– Чего зря деньги тратить?Неферит понимающе усмехнулась.– Остановимся в ксеноне, – предложил Искандер, – так тут гостиницы зовутся. Не «пять звезд», но…– Ты прав, – согласился Сергий. – На постое постоять не мешало бы…– А лучше – полежать… – проворчал Гефестай. – Я как дядька Терентий стал – страдаю по утрам онемением тела! Доски эти…Контуберний двинулся по главной улице Мемфиса.Она была шагов в тридцать шириной, вымощенная гранитными плитами. Самые низкие здания поднимались на три этажа, самые высокие достигали пяти. Постройки, подтверждая древнее название города – «Белые Стены» – были молочно-желтыми, но попадались и красные, и голубые, и зеленые. Все первые этажи занимали лавки, у их дверей орали зазывалы, коптились на солнце рассыльные и рабы с носилками. По мостовой грохотали телеги, запряженные волами, или легкие повозки, влекомые осликами. Водоносы, лоточники, цветочницы, воры-карманники, торговцы копченой рыбой, финиками, виноградом, гадалки, бродячие жрецы, рабы и свободные осуществляли бестолковое броуновское движение. Римские легионеры, преющие в доспехах, и египетские полицаи в коричневых рубахах до колен, в полосатых передниках в красную и голубую полоску, с большими ножами на поясах и здоровенными палками в руках, проходили сквозь толкучку свободно, словно гнали перед собой волну почтения и боязни.– «Нефер-неферу»! – прочел Искандер вывеску над главными воротами ксенона на углу. – А что такое «нефер-неферу»?– Это значит «лучший из лучших»! – перевел Уахенеб.– Скромно и со вкусом! – оценил Эдик.Ксенон занимал огромный четырехэтажный дом со множеством узких окон, закрытых от солнца деревянными решетками и холщовыми занавесками. Первый этаж был отдан под харчевню, остальное занимали номера. Контуберний вошел в обширный внутренний двор, выложенный грубой мозаикой. Посреди двора имелось возвышение, занятое парочкой мрачных верзил с дубинками – местных надсмотрщиков. Они все поглядывали на столовую под полотняным навесом, где угощались гости из бедных сословий – солдатня, матросня, мостясь за длинными каменными столами на плетенных из тростника табуретках. Постояльцы платежеспособные и знатные трапезничали на галерее.– Туда! – показал на галерею Сергий.Контуберний горячо поддержал командира – здоровые желудки давно требовали завтрака.По лестнице скатился толстый, лысеющий эллин, видимо, хозяин ксенона. Он просто сиял и плющился от радости.– Пожалуйте, пожалуйте, достопочтенные господа! – тараторил толстяк, всплескивая по-женски пухлыми руками. – Проходите, отцы и благодетели мои! Есть молодая гусятина, свежайшие куропатки, отличное жаркое из антилопы! А вино какое!.. – он закатил глаза в пароксизме восторга и зачмокал мокрыми губами. – Или вы хотите сначала утолить свое благочестие? Имеются благовония хекену, иуденеб, хесаит, тишепсес, мирра, ладан, кифи для святых жертвоприношений по самой сходной цене!Сергий поднял руку, затыкая фонтан красноречия.– Сначала обед, – приказал он, – и… три комнаты для отдыха.– Две комнаты, – спокойно поправила его Неферит.Эллин покосился на жрицу, облизал вдруг пересохшие губы, и мелко закивал.– Эй! – крикнул он в сторону харчевни. – Тени, Абет, Имтес! Живо накройте обед на девять персон! Шерау! Подай нашим благодетелям кувшин александрийского!Контуберний в полном составе прошел на галерею, где было заметно прохладней, чем в душном провале двора. У тонких колонн, поддерживавших навес, стоял большой стол, уставленный плетеными корзинками с тонкими лепешками, сложенными вчетверо, фруктами и копченым сыром, расписными кувшинами с вином, пивом и водой. Солнечные лучи, проникавшие под навес, расщеплялись шторами из разноцветных палочек, колыхавшихся между колонн. Пойманный свет линовал в тонкую полоску расставленные столики, стулья и скамьи. Народу на галерее было мало, в основном римские офицеры в одних туниках, бритоголовые жрецы и мелкие сановники в снежно-белых длинных одеждах из мелко плиссированной легкой материи. Между двумя дверьми в номера сидел на корточках писец и составлял счета, вписывая туда каждый проглоченный кусок.Один из постояльцев, краснолицый мужчина в вонючей тоге, с шеей, короткой настолько, что чудилось, будто его круглая голова в бисеринках пота была насажена прямо на широкие плечи, встал и шагнул навстречу контубернию – то ли пьян был, то ли нагл до неприличия. При виде Неферит глаза его замаслились.– Пройдем ко мне, крошка, и я разрешу тебе поиграться с одним очень большим предметом!Сергий коротко, без замаха, ударил наглеца под-дых. Тот согнулся, сипя от натуги, и Лобанов провел хук справа. Краснолицего приподняло над уровнем пола и швырнуло на перила. Хрупкие балясины не выдержали, мужчина полетел вниз, нелепо задирая волосатые ноги, и рухнул на холстину навеса. Холстина была крепка – выдержала, только опорный столб затрещал. Подброшенный навесом, краснолицый совершил кувырок назад и приземлился на мозаике. Надсмотрщики, радуясь работенке, бросились к обалдевшему постояльцу, подхватили его под белы рученьки и увели. Писец, сохраняя лицо бесстрастным, подошел к пролому в перилах, выглянул. Пошевелил губами, считая убытки заведения, и сделал приписку к счету.Подвыпивший офицер, сидевший за столиком напротив, гулко захохотал, откидывая голову.– Правильно! – вскричал он. – Туда его, вонючку!Его сосед, коротко стриженный малый, в котором тоже угадывалась военная выправка, одобрительно заворчал.– Кого я хоть двинул? – спросил Сергий, разминая пальцы.– А, пустяки, – отмахнулся офицер, делая широкие жесты. – Какая-то мелочь пузатая… О! За это надо выпить.А тут и кучерявый Шерау подоспел, приволок кувшинчик александрийского, красного игристого. Две невольницы-нубийки мигом накрыли на стол, и голодный контуберний задал работы писцу – глубокие закрытые тарелки-патины, чашки и кубки так и мелькали, наполняясь и опорожняясь с завидной скоростью.– Значит, так… – сказал Сергий внушительно, дождавшись, когда Гефестай расправится с куропаткой. – Мы с Неферит идем… э-э… куда, вам знать необязательно, ибо сказано: во многих знаниях – многия печали. А вы пока пробегитесь по городу, обнюхайтесь, гляньте, не наследила ли тут одна рептилия. Сбор здесь!– Бу-сде! – осклабился Эдик, и тут же наябедничал: – А Неферит не доела.Жрица фыркнула и ответила в том духе, что набирать привес и походить на бегемотоподобную богиню Туэрис не намерена.– Пошли, – сказал Сергий и подал руку паллакиде.Та грациозно встала и пошла рядом с Роксоланом. Только тут он заметил, что девушка высока – всего на полголовы ниже его ростом. Неферит взяла Сергия под руку, и по спине у него пробежал холодок услады. Девушка не шла, а дефилировала, привлекая взгляды походкой, имевшей характер эротического танца.– Ты танцуешь? – спросил Сергий.Девушка искоса посмотрела на него.– Это заметно?– У тебя хорошо развиты «танцевальные мышцы».– То есть? – спросила с интересом Неферит.– Ну, ягодичные мышцы, мышцы живота, мышцы бедер…– А-а… Что ж ты хочешь, я пришла в храм Исет… Изиды маленькой девочкой, а когда мне стукнуло семнадцать, я исполнила свой первый ритуальный танец.– Станцуешь мне?– Обязательно!Они вернулись на набережную, и зашагали к центру города. Там, где Нил огибал дамбу для наведения наплавного моста, набережная расширялась в просторную площадь, обсаженную громадными раскидистыми сикоморами. Две пальмовые аллеи, мощенные гладкими каменными плитами, шли развилкой от западной стороны площади, украшенные двумя блестящими полированными обелисками. Когда-то, во времена фараонов, эти огромные иглы по пятьдесят локтей высоты были облеплены листами ярко-желтого азема – сплава золота и серебра, и горели на солнце так, будто плавились. Теперь же о былом великолепии напоминали лишь золотые навершия обелисков. Словно настроившись на волну Сергия, Неферит тихо проговорила, кивая на плиты под ногами:– В давние-давние времена их покрывали раскатанным серебром… В полдень аллея была рекой белого пламени, отражая Ра, а в полночь свечение было холодным, как звезды…Лобанов не стал уверять жрицу в том, что звезды – это колоссальные шары горящей материи, удаленные на чудовищные расстояния, а просто кивнул, соглашаясь.– Ты сожалеешь о той поре? – спросил он.– Не знаю. Что было, то прошло…– Это верно… Ну, идем?– Подожди, – удержала Сергия Неферит и показала на обелиски, – мы должны прийти, когда Ра окажется между столпами, как будто это рога Исиды!– А смотреть надо именно отсюда?Неферит кивнула.Ожидание не затянулось – солнце уже выкатывало свой белый диск из-за правого обелиска.– Идем! – решительно молвила жрица. – Ур-маа давно обещал сводить меня в подземелье храма, когда «наступит день и придет час». Я помню его слова. «Путь укажет Исет! – говорил ур-маа. – Как жаждущий в пустыне идет от колодца к колодцу, так и тебе одолевать путь к Крепости-души-Дхаути. Путь сей длинен и опасен, и крепкие двери преграждают его. Число этих дверей – четыре. Сколько столпов „сехент пет" держат небо над миром, столько и дверей…»– А кто такой ур-маа? – поинтересовался Сергий.– Это степень священства, – объяснила Неферит. – Ур-маа – значит «великий зрением». Сенноджем сын Саанахта настолько стар, что уже забыл имя свое… Он верховный жрец Исет.– Ясно… Я понял так: чтобы добраться до сокровищ Хи-ку-Дхаути, надо сыскать ключи от четырех замков и отпереть четыре двери?– Ты правильно понял, Сергий, – склонила голову жрица.– И чего желает сердце твое, Неферит? – спросил Лобанов, уподобляясь египетским речевикам.– Мы должны первыми снять печать с дверей Хи-ку-Дхаути! – с чувством заговорила девушка. – Нельзя, чтобы Зухос умножил свою силу. Тогда опустится ночь, и Сетх будет потирать свои красные лапы в злобном торжестве… Пусть великая тайна будет открыта нам одним, и боги укажут путь!В конце аллеи вырастали исполинские пилоны в пятьдесят локтей высотою – башни с наклоненными стенами, между которыми находился вход в храм Изиды. Стены пилонов были покрыты огромными рельефами, изображавшими Изиду, Благостную Праматерь, Вестницу Непостижимого, кормящую грудью малыша Хора. Голову Изиды продолжали изогнутые рога, между которых был вписан солнечный диск.– Мы пришли! – с легкой дрожью в голосе сказала Неферит, и толкнула гигантскую створку храмовых дверей, обитую бронзовыми листами со сверкавшими фигурами из азема.Подвешенная на литых петлях, створка плавно повернулась, впуская свет в полутьму святилища. Внутри храма теснились чудовищно тяжелые колонны, стройными рядами уходя во мрак. Яркие росписи пестрили стены в несколько ярусов, изображая рождение и смерть бога Усира, имя которого эллины переиначили в Осириса, зачатие его сына Хора, его битву с Сетхом, богом зла и неправды.Неферит, мелко ступая, приблизилась к гигантской статуе Изиды, вырубленной из розового гранита, и протянула к ней руки.– О Ты, которая всегда была, есть и будешь, – светло и ясно проговорила девушка, – Ты, Многоликая и Многоименная, истинного имени коей назвать нельзя; Ты, Измерительница Времени, Посланница Богов, Охранительница миров и всех существ, их населяющих; Матерь вселенной, до которой было лишь Ничто; Ты, Творящая, но Несотворенная; Светозарная Подательница жизни, Исполнительница Воли Непостижимого и предначертанного Провидением! Услышь меня! Яви свое сияние, и пусть дух Твой осенит нас! Я исполняю волю Твою, помогая моему спасителю, ибо ему суждено лишить сердце Зухоса биения и погасить искорку Кау! По верованиям египтян, человек состоял из четырех элементов: тела, его астрального двойника Ка, телесной души Ба и искры жизни Кау, которую в него вдохнул божественным творец.

Снизойди к Сергию, укрепи силы его, дай пройти ему Путем Четырех Врат!Паллакида смолкла и опустила руки, поникла головой так, что ее длинные вьющиеся волосы закрыли волною лицо.
Неферит взяла Сергия за руку, и повела темным коридором, зажатым толстыми колоннами в пятьдесят локтей высотою. Их капители, упертые в плиты потолка, покрывал узор хекер – вырезанными в камне метелками тростника. В узких прогалах между громадных колонн горели лампионы, и Лобанов первым увидел в их тусклом свете скрюченное тело старца, лежащее на каменном полу.– Ур-маа! – закричала Неферит, бросаясь к нему.Приседая, она пошатнулась и коснулась пальцами пола, удерживая равновесия. И тут же отдернула руку.– Его убили! – воскликнула девушка. – Тут кровь!В ее голосе не звучал ужас, одна лишь боль слышалась Сергию. Он присел рядом, и разглядел бритую голову, похожую на обтянутый ссохшейся кожей череп мумии. Глаза старца были широко открыты, а в сердце торчал нож, вогнанный по рукоятку из дерева аш, вырезанную в форме крокодильчика.– Это Зухос его… – глухо проговорила Неферит.– Опередил, гад, – выцедил Лобанов.– Этого не может быть! – Девушка стояла, поникшая и замертвелая, но встрепенулась вдруг, и схватила Сергия за руку. – Проверим!Неферит свернула в узкий проход, где горели факелы, взяла один себе и приказала:– Возьми и ты.Забравшись в узость, она сделала движение рукой, то ли нажав на каменный выступ, то ли поведя его вниз, и плита с барельефом, посвященным сцене кормления Изидой младенца Хора, мягко уползла вбок, открывая темный проход и первые ступени лестницы.– Спускайся!Звуки шагов гулко разносились под сводами коридора. Ступени лестницы плавно перешли в гладь плит, и глазам Сергия открылось узкое и длинное помещение с очень высоким потолком – свет факелов не доставал до него. Стены справа и слева от входа были покрыты множеством изображений – солнечного диска, Изиды и Хора, лотоса, массой иероглифов.– Пришел день, истек час… – пробормотала Неферит.Глаза Лобанова привыкли к полутьме, и он заметил крошечный лучик света, пробивавшийся с потолка. Лучик, словно бледной указкой, упирался в иероглифы на стене и медленно, очень медленно скользил по ним.– Посланец Ра укажет нам, – ровно проговорила Неферит, – где хранится ключ от первой двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43