Бальзамирование усопшего Аписа обошлось царю в пятьдесят талантов серебра. «Сколько добра переводят зря!» – вздохнул Уахенеб. Давно ли он стал так думать? В юности Фиванец благоговел перед древними традициями, никак не отпускавшими народ Египта. Египтяне верили, что смерть – это не навсегда, что души их мертвецов витают рядом, принимают подношения, помогают живым или преследуют их. И люди всю жизнь готовились к смерти…Уахенеб стремительно отшагнул в тень – кто-то приближался. Мимо прошагал Хориахути, удаляясь к выходу и светлея улыбкой облегчения. Метельщик пригнулся и быстренько просеменил ко входу в длинное помещение, куда допускались одни тарихевты – бальзамировщики. Он осторожно заглянул вовнутрь и увидел Пандиона, горбившегося в подобострастии. Пламя светильника-люкноса, пригашенного пластинами желтого оникса, делало лицо эллина больным, а тени, бросаемые на щеки и глазницы, лишь усиливали это первое впечатление.– Чем порадуешь, Пандион? – прозвучал вдруг бархатный, глубокий голос, такой холодный, что Уахенеб вздрогнул так, будто на него сквозняком дунуло.– Иосеф, сын Шимона, – проговорил Пандион, – согласен продать мечи, щиты и доспехи по сходной цене, но требует плату вперед, и золотом!– Скажешь ему, что я согласен, – ответил холодный голос. – Я постараюсь сыскать золото… А его самого где найти? И когда?– В Уасете! Уасет – Фивы.

Иосеф обещал быть с товаром в месяце хойяке. Действие происходит в сезон Половодья, длившийся с 20 июля по 20 ноября, и состоявший из месяцев паопи, атис, хойяк и тиби.

– Хорошо. Префекта бреешь регулярно? – вопрос сопровождался хохотком.– Через день! Но рабы у Марциала продажны, как прихожу – толпой бегут хозяина закладывать!Зависла пауза.– Что-то еще?– Мнэ-э… – замялся Пандион. – Вчера в Мусейоне я видел двух людей, которые интересовались Зухосом…Уахенеб напрягся.– Как они выглядели?– Один из них эллин, но почему-то без бороды, зато волосы – ниже плеч. А другой – светлый, похож на северных варваров, но брит и стрижен по римской моде…– Могу просветить тебя, Пандион, – в холодном голосе зазвучала насмешка. – Эллина зовут Александрос, а варвара – Сергий. Но их не двое, а четверо, и с ними столько же рабов! Двое из них проникли в этот храм…– О-о! – только и выдавил из себя Пандион.– Вот что, друг мой… Ступай в Мусейон, не мешкая, и уведи с собой этого Сергия – он самый опасный. Где твои люди?– На маяке.– Вот туда и уведи… И убей!– Слушаюсь!Чье-то зловонное дыхание ощутил Уахенеб, и живое тепло стоявшего за спиной.– Кадмар? – одними губами шепнул Фиванец. – Я в шоке!Но это был не Кадмар. Удар дубинкой сорвал кожу на голове Уахенеба. Орудие убийства соскользнуло, раскровенив ухо и едва не размозжив ключицу. Египтянин взмахнул руками, и упал, ударившись лицом о каменные плиты пола.
2. Александрия, Мусейон
Искандер в обществе Сергия неспешно прогуливался по Канопской улице, которую иначе прозывали Дромос. Дромос был прям, как Невский проспект, так же окаймлен тротуарами, мощеными плитами из базальта, и в ширину раздавался похожим образом – локтей на шестьдесят. Дромос тянулся, уходя в перспективу, на восток и на запад, прорезая весь город, от Ракотиды на западном конце до иудейских кварталов у восточных стен, а тротуары его прикрывались от солнца и зимних дождей роскошными портиками. Еще одна широкая улица, улица Сомы, разделенная рядом деревьев на две широкие аллеи, пересекала Дромос под прямым углом. В том месте расположился городской форум, знаменуя собой центр города. Отсюда, если шагать к востоку, можно было попасть к Дикастериону – местному Дворцу правосудия – с его знаменитой священной рощей, к Гимнасию, Цезареуму, к Панейону – красивейшему парку города. Посреди парка возвышался травянистый холм, обвитый спиральной дорогой, с беломраморным храмом на верхушке, посвященным Пану, эллинскому лешему. Поблизости от Панейона поднимал свои аркады и колонны большой театр Диониса, похожий на половинку цилиндра. Неподалеку от театра струился Агатодемонов канал, открываясь устьем к Антиродосу. Красив был град Александра!В тени портиков двигались толпы людей со всего востока Империи – финикияне потели в своих плащах с бахромой и мягких конических шапках с загнутым верхом, а модно раздетые египтяне с подкрашенными губами и подведенными глазами посмеивались над пришельцами; жеманничавшие эллинки выряжались в сильно сборенные пеплосы, прихваченные поясками. В руках они держали круглые веера и зонтики, головки многих девушек прикрывали смешные шляпки-пилосы, похожие на грибки – боялись красавицы загореть и посмуглеть на манер иудеек. Эти, наряженные в короткие каласирисы из узорчатой ткани, прикрывавшие грудь, сильно проигрывали эллинкам в женственности и изяществе, смолоду походя на базарных теток. Римляне в толпе узнавались издалека – по тогам у гражданских, по красным туникам и надраенным шлемам – у служивых. Легионеры расхаживали по трое, патрулируя центральные улицы. На окраины они не совались…Искандер, толкаясь в галдящей толпе, свернул налево и выбрался к воротам Мусейона, святилища муз. Сколько лет мечталось ему попасть в это место, добраться до бесценных реликвий Библиотеки! Мечта сбылась.– Входи, чего стоишь? – сказал Сергий. – А-а… Благоговеет!.?– Да ну тебя! – буркнул Искандер, и толкнул кованную бронзовую калитку, зеленую от патины, но блестевшую там, где ее касались руки ученых.Мусейон не назовешь музеем, хранилищем произведений искусства или редкостей. Это был настоящий научный центр, античный НИИ. Наука только-только зарождалась, отмежевываясь от религии, и еще не успела разделиться на биологию и физику, математику и астрономию, химию и так далее. Наука была едина, и каждый ученый являлся полилогом, смыслившим во всех отраслях знаний, однако выбиравшим что-то свое, близкое по духу и привычкам. Как новые друзья Тиндарида – врачи Соран и Герофил, математик Менелай, астроном Клавдий Птолемей…– Помнишь того эллина, – спросил Сергий, – он еще все вертелся рядом?– Что? – упал Искандер с научного Олимпа на грешную юдоль, где водятся зухосы в человечьем обличье. – А-а… Помню, помню… Пандион? Я спрашивал уже о нем у архиерея и эпистата. Архиерей и эпистат – управители Мусейона.

Пандион служит брадобреем у префекта Египта. Не ошибусь, если скажу, что Квинт Марциал подослал его к нам шпионить – кого, дескать, командировал Марций Турбон? Не по мою ли душу?– Ты ошибся. Вчера я заплатил местным мальчишкам, и те до ночи следили за Пандионом. Так вот, этот тип и близко не подходил к Цезареуму! Часа два он проторчал в Серапейоне, наведался в порт и Некрополь, а заночевал в храме Сераписа, в странноприимном доме.– Это еще ничего не доказывает! – воспротивился Искандер. – Может, он встречался с посланцем префекта в порту? Или в храме, или в Городе мертвых…– Тиндарид! – насмешливо протянул Сергий. – Да у тебя мания величия! Что ты сравниваешь себя и префекта Египта? Это несоразмерные величины. Квинт Марциал – подобие российского вице-премьера. Что ему какой-то спецназовец?– Тогда предложи свою гипотезу, умник!– Гипотез не измышляю….Искандер презрительно фыркнул, но не выдержал паузы, рассмеялся.– Ну тебя в баню! – махнул он рукой. – Давай, зайдем в Библиотеку? Все равно уже никого нет, светила укладываются рано…– Пошли уж… – проворчал Сергий. – Невтерпеж ему… Думаешь, что-нибудь новое узнаешь?– А вдруг?– А толку? То, что ты откроешь для себя, здешним известно давно. В двадцать первый век отправишь? Как?.. Да и кто тебе поверит – ТАМ?– Знаешь, сколько здесь скрыто знаний? – возмутился Искандер. – Семьсот тысяч свитков! Никем из нас не читанные поэмы Гомера, труды Платона, секреты древних жрецов, описания Атлантиды, Америки, даже Антарктиды!– И что? – сказал Сергий. – Библиотеку сожгут христиане, и очень скоро… м-м… лет через триста. А то, что не сгорит, побросают в огонь арабы халифа Омара… Такова правда истории! Правда нашей поганой и пошлой жизни. Читай, Искандер, читай… Но помни, что сокровища здешние – только для личного пользования, по наследству их не передашь.Искандер вздохнул, и поднялся по ступеням ко входу в Библиотеку. В скриптории Помещение для переписчиков книг.

уже скрипели перьями и тростинками переписчики. Широкие застекленные окна пропускали много света днем, но солнце закатывалось, и на огромных бронзовых паникадилах, свисавших с потолка, уже горели лампионы… Библиофилакс – хранитель библиотеки, маленький хромой иудей – еще не покидал своего рабочего места, и проводил Тиндарида к армариям – стеллажам, на которых были разложены свитки, снабженные этикетками.
«Ну, это надолго!» – усмехнулся Сергий, и неторопливо покинул читальню. Не лежала у него душа к древним легендам и мифам, многословным описаниям Золотого века, где все счастливы и у каждого по три раба… Ему бы ха-ароший томик фантастики! Хотя бы Лема перечитать, или Стругацких. Но в этой Библиотеке свитков с текстами «Соляриса» или «Страны Багровых Туч» не хранят… Вздохнув, Лобанов вышел во двор и неторопливо пошагал по Перипатос, обсаженной деревьями аллее, месту для прогулок и размышлений. Она вела к алтарю Муз и к обсерватории – такое вот сочетание. За деревьями виднелись экседры, в которых проживали приезжие интеллектуалы, обремененные знаниями. Экседры открывались во дворики с колоннадами, где обычно шли диспуты и велось преподавание. Ближе к Библиотеке располагалось одноэтажное приземистое здание – общая столовая для ученых.Мимо Сергия прошли, щелкая сандалиями, двое философов, споря о природе первичного Хаоса. Один, уже в возрасте, с седой окладистой бородой, настаивал на том, что Хаос был холоден и напоминал туман, а его оппонент, который был помоложе, с курчавой черной бородкой, вежливо громил любомудра-консерватора, утверждая, будто Хаос представлял из себя пылающую бездну.Раскланявшись с обоими перипатетиками, Лобанов свернул в боковую аллею, и замер, заметив впереди себя знакомую сутулую фигуру. Пандион!Эллин оглянулся вокруг, дабы убедиться, что он один, и шмыгнул в кусты, за которыми начинался ботанический сад Мусейона. Сергий, крадучись, двинулся следом. В душе его разгорался азарт – неужто вышли на след?! Метнувшись за фиговое дерево, Лобанов осторожно выглянул. Пандион, не оборачиваясь, подошел к замшелой статуе фавна, и сунул руку под его каменную свирель. Вытащил кусок пергамена, прочел написанное и хищно улыбнулся. Оглянувшись, Пандион, не торопясь и храня слабую улыбку, покинул маленькую полянку. Едва он скрылся за деревьями, Сергий подскакал к фавну и пошарил под его музыкальным инструментом. Пальцы нащупали пергамен. Торопливо развернув кусочек телячьей кожи, Роксолан впился глазами в четкие строчки, писанные по-латыни: «Приходи на обычное место. Зухос».– Ага! – прошептал Сергий, и кинулся прочь. Не упустить бы Пандиона…Когда он выбежал на Перипатос, белая сутулая фигура маячила у самых ворот. Сергий ринулся следом – предупреждать Искандера было просто некогда, так можно и след потерять…
…Сын Тиндара медленно выплывал из четкой ряби строк «Эфиопиды» – не дошедшего до грядущих времен продолжения «Илиады». Перед глазами продолжали цвести яркие образы древних героев в шлемах с коновласыми гребнями, сжимавшими то бронзовые мечи-ксифосы, то рукояти весел. «Да, были люди в наше время…» – усмехнулся Искандер.Родившись и проведя детство в первом веке, он вырос в двадцатом. Два времени, две поры, две эры теснились в нем, уживаясь в одной душе. Но все же… Все же тот год, что ныне на дворе, ему ближе, роднее. Да и кому в двадцать первом веке нужно его умение биться на мечах? Разве что на первенстве России по фехтованию. А здесь его навык незаменим! Хотя иногда приходит грусть, наваливается ностальгия – хочется пройтись по шумным проспектам Москвы, заглядывая в книжные магазины. Или вернуться домой с работы, бухнуться на диван и включить «телик». Здесь нет этих радостей жизни, и нет того беспечного спокойствия, которое не покидало его ТАМ, в будущем. Его далекие потомки просто не понимают, насколько сложно и опасно жить во втором веке от Рождества Христова.Сергию, наверное, тоже нелегко. Потерять возлюбленную – это так больно… Но весь этот мир для Роксолана – как комната с сокровищами, где повсюду – на полу, на стенах, на странной мебели – разложены и развешаны удивительные предметы: чучела невиданных птиц, древние мечи, глобусы и астролябии, ветхие книги-инкунабулы, сундучки и ларцы, карты, идолы, маски, шкуры, барабаны, картины, дощечки с вырезанными заклинаниями, кораллы, раковины, модели кораблей…– Искандер! – послышался негромкий голос. Он обернулся, увидел очень серьезное и очень усталое лицо Кадмара, и быстро поднялся из-за стола. Галл сделал знак: выйдем!Он молча вывел Тиндарида в прохладный вестибул, где, прислонясь к колонне, стоял Уахенеб. Лицо египтянина было бледно, а голову обтягивала рваная холщовая лента, сквозь которую проступала кровь.– Что?.. – начал Искандер, но Фиванец перебил его.– Где Сергий? – спросил он.– Да тут был… – растерялся Тиндарид. – Да говори ты толком, что стряслось?!– Потом! Надо найти Сергия! Его хотят убить!Все трое бросились во двор. По ступеням как раз поднимались Селевк и Филопатр, философы с острова Крит.– Вы Сергия не видали? – спросил их, пробегая, Искандер.– Видели, – кивнул Селевк.– Да он только что пробежал, – добавил Филопатр.– Куда?! – хором спросила троица.– На улицу! Сначала этот пронесся… как его… ну, мы с ним еще вчера дискуссию развели про атомы!– Пандион? – подсказал Селевк.– Он, он! – обрадовался Филопатр. – А за ним Сергий…– Понятно! – сказал Уахенеб: – Хайре! Хайре! (эллин.)– «Радуйся!» Соответствует нашему «Пока!»

Он быстро пошагал к воротам, придерживая левой рукой правую, висевшую плетью. Кадмар с Искандером догнали его. Уахенеб, не дожидаясь вопросов, заговорил сам:– Пандион – шпион Зухоса! Я сам слышал, как он кому-то докладывал в подвалах Серапейона!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43