Она просительно посмотрела снизу вверх на высокого строгого господина. Он поднял ее на воздух и передал в подставленные руки Ангелины, зная, что та вырастила шестерых детей и, конечно, великолепно управится с девчуркой. Розалия не выразила протеста. Она доверчиво положила головку на плечо поварихи.
Когда они в сопровождении Буффона покинули залу, Мерседес сказала:
– Твоя дочь быстро освоится в новой жизни. Она смела и любознательна.
– Ты высказала вслух то, о чем я подумал. У нас стали появляться одинаковые мысли. К чему бы это?
– Для нас обоих поездка прошла удачно. Она сблизила нас. Оказывается, ты легко сходишься с детьми. Я и вообразить подобное раньше не могла.
Ник усмехнулся.
– Я тоже. Кажется, мне по душе роль отца. – Он придвинулся к ней поближе. – Теперь нам обоим надо потрудиться, чтобы сделать тебя матерью.
Теплое дыхание его грело и слегка щекотало ей щеку. Мерседес была уверена, что если поднимет глаза, то увидит на его лице вечную издевательскую ухмылку. Отстранившись, она тотчас перевела разговор в другое русло.
– Я велю Лупе приготовить комнату для Розалии – ту, что в конце коридора.
– Это детская для наследника, которого ты мне подаришь! – тут же возразил он.
Николас знал, что Мерседес выбрала эту комнату потому, что она примыкает к ее спальне.
– Сейчас она свободна, – отрезала она, не желая вдаваться в спор.
– Твоя спальня тоже свободна, так как с сегодняшнего дня ты будешь спать со мной!
Ник заметил, как она вздрогнула.
– Может быть, ты позволишь мне иметь хоть что-то свое? Хозяйка всегда имела свои личные покои. Так и был спланирован этот дом.
– Этот дом был построен моими предками в расчете на несчастливые браки. Я не собираюсь жить, как они, – решительно произнес он.
– Ты жил, как они, до сегодняшнего момента! – высказалась она с горечью.
Видение мужа в объятиях Инносенсии снова ожило в ее воображении.
– Мне кажется, что твой брак ничем не отличается от остальных.
– У нас появился второй шанс, – сказал Ник примирительно, желая во что бы то ни стало не отпускать ее от себя в одинокую спальню – особенно сегодня ночью.
Для него было тяжким испытанием лежать рядом с ней у походного костра и не иметь возможности утолить свое желание. На обратном пути Розалия спала между ними. Впервые в жизни Николас Фортунато тосковал по женщине. Но судьба теперь отдала под его опеку уже двух женщин, и обе по праву принадлежали Лусеро Альварадо.
Мерседес прочла в его лице решимость покончить с неопределенностью в их отношениях. Если она воспротивится его планам, он просто войдет в ее комнату и силой заберет к себе. Она не сможет помешать ему. А захочет ли она помешать? Невольно эта мысль пришла ей в голову. Чтобы он не догадался, Мерседес поспешила объявить:
– Я сама посмотрю, как лучше разместить Розалию. И позабочусь о ванне для тебя. Твои раны надо лечить.
– Я рассчитываю, что ты придешь лечить меня после купания. Страждущий нуждается в лекаре.
– Ты сам уверял меня, что это лишь пустяковые царапины и что ты получал раны посущественнее, – напомнила она.
Он рассмеялся, и его смех преследовал Мерседес, пока она спускалась по лестнице.
8
Мерседес сидела перед большим овальным зеркалом у себя в спальне и расчесывала волосы – ежевечерний ритуал, выполняемый ею в последние годы самостоятельно с той поры, когда число прислуги в доме уменьшилось. Она приучилась ценить уединение и успокаивающий ритм этого процесса после долгого дня, заполненного трудом.
Но сегодня она не могла расслабиться, зная, что супруг в любой момент может вторгнуться сюда через дверь, соединяющую обе спальни.
Лусеро покинул ее по окончании ужина и расположился в своем кабинете в компании с графином бренди и сигаретами.
Мерседес навестила Розалию, чтобы убедиться, что девочка освоилась в новой обстановке. Так как Розалия мирно спала, Мерседес ничего не оставалось, как заняться собой. Добрая порция выдержанного бренди из запасов дона Ансельмо могла бы придать ей мужества, но, чтобы добраться до нее, ей надо было войти в кабинет, где удобно устроился Лусеро.
– Он меня не дождется! – вслух объявила Мерседес самой себе и ускорила ритм расчесывания волос, нервно проводя по ним щеткой.
Рассматривая свое отражение, она размышляла о том, как время и испытания изменили ее. Трепетная школьница превратилась в волевую женщину, знающую себе цену и оберегающую собственную свободу. Угроза возвращения Лусеро нависала над ней всегда, все четыре года, но она примирилась с ней, чувствуя, что может сохранить свое нынешнее положение, заключив некое соглашение по поводу их обоюдно нежеланного супружества. Он доказал ей еще до своего отъезда, что не питает ни малейшего интереса к ней. От нее требовали лишь выполнения священного долга женщины – рождения наследника Альварадо. Мерседес надеялась, что после этого он вообще оставит ее в покое, в изобилии находя постельные утехи на стороне. У каждого будет своя жизнь. Он милостиво позволит ей растить сына и поддерживать в Гран-Сангре порядок.
Но Лусеро опрокинул все ее надежды, нарушил все правила. Этот новый Лусеро смотрел на нее с затаенным огнем в глазах и добивался большего, чем она была способна дать. Гораздо большего, чем она хотела дать ему.
Николас молча отворил дверь и прислонился к косяку с хрустальным бокалом, наполненным бренди, в руке. Он с интересом наблюдал за вечерним туалетом жены. Он убедился, что она погружена в размышления, по всей вероятности, именно о его персоне. Наступит время, и Мерседес сама будет прибегать к нему в постель, словно влюбленная девчонка. Он добьется этого, если проявит терпение и постепенно избавит от всей чепухи, которую внушили ей в монастыре. Самое же сложное было заставить ее забыть обо всех унижениях, которым подвергал жену эгоистичный и развратный братец.
Но сможет ли он быть терпеливым? Так искусно сыграть в эту игру? Пульс его начинал биться учащенно при одном взгляде на нее.
Мерседес сидела на низкой скамеечке. Ее спина была соблазнительно выгнута, упругие груди двигались при каждом взмахе щеткой над головой. Тонкий халатик из мягкой ткани хорошо обрисовывал все изгибы ее тела. Он гадал, надето ли что-нибудь под этим халатиком, и мечтал о том, как сдернет с нее эти покровы и полюбуется гладкостью ее бархатистой кожи. Свечи оживляли ее золотые локоны бликами и тенями. Волосы струились по ее плечам и спине потоками расплавленного металла.
– Позволь нарушить твое одиночество?
Не дожидаясь ответа, Николас вошел в ее спальню, парой шагов покрыл разделяющее их расстояние и поставил бокал на туалетный столик.
– Ты всегда будешь подглядывать, как вор?
От этих ее слов лоб Ника прорезала морщинка:
– Прости. Привычка, усвоенная на войне.
Он взял щетку из ее вмиг ставших безжизненными пальцев. Крепко сжав плечо Мерседес, Ник вновь повернул ее лицом к зеркалу, и они вместе посмотрели на свое общее отражение. Глаза ее в этот момент казались неестественно огромными. В зрачках вспыхивали золотистые искорки. Как они гармонировали с цветом ее волос! О чем она сейчас думала? По краске, залившей ее щеки, по бешено пульсирующей жилке на тонком горле он догадался, о чем…
Улыбка медленно скривила его губы, когда он начал водить щеткой по ее волосам, заменив ей горничную.
– Сколько в тебе огня, Мерседес! Искры так и сыплются из твоих волос.
– Холодный ночной воздух тому причиной, – произнесла она бесстрастно в надежде, что своим равнодушием остудит любой его порыв.
– Значит, мне придется разогреть тебя, если вокруг так холодно.
Она гневно выпрямилась в ответ на его самоуверенный тон и циничную ухмылку на лице. Он слишком нагл, слишком напорист, слишком верит в свою власть над ней. Это свойственно Лусеро, но прежний Лусеро не удосуживался затевать с ней какую-либо игру.
Мерседес не могла больше встречаться с его взглядом в зеркале и отвернулась. Созерцание того, как она сидит бледная, с расширенными глазами, миниатюрная и хрупкая, а он возвышается над ней, как башня, было невыносимым.
На нем была та самая белоснежная рубашка, что и за ужином, но он распустил шейный платок и расстегнул все пуговицы до пояса, открыв взгляду заросли волос на бронзовой груди. Она видела следы недавнего жуткого кинжального поединка, о котором не могла вспомнить без содрогания.
Рукава Николас закатал до локтей, и мускулы на руках играли под кожей, когда он орудовал щеткой.
Его запястья были на удивление тонки, пальцы длинны и красивы. Она не в состоянии была отделаться от воспоминаний, как эти руки касались ее тела. Терпеливые руки, умные, ласковые. И губы!
Мерседес украдкой бросила взгляд на его отражение в зеркале. Он был бос и одет только в рубашку и панталоны. Неудивительно, что она не слышала его приближения.
Не дождавшись ответа на свой провокационный вопрос по поводу согревания в холодную ночь, Ник отложил щетку в сторону и начал пропускать пряди ее волос меж пальцев.
– Они струятся, как золотая шелковистая пряжа, – шептал он, гипнотизируя ее голосом.
Как только ему удалось приспустить ее халатик с плеч и открыть взгляду край белой ночной рубашки, лукавая улыбка соблазнителя расплылась по его лицу.
– Я так и думал, что ты выберешь на ночь одеяние девственницы, но ведь ты уже не девственница, моя женушка.
Мерседес резко встала, повернулась к нему лицом и развязала тесемки рубашки плохо слушающимися пальцами.
– Делай со мной, что тебе нужно, Лусеро, и кончай с этим побыстрее.
– О, какая маленькая храбрая мученица! Тогда почему, если ты испытываешь ко мне отвращение, тебя так возбуждает…
Ник не закончил фразу, а решил на деле показать, что он имел в виду.
Его пальцы коснулись кружевной оборки ее рубашки, спустились ниже и стали гладить кончики ее грудей, рельефно натягивающих полупрозрачную ткань.
Она отпрянула, рассерженная, но не раньше, чем острое наслаждение буквально пронзило ее тело. Соски отреагировали на его прикосновение, мгновенно отвердев.
Она ощутила ноющую, но сладостную боль в груди и где-то в глубине живота.
Мерседес знала, что он догадывается о ее ощущениях. Вероятно, ему было известно заранее, что она почувствует, когда он дотронется до нее. Слезы досады и стыда за себя готовы были вот-вот пролиться из ее глаз, но усилием воли она сдержала их.
И руки ее остались неподвижными, хотя ей пришлось бороться с отчаянным желанием закрыть ими от его взгляда свое предавшее ее тело.
– Уступи мне, Мерседес. Ты же сама знаешь, что твое тело жаждет того, что я могу дать тебе.
Его руки теперь гладили ее руки. Потом он потрогал ее ключицы, наблюдая с интересом, как каждое его прикосновение заставляет ее учащенно дышать.
С некоторым раздражением он произнес:
– Как старается моя жена скрыть свою чувственность… спрятаться, как улитка в раковине.
– Я больше не боюсь тебя, Лусеро!
– Ты готова исполнить свой долг, не так ли? И не более того?
Он продолжал дразнящую ласку, чувствуя под тканью горячую ее плоть. Затем Ник принялся гладить ее нежную шею там, где ощущалось бешеное биение пульса, несмотря на ее внешнюю холодность.
– А что еще ты хочешь получить от меня? Чтобы я увивалась вокруг тебя, плясала, как ведьма на костре, наподобие твоих шлюх?
– Забудь про моих шлюх! У нас с тобой все по-другому. Ты не должна вспоминать про них при мне, поняла? – Он произнес это сквозь зубы, начиная терять терпение.
– Принимая во внимание, что свидетельство твоих прошлых утех спит в соседней комнате, не вспоминать о них довольно трудно.
Глаза Николаса сощурились до маленьких щелочек. Вид его был грозен.
– Я думал, что ты рада появлению в доме ребенка.
– Я… да, я рада. Но я не хочу ссориться с тобой из-за Розалии. Она лишь невинная жертва. Но я тебя не понимаю в последнее время – если когда-нибудь вообще понимала. Я не могу быть похожей на Инносенсию и прочих…
– Ты не должна быть похожей ни на кого на свете! Ты моя жена!
Ник прижал ее к себе одной рукой, а другой ухватил за волосы, сжав несколько прядей в кулаке, повернул лицо Мерседес к себе, чтобы наградить ее пылким и властным поцелуем в губы.
Когда его горячий ищущий рот слился с ее ртом, а язык проник внутрь, она не сопротивлялась, а подчинилась его порыву. Он раздвинул ее губы, и их языки сплелись, затеяв свою игру. Ее руки вскинулись вверх, ладони уперлись ему в грудь, не отталкивая его, но и не обнимая.
Она хотела бы остаться безучастной, позволить урагану его страсти миновать ее, но это оказалось невозможным. Обожженная пламенем, бушевавшим в нем, вдохнув запах его пота, порожденного вожделением, Мерседес ощутила, что рассудок покидает ее. Она слышала, словно бы издалека, его голос, вкрадчивый и манящий, шепчущий слова любви ей на ухо, перемежая их поцелуями. Как могла она противостоять этому напору!
Медленно, очень медленно Николас выпрямился и взглянул на нее сверху вниз с высоты своего роста. Грубое и неоспоримое доказательство его желания беззастенчиво упиралось ей в живот. Он дышал с трудом и дрожал от похоти. И все же она не ответила ему встречным порывом, заставляя себя сохранять пассивность.
– Черт побери! Брось притворяться! Покажи, какая ты есть на самом деле! – со злобой процедил он и каким-то хищным, дикарским движением вскинул ее на вытянутых руках и понес в свою спальню.
Ногой Николас затворил за собой дверь, шагнул к кровати и швырнул ее на простыни, словно тряпичную куклу. Затем он скинул рубашку и приспустил штаны, которые стали невыносимо тесны для него.
Он оскалился в недоброй ухмылке.
– Убедись сама, как ты действуешь на меня. Мужчины, к сожалению, не имеют возможности скрыть свое желание.
Ник отбросил панталоны в сторону и опустился рядом с ней на кровать, задрал подол ее ночной сорочки и сквозь зубы выругался при виде того, как ее стройные ноги невольно плотно сдвинулись.
Вот так и было, когда Лусеро брал ее. Ник ясно представил это себе. Мерседес бессознательно вела себя так с мужем в постели, зная, что он возьмет ее силой, а потом покинет ради развлечений на стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57