Но и тогда остался не до конца доволен, утверждал, что стекло звенит и искажает звук, когда он играет. В конце концов он придумал завесить окно толстой портьерой. С тех пор Ральф не позволяет никому приближаться к окну. Как закрыл тогда, так пусть и остается на веки веков. В доме Герштейна это табу номер один. Я убежден, что даже Tea не осмелилась бы нарушить его… Странности Ральфа Герштейна нашли выражение и в освещении. Прямо на нотах стояли старинные серебряные подсвечники. Одни свечи почти догорели, другие еще не зажигались. Вокруг одного подсвечника розовела подсохшая липкая лужица вина.
– Свечи зажигали для гостей, – пояснил начальник полиции. – Подсвечники остались от матери. Самому Ральфу их свет кажется слишком ярким. Когда он садится за инструмент, то всегда включает вот эту лампочку.
Начальник полиции включил укрепленную на подлокотнике стоявшего у рояля вращающегося стульчика крохотную лампу с рубиново-красным светильником под металлическим колпачком, Вряд ли Ральф Герштейн при таком освещении мог что-либо увидеть кроме собственной гениальности.
– Лампу он включает для настроения, – продолжал комментировать начальник полиции. – Днем и ночью… В ноты Ральф никогда не заглядывает. Даже, если исполняет чужие сочинения. Но, насколько я помню, его излюбленный композитор – он сам. Самомнения Ральфа хватит на дюжину Бахов… Правда, если бы Бах снискал самое широкое признание в свое время, где бы взял он ту аудиторию, которую обеспечивают в наши дни любому барабанщику миллионные тиражи дисков, телевидение, радио, кино. Даже чокнутый Пророк, окажи ему Ральф протекцию, смог бы, вероятно, пользоваться большей известностью, чем некогда Бах.
– Это у него еще впереди, – пошутил я. – Надо только перейти от проповеди религиозного бреда к каким-нибудь сенсационным авантюрам. Если бы оказалось, например, что Пророк принял участие в нападении на банк или, скажем…
Начальник полиции рассмеялся от души.
– Вполне в александрийском духе, – похвалил он меня.
Поднялся и, наклонившись над роялем, откинул со среднего окна портьеру.
Тотчас раздалось сердитое «черр». Ворона, сидевшая на карнизе, высказала таким образом свое возмущение тем, что нарушили ее покой. Начальник полиции погрозил ей кулаком. Ворона не испугалась, наоборот, пригнув голову, с любопытством заглянула в комнату.
– Терпеть не могу этих птиц, – сказал Грегор Абуш, постучав по грязному стеклу.
Ворона каркнула еще раз, затем нырнула в дождь. Через мгновение я увидел, что она укрылась под большим, уже намокшим зонтиком старушки, на котором уютно устроилась вторая птица. Обе принялись каркать дуэтом. Разбуженная старуха открыла было глаза, но, убедившись, что покупателей по-прежнему нет, задремала снова.
– Попробуйте-ка открыть окно, – предложил мне начальник полиции.
Я попытался повернуть ручку. Но забитая пылью рама не поддавалась.
– Ничего не вышло, – рассмеялся начальник полиции. – Ваше счастье! Тому, кто осмелится прикоснуться к окну, Ральф обещал оторвать голову. Из-за этого окна случалось немало трагикомедий. Однажды некая столичная певица, которую Ральф зазвал сюда, скажем, для постановки голоса, из чисто женского любопытства осмелилась отдернуть портьеру. Трудно поверить, но, честное слово, он ей влепил пощечину. Еще долго после этого жаловался, что рояль-де не звучит как полагается…
Грегор Абуш сочно рассмеялся. Я присоединился к нему. Лишь потом, когда начальник полиции снова завесил окно толстым черным плюшем, мне неизвестно почему пришла в голову мысль, что такой тканью часто обивают изнутри гробы.
Тогда я, понятно, не мог представить себе, что это окно должно сыграть свою роль не только в пикантной трагикомедии, но и в подлинной трагедии с настоящими гробами.
11
Ричард Бейдеван вошел беззвучно.
Он был босиком, в халате. Пробормотав бессвязное приветствие, он, оставляя мокрые следы на ковре, дотащился до бара. Воспаленные глаза перебегали с бутылки на бутылку. То ли не мог сразу отыскать нужную, то ли соображал, что необходимо с похмелья.
Наконец, он остановился на своеобразном коктейле. Налил в стакан «Александрийского нектара», разбавил его патентованной сельтерской, в состав которой входят капли от головной боли, и все это смешал с «Понтийским нектаром».
Напитки, выпускаемые Басани, отличались особенно яркими этикетками, по принципу: чем дряннее содержимое, тем привлекательнее должна быть упаковка. Джин украшал общий вид города с высоты птичьего полета, виски – идиллический пейзаж озера Понт.
Сделав глоток, режиссер взъерошил мокрую после душа голову, словно это могло помочь бороться с остатками хмеля. Пройдя несколько шагов, не зная куда сесть, он наконец избрал вращающийся стульчик у рояля и, повернувшись к нам, громко вздохнул.
– Ужас! Это был бы мой первый настоящий фильм. Все остальные – многосерийная стандартная продукция для развлечения зрителей. Лента могла принести мне подлинную славу… Героиня – своего рода историческая личность, Клеопатра гангстерского мира. Рядом с ней с пистолетом в руке – типичный Антоний… Альберту Герштейну, правда, не хватало опыта, но я не жалел на него сил… Я уже заранее представлял себе, какими впечатляющими будут некоторые эпизоды, особенно сцена в банке, где наш Антоний кладет добычу к ногам обожествляемой им Долли, то есть Теи…
– Может быть, глотнете еще? – предложил начальник полиции. – Если это поможет вам несколько точнее выражать свои мысли, то я не возражаю.
– Какого черта? – возмутился режиссер. – Если вам кажется, что я слишком трезв, отложим разговор до завтра. Вы сможете увидеть меня в полном алкоголическом блеске.
– Обойдемся и без блеска. Я просто боюсь, что мы не продвинемся ни на шаг, если вы будете нести околесицу. Прошу отвечать коротко и ясно, без всяких Антониев и Клеопатр.
– Как я понимаю, это больше не разговор, а допрос?
– Будем считать так. Давно ли знакомы вы с Уолтером Карпентером?
– Если коротко и ясно, вообще не знаком. Но если вы согласны на мою манеру изложения с Клеопатрами и так далее, то могу вам сказать, что впервые встретил его, когда меня нанял Дэрти. Близких контактов у нас не было. До сих пор мы вместе не снимали, не говоря уже о совместной выпивке.
– Кто вам рекомендовал Карпентера главным оператором?
– Дэрти.
– Почему для эпизода ограбления банка вы избрали именно Александрию?
– Не я. Объекты для съемки, обычно, подыскивает оператор или владелец студии. У нас, режиссеров, времени не хватает на такие мелочи, надо гонять актеров, вместе с автором перекраивать сценарий… Месяца полтора назад Дэрти сообщил мне, что ограбление произойдет в Александрии. Они с Карпентером были просто в восторге.
– Отчего?
– «Представьте себе городок, – сказал Дэрти, – где по улицам расхаживают настоящие провинциалы, и все они к тому же или чудаки, или придурки. Местный банк просто диво – четыре дорические колонны, – превосходная натуральная декорация!..» Тогда и решили, что грабить будем именно этот банк. Знай я, как дорого обойдутся мне эти дорические колонны, то скорее бы повесился, чем приехал сюда. Это не город, а какая-то пародия на него. Не случайно мой друг Ральф Герштейн старается бывать здесь как можно реже»
– А ках с Теей Кильсеймур?
– В каком смысле?
– Удовлетворил ли ее выбор Александрии?
– Даже весьма. Она из столицы, и уже давно мечтала о таком захудалом местечке. От этого вашего лягушачьего пруда она пришла просто в восторг.
Могло показаться, что режиссер намеренно издевается над Александрией, чтобы вывести из равновесия начальника полиции.
– Лягушачий пруд? – Грегор Абуш с удовольствием посмеялся. – Очень метко… Но теперь остановимся немного на вашем визите.
– На каком визите?
– Вы сегодня утром посетили Ионатана Крюдешанка?
– Да. И что же?
– Визит ваш совпал по времени с ограблением банка.
– Совершенно верно. Работай вы начальником полиции не в Александрии, а в каком-нибудь более или менее цивилизованном месте, то и сами сообразили бы, что именно поэтому допрашивать меня означает пустую трату времени.
– Почему же?
– Да потому что господин Крюдешанк может засвидетельствовать, что я просто физически не мог находиться одновременно в двух местах.
– Согласен, – улыбнулся Грегор Абуш. – Однако в криминалистике известны случаи, когда преступник, казалось бы, находясь в одной точке, фактически был совсем в другой.
– Чувствую себя польщенным. Однажды вы уже меня назвали преступником, надо думать, что наш разговор будет на редкость увлекательным.
– Вы меня неверно поняли. – Грегор Абуш пожал плечами. – В моих глазах вы свидетель, и как таковому я рекомендую вам взвешивать каждое свое слово… Вы были у Крюдешанка один?
– Да.
– Хотя и поехали вдвоем.
– Тоже верно. Меня сопровождала Tea Кильсеймур.
– По вашему предложению?
– А какое это имеет значение? Мне кажется, вы погрязнете в совершенно ненужных мелочах, хотя сами напомнили, чтобы я не отвлекался, – рассердился Ричард Бейдеван.
– Это не мелочи. Отвечайте, пожалуйста!
– Она сама пожелала. Заключила со мной пари.
– Какое?
– Хотя Крюдешанка и считают женоненавистником, она докажет, что нет правил без исключений. Поспорила, что Крюдешанк клюнет на нее. Но когда этот чудак открыл дверь и увидел женщину, его чуть удар не хватил…
– Значит, вы гостили у Крюдешанка один?
– Вы хотите, чтобы я талдычил одно и то же? Я не какой-нибудь попугай!
– А где в это время находилась Tea?
– Сказала, что вернулась домой.
– Расскажите подробней о том, как вы гостили у Крюдешанка.
– Вы только что велели мне отвечать только на вопросы.
– Кто-нибудь заходил к нему, пока вы там были?
Режиссер, вскочив, быстро направился к бару.
– Сейчас мне действительно стоило бы еще выпить для укрепления памяти… Как профессионал я великолепно понимаю, что означает подчеркнуто безмятежное выражение вашего лица.
– Как профессионал? – переспросил начальник полиции с деланно наивным удивлением.
– Как профессионал, которому не раз доводилось снимать комиссаров полиции в третьеразрядных телевизионных боевиках. Во время допроса они ловко вытягивали у преступников признание, что их алиби сконструировано искусственно.
– К вашему это, естественно, не относится?
– Разве только в том случае, если вы посчитаете, что Ионатан Крюдешанк способен намеренно извратить истину. Он подтвердит, что я ни на миг не оставлял гостиную.
– А сам он? Вы ведь были вдвоем, не правда ли?
– Не понимаю…
– Он оставался все время с вами?
– Не совсем так. Когда позвонил Дэрти, Крюдешанк вышел в кабинет, где находился телефон.
– Значит, все же… – пробормотал Абуш, – принимая во внимание, что слуги не было в доме, а он сам…
– Вы неплохой рыболов, господин Абуш, – улыбнулся Ричард Бейдеван. – Всегда ловко забрасываете удочку… Но рыбка все же уплывает. Кабинет находится рядом с гостиной, а не в другом конце дома. Двери, правда, были прикрыты, но я слышал каждое слово. По-моему, это достаточное доказательство.
– Ну, видите, не такой уж я хороший рыболов… О чем же Крюдешанк говорил с Дэрти?
– О той же самой проблеме, из-за которой пришел и я.
Крюдешанк в принципе был согласен с тем, чтобы эпизод ограбления сняли в его банке, но внезапно заупрямился. Вчера вечером, узнав, что приехал сам Дэрти, он сразу позвонил ему, чтобы выторговать более выгодные условия…
Утверждение Бейдевана показалось мне сомнительным, но в конце концов я вспомнил, что вчера вечером кто-то действительно разговаривал по телефону с Дэрти. Сам я в это время сидел в ванной, с удовольствием позволяя теплым струйкам душа смыть дорожную усталость. В ванне и заснул. Наверное, проспал бы там довольно долго, не разбуди меня Дэрти. Велел быстренько одеться, так как в баре нас уже ждет хозяин мотеля Хуго Александер. С кем Дэрти говорил по телефону, он не сказал, да я и не спрашивал его.
Заодно я неизвестно почему вспомнил один нюанс в его поведении, которому вчера не придал значения. С точки зрения сегодняшних событий, он приобретал теперь иной характер, усиливая подозрения.
Когда мы сидели в баре, Дэрти к концу крепко заснул там же в кресле. Однако, когда мы вернулись в свой номер, он неожиданно сообщил, что, поскольку спать больше не хочется, выйдет подышать свежим воздухом. После этого я моментально погрузился в такой глубокий сон, что очнулся только к утру.
Сейчас, прислушиваясь к голосу режиссера, я ломал голову, пытаясь сообразить, когда же Дэрти вернулся домой и где он был. Встречался с Альбертом?
Ричард Бейдеван продолжал свой рассказ:
– Крюдешанк настаивал на специальных титрах в фильме: «Эпизод ограбления снят в Александрийском банке „Палата Гермеса“. В наши дни многие предприятия жаждут такой рекламы… В одном моем фильме была сцена, где преследуемая негодяем девушка спаслась, затерявшись в огромном гурте овец. Их хозяин настаивал, чтобы на экране в соответствующем месте появился такой текст: „Овцы породы меринос, выращены на такой-то ферме, дают в год столько-то мяса, столько-то шерсти“.
– Словом, вы уже заранее знали, какая тема будет обсуждаться во время телефонного разговора, – заметил начальник полиции.
– Конечно! Можно было также предвидеть, что он достаточно затянется. Судя по тому, что я услышал сквозь двери, торговались они упорно.
– Сколько времени Крюдешанк говорил по телефону?
– Минут двадцать. Возвратившись в гостиную, он напоминал собой участника марафонского забега: по лицу ручьями струился пот, голос прерывался от одышки… Сказал, что Дэрти ждет меня у телефона, чтобы утвердить окончательное соглашение. Я поспешил в соседнюю комнату, но когда подошел к телефону, оказалось, что связь оборвалась.
– Спасибо! Вы меня, пожалуй, убедили, – сказал начальник полиции. – И все же я вынужден повторить прежний вопрос. Вы кого-нибудь встретили у Крюдешанка? Не считая, конечно, его самого.
– Позвольте припомнить! Конечно же! Почтальон! Он пришел почти одновременно со мной, принес какой-то журнал и посылку с диском «Мессы» Генделя в исполнении Лейпцигского хора мальчиков… Крюдешанк так обрадовался, что тотчас же поставил пластинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38