, что мои преследователи сбились со следа. Ан нет…
На четвертый день моего пребывания в сельском хозяйстве, когда я занимал
ся во дворе полезным делом, то есть поил домашнюю скотину Ц кошку, во двор
зашли несколько человек в синих фуражках. Они меня сразу не заметили и сп
росили Роози, которая вышла им навстречу, не у нее ли находится молодой че
ловек «с большими ушами…». Смываться было поздно, и я выставил мои музыка
льные уши на обозрение.
Затем меня поселили в Тырваском отделении милиции в маленькой каморке. З
аботливая Роози снабдила меня продуктами, но все равно было тошно. На тре
тий день моего пребывания в гостях у милиции со мной беседовал представи
тель уголовного розыска из Таллина. Было видно, я им очень понравился, впл
оть до того, что они были не прочь оставить меня навсегда у себя. Выяснилос
ь, что милицию интересует некий Сула и ей известно, что я с Сула знаком.
Это действительно так. Я эту дичность как-то мимоходом узнал, но мне она п
оказалась противной: начав с бегов от алиментов, Сула со временем соверш
ил другие преступления: избил и изнасиловал какую-то женщину, украл свин
ью и наделал много еще всяких гадостей; теперь он скрывается Ц уже трети
й год. Человек этот по натуре грязный, трусливый, и где он или что с ним Ц я
совершенно не знаю. Знал же я его вообще четыре дня, но, по-видимому, о них-т
о и было известно милиции. В милиции откуда-то имелись сведения, по которы
м Сула выглядел крупным преступником, организатором с большим влиянием
в уголовном мире, этакой акулой… На самом деле он своей тени боится, а уж в
лиянием не пользуется даже у сельских собак. Но я об этом (предвидя продол
жение) промолчал. И не ошибся Ц оно последовало.
Имею задание: найти Сула. Через три недели должен буду находиться в Вилья
нди на условленном месте Ц для отчета о своих действиях.
Буду ли я искать Сула? Не собираюсь. Но от милиции я и на этот раз ушел.

Год 1955

Был на родине и разыскал Арно. Я не видел его с того памятного дня, когда пя
ть лет назад оставил у него свою записную книжку. Он женат на хорошенькой (
по моему разумению) женщине, имеет потомков Ц двух сопливых мальчишек. Н
о жить ему скучно… Никакого, мол, удовольствия от жизни: целый день работа
ет, придет домой усталый, измученный, а тут визг, шум, заботы одна за другой;
не жизнь Ц каторга.
Мне, конечно, трудно судить, в чем там дело, но, наверное, он поспешил женить
ся. Ну что мог он знать в восемнадцать лет? Забрал я свою книжку и уехал.
Новый, 1955 год встретил истинно по-волчьи. Попался в Выруском районе истреб
ителям и еле унес ноги. Они гнались за мной на лошадях, а я, упав, вывихнул но
гу. Но все-таки ушел в лес и здесь провалился в старый песчаный карьер. К сч
астью, в лес меня искать не пошли, и ночью я из этого карьера вылез. Но вылез
уже в 1955 году. Остаток ночи провел в коридоре одного человеческого жилья, с
реди юрких и любознательных мышей. Сегодня поеду в Кохтла.

* * *

Совершая ночной обход в одной из гостиниц Кохтла, я наткнулся на личност
ь, которая очень нуждалась в деньгах, потому что кто-то из моих коллег опе
редил меня. Когда я зашел в его спальню, мне казалось, что он, как все нормал
ьные люди в это время (было два часа ночи), спит, но не успел я осмотреться, к
ак он заговорил. Он, конечно, безошибочно угадал, зачем я его в такой час на
вестил и что я за птица, и сообщил мне следующее: в Кохтла он впервые, деньг
и потерял или их украли (разумеется, украли, кошельки в Кохтла не теряются
, их крадут. Это понятно всякому, кто знает, сколько в Кохтла золотых карма
нщиков), и он теперь не знает, как ему ехать домой, а также как им с беременно
й женой дожить до следующей зарплаты. Раздобыть денег иначе, как заработ
ать, он не умеет.
Ц Итак, кроме старых часов и штанов, нет ничего… Ц закончил он.
Я присел на пол у его кровати. Мы познакомились. Он и его жена Ц гитаристы,
работают в каком-то театре. Он держался спокойно и весьма миролюбиво, но б
ыло видно, что он, хотя и не очень обеспечен, относится к тем людям, которые
вряд ли знаются с представителями моего ремесла. В его разговоре были ир
ония, любопытство и отчаяние. Я понял, что с деньгами у него в самом деле ху
до. Он шутил, пытаясь казаться бодрым, но ему было не до шуток. Он рассказал
о своей жене, о работе. Я Ц о своей работе, о том, что тоже очень люблю музык
у.
Ц Скажи, у тебя никогда не бывает угрызений совести? Ц спросил он.
Я признался, что бывает, и рассказал о своих двух системах и о третьей, кот
орую бросил.
Ц Ну, это робингудовщина, Ц протянул он. Ц А почему ты должен так жить?
Ц спросил он опять. Ц Разве тебе нравится такая жизнь?
Чудак человек! Кому же нравится такая жизнь? А впрочем, когда-то эта жизнь
мне действительно нравилась, ведь я же ушел из дома искать приключений…
Только какие же это, к черту, приключения? Это даже не приключения, просто
живет человек, прячется от всех и всего. А во имя чего? Надоели мне они. И пол
учается, что когда-то я их искал, а теперь вроде они меня ищут…
Странно, никогда об этом не думал, но вот зашел в этот номер, нашел этого че
ловека, и вот здесь, на полу, ночью, появились такие мысли, какие никогда ра
ньше не приходили в голову. Я подумал: чего, собственно, я здесь сижу? Я, коне
чно, давно знаю, что мне не следовало бы бежать из дому. И из лагеря я не долж
ен был бежать. Но если бы я не бежал из лагеря, значит, пришлось бы отсидеть
девять лет! За это время и горбатым можно сделаться. Только если бы я не со
вершал побегов раньше, наверное, сидеть бы мне пришлось меньше. Опять «ес
ли бы»!..
Если бы не было Пинкертона Ц я не убежал бы из дому. Если бы не было войны
Ц я не убежал бы в Германию, если бы я не убежал Ц я не расстался бы с мамой
и не попал бы к «лесным братьям», если бы не попал к «лесным братьям», не си
дел бы ни в тюрьме, ни здесь на полу… Так нравится ли мне эта жизнь?
Нет. Но что же мне делать, раз уже нельзя вычеркнуть все эти «если бы»? Если
я сейчас появлюсь в милиции, мне придется сидеть в лагере не девять лет, а,
наверно, больше. А как же тогда Сирье? Она, правда, говорит, что будет ждать в
сегда, что бы ни случилось.
Но разве она понимает, что значит ждать десять лет? И разве она представля
ет себе, кого она дождется через десять лет? А потом, если она не дождется…
значит, я ее больше никогда не увижу? Всё так сложно.
Незаметно мы просидели почти до утра, пока я не спохватился, что мне, навер
ное, полезно будет исчезнуть, ведь я уже успел побывать и в других спальня
х. Предложил ему свою помощь, которую он принял. На том расстались.
Но вот меня занимает вопрос: должен был он принять от меня деньги или нет?!

С одной стороны, он честный человек, не укравший за всю жизнь ни копейки. С
другой Ц жена у него беременна, у него не осталось ни грошa и он в чужом гор
оде.
Как бы поступил я на его места? Я пытался представить себя инженером, арти
стом Ц все равно, не укравшим за свою жизнь ни копейки… И… не получилось.
Я чувствовал себя странно и на вопрос, что бы сделал, оказавшись сам в подо
бном положении, будучи при этом честным человеком, Ц не ответил. Просто р
ешил: «Что-нибудь сообразил бы».
Воровство Ц дело, конечно, рискованное и трудное. Но и работа тоже… всяка
я бывает. Не все люди профессора, директора и не все рабы денег своих. Этот
гитарист несчастный наверняка кое-как концы с концами сводит, и хоть раб
ота его Ц не мешки таскать, он тоже ничего больше не умеет, и отними у него
деньги, что он за дело свое получает, Ц задохнется, как рыба, вынутая из во
ды.
Но постой! Я же просил его, чтобы он мне что-нибудь посоветовал. Он ничего н
е посоветовал. Может, он принял от меня деньги как от человека?..
Очень все сложно, черт побери!

* * *

В этой квартире я был по наколке. Мне сказали, что там есть деньги. По пожар
ной лестнице поднялся на четвертый этаж и взобрался на балкон. Была ночь,
накрапывал дождь. Я снял стекло, открыл дверь и вошел. В квартире было тихо
, тепло, темно. Осмотрел все углы Ц денег нет. Прошел в спальню Ц спящие же
нщины, не разобрал какие. Две кровати, две женщины. Полез под кровать, пощу
пал матрацы снизу Ц ничего не оказалось. Вылезая из-под кровати, увидел о
бувь Ц женские туфли, старые, стоптанные, и детские, тоже старые. У состоя
тельных людей перед кроватью лежат комнатные тапочки, а здесь Ц старые
башмаки… В маленькой тумбочке нашел восемь рублей и мелочь… Разве это де
ньги? Положил на место. Пошел на кухню, увидел на столе письмо.
«Дорогая Карин! Не могу тебе прислать денег до первого. Поэтому постарай
ся протянуть, а там пришлю. Насчет Лейлы не волнуйся, ее там не так уж плохо
кормят. Ей скоро сделают операцию, тогда она и сама не захочет кушать. Ей н
ичего носить не надо. И постарайся ее как можно дольше там продержать. Ты н
е беспокойся, их там кормят хорошо. Она даже поправится, вот увидишь. Насче
т меня не сомневайся, я свой отцовский долг помню…» Брошенная жена.
Подвел меня накольщик, в этом доме не оказалось даже хлеба. Как мне это над
оело! Жил бы я этак пару столетий тому назад, тогда были разные графы, княз
ья, купцы…
С сердцем моим стало плохо, кто-то тянется к нему своей рукой, скребет ног
тями по нему Ц совесть, одно из тех понятий, которых в нашей среде не приз
нают. И правильно делают. Плохо, когда по сердцу скребет совесть.

* * *

Ц А-а-а!
Кто это кричал? Я вскочил как ужаленный. Тотчас кто-то сильно постучал в д
верь. Я быстро оделся, открыл. В коридоре люди.
Ц Товарищ, Ц спрашивают, Ц что у вас случилось, почему вы кричите?
Ц Это разве я кричал? Это не я.
Закрываю дверь. Но кричал я. Мне или мерещилось что-то, или видел что-нибуд
ь во сне… Не знаю. Но это, конечно, кричал я. Потом я лег и скоро уснул. А потом
опять проснулся.
«Мой час настал, и вот я умираю…»
Что это? Музыка где-то Ц ария Каварадосси. Больше заснуть не удастся. Леж
у с открытыми глазами, и, сколько их ни гоню, перед глазами проходят разные
картины. Вот убийство Саши Ташкентского, его зарезали в лагере, в закрыто
м бараке, воры. Я вижу, как он мчится по бараку, а за ним гонятся воры, его нас
тигли, добивают… Потом вспомнил Олега Румяного. Появился страх, безотчет
ный, животный страх. Вскочил, опять оделся, начал бегать из угла в угол, как
привык в тюрьме. Чего я, собственно, боюсь? Милиции? Нет. Смерти? Наверное, да
. Хочется в Таллин. Когда я с Сирье, вроде не страшно.
Нахожусь в одном совершенно чужом, но гостеприимном доме. Пришел сюда вч
ера бог весть откуда и завтра опять куда-то уйду… Но если бы кто знал, как м
не не хочется отсюда уходить!.. И не потому, что это место самое лучшее в мир
е, а потому, что очень надоело бродить, надоело бояться, потому что хочется
жить среди людей, в тепле и покое.
В печи весело потрескивают дрова, из кухни слышатся звон посуды, хлопоты
хозяйки, готовящей ужин, и детские голоса; у моих ног, о чем-то мурлыча на св
оем кошачьем языке, трется белый пушистый котенок. Все такое домашнее, то
лько… я здесь чужой. Я просто попросился на ночлег, но, переутомленный, про
спал сутки, и хозяева, видя, что я очень устал, предложили мне остаться еще
на ночь. Они меня ни о чем не расспрашивают, и я им за это очень благодарен. Н
е часто мне приходится встречать скромных, бескорыстных людей.
Я помню, как однажды был вынужден бежать из одного дома, где также остался
ночевать, потому что случайно подслушал разговор хозяев, собиравшихся з
аявить обо мне в милицию, Ц я им показался подозрительным. Да и что за отд
ых в чужих домах, где никогда не перестаешь опасаться хозяев?! Недавно в др
угом доме, где я остался ночевать, со мной случилась совершенно смешная и
стория.
Этот дом, как и его обитатели, был какой-то особенный. Большой, с просторны
ми, очень чистыми светлыми помещениями, которые были просто и красиво об
ставлены старинной мебелью. В доме жили четыре хорошенькие кошки с белым
и бантиками на шее и четыре опрятные седовласые старухи.
Я очень устал и ни за что не хотел уходить из этого дома, я сутки не спал, бук
вально не стоял на ногах. Старушки согласились дать мне ночлег и повели в
небольшую, тоже очень аккуратненькую комнатушку, где все стены были увеш
аны ликами святых. На столе я заметил громадную Библию.
Мне предложили садиться, откушать, что бог послал. Тоже неплохо, я был голо
ден. Накрывая на стол, они спросили меня, не божий ли я человек. Я? Божий чело
век?! Правда, ориентируясь по обстановке, я держался чрезвычайно скромно.
Видимо, из этого они заключили, что я, возможно, божий человек. Я сказал, что
да, божий, и добавил, что даже окончил духовную семинарию в Тарту. (Бог его з
нает, есть ли она там.) Незаметно одна из них вышла, остальные меня угощали
и занимали благочестивой беседой. Тут тихо открылась дверь, и вошли две с
тарушки; обращаясь ко мне, они сказали что-то связанное с Христом, что име
нно, я не расслышал. Они сели рядышком на стулья и почтительно на меня погл
ядывали. Немного погодя пришел старик и еще одна старушка, потом вошел мо
лодой парень с тупыми бегемотовыми глазами. Все они меня приветствовали
и, перекрестясь, рассаживались. Пока я лопал, их все прибывало, и я начал се
бя чувствовать не очень уверенно.
Они сидели, молчали, смотрели на меня и, видимо, выжидали, когда я кончу тра
пезу. «Что тогда?» Ц спрашивал я себя и старался отдалить эту минуту, пере
сасывая по три раза каждую обглоданную косточку. Ел, ел, но сколько можно
Ц человек не бочка. Кончил. И тут мне говорят, что это собрались братья и с
естры по редкому счастливому случаю, послушать слово божье. Затем мне пр
идвинули тяжелую Библию.
До этого мне проповедовать не приходилось, но я взял Библию и начал читат
ь, как умел, тихим голосом. Ну, а потом своими словами объяснил прочитанное
. Слава богу, Библия, по-моему, настолько запутанная книга, что ее можно тол
ковать по-разному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31