– спросил он у напарницы.
– Этот дом – и все, – ответила Фэй.
Они прошли внутрь, обнаружили лестницу, поднялись по ней на самый верх, длинными лезвиями лучей рассекая стоящую здесь тьму. Ветхие заброшенные комнаты, кое-какая жалкая мебель. Сломанное кресло, например. Со стен содраны обои, потолки искрошились. Кругом – россыпь битого стекла. Приметы прошедшего здесь пожара. Повсюду жестянки из-под консервов и алюминиевая посуда.
В одной из комнатушек они обнаружили в углу стопку циновок и одеял, а пол здесь оказался выметен дочиста.
– Здесь кто-то спит, – пробормотала Фэй.
Они подошли к своеобразному ложу. Фэй отвернула верхнее одеяло и обнаружила спящего Диппера.
Она посмотрела на Джоджо.
– Этот тот мальчик. Умственно отсталый.
– Диппер, – согласился Джоджо.
И хотя он произнес эту кличку тихим голосом, тот, казалось, прогремел в абсолютно пустом помещении.
Под одеялами зашевелилось еще одно маленькое тело. Сонный детский голос простонал:
– Валите отсюда. Дайте поспать.
Фэй подошла к Котлете. Направила луч фонарика на его лицо, дополнительно сфокусировав свет собранной в горсть ладонью.
Похож на лисенка, подумала она. Острый подбородок, мягкий рот, большие глазные впадины. Веки опущены – алебастрово-белые, чуть ли не прозрачные. Красивые каштановые волосы, прядь упала на лоб. Волосы почему-то кажутся влажными.
Что-то шевельнулось в ее душе. Она вспомнила четырехлетнего мальчика, почему-то очень похожего на этого. Может быть, потому, что во сне он казался столь же беспомощным. И в высшей степени уязвимым – словно выставленным напоказ перед всяким, кому захочется причинить ему боль.
Подавшись вперед, она погладила его по щеке, потом прикоснулась ладонью к его лбу.
Котлета дернулся так, словно она его ужалила. Вскочил на ноги, заорал. Отбросил ее руку, отпрянул из-под луча, развел руки в стороны, готовый вступить в драку.
– Это же мы, – торопливо сказала Фэй. – Из приюта Святой Магдалины.
– Какого черта вы сюда лезете? Какого черта будите людей, тычете им в лицо фонарем?
– У тебя высокая температура. Ты нормально себя чувствуешь?
– Совершенно нормально.
– А я подумала, что ты, может быть, все-таки пойдешь с нами. Мы могли бы отвезти тебя в больницу. А там тебе дали бы какое-нибудь лекарство.
– Мне ничего не надо. Только оставьте меня в покое.
– Позволь нам помочь тебе.
– Не нужна мне ваша помощь. Да и ничья не нужна. Послушайте, леди, сделайте мне одолжение. Вы ведь хотите сделать мне одолжение? Вот и оставьте меня, пожалуйста, в покое.
– Ну, выпей хотя бы горячего шоколаду.
– А не пошла бы ты на хер, тетя?
– Ну, как хочешь…
Сдавшись, Фэй отошла от него. Она была готова покинуть этот дом, хотя ей этого и не хотелось. Ее охватили всегдашняя радость и вновь вспыхнувшая боль – и она оказалась не в состоянии избавиться от этого смешанного чувства. Оказалась не в состоянии забыть о том, как подходила во тьме к малютке Джону, как смахивала у него со лба прядки влажных волос. Как прикасалась к нему – чтобы проверить, нет ли жара, – на рассвете.

Глава двадцать первая

Свистун сидел на переднем сиденье джипа рядом с Хоком.
– Вы могли бы взять машину напрокат в Джонсон-сити, – заметил таксист. – Это обошлось бы вам дешевле, чем ехать в Моудивиль со мной. Вы, горожане, денег считать не умеете.
– Ты мой талисман, Хок, – ответил Свистун. -Ты приносишь мне удачу. Чужак появляется на холмах, а ты оказываешься рядом, и передо мною раскрываются любые двери.
– Они вас как следует выдоили.
– Да какого рожна. Я не богат, но ты со мною, и ты честно отрабатываешь каждый цент.
Свистун высунул голову из окошка. Он блаженствовал, подставив лицо встречному ветру, меж тем никаких особых поводов для радости у него не было. Вот разве что сумел сделать кое-что для Фэй. Для своей любимой. Для своей подружки. Для своей былой любви. Для своей первой любви, как сказал бы на его месте кто-нибудь другой.
Похоже, все у него начало получаться. Он найдет мальчика и доставит его Фэй, и они все трое подружатся, а какое-то время спустя он на ней женится. В субботу вечерком он поведет Джона в Гриффит-парк и поиграет с ним в мяч. В воскресенье Фэй приготовит курицу или ростбиф. Он получит постоянную работу, он начнет делать карьеру. Они купят дом на Вудлэнд-Хиллз или в Саузанд-Оакс. Каждое утро он будет отправляться на работу и каждый вечер возвращаться к домашнему очагу.
И не будет из ночи в ночь сидеть за столиком в нише «У Милорда», разве что до слез жалея все горемычное и проклятущее человечество.
Он убрал голову из-под потоков встречного ветра.
Моудивиль оказался лишь впятеро больше Рысцы Собачьей; жило здесь человек шестьсот, может быть, семьсот. Хок остановился на центральной площади городка.
Почтовое отделение располагалось в киоске на территории бакалейного магазина. Женщина за стойкой подозрительно уставилась на Свистуна – он был в дорогом костюме и при галстуке. Свистун купил себе и Хоку по бутылочке содовой, уложил их в ящик, набитый крупными кусками льда.
– Я только что навещал родственников в Рысце Собачьей, – решил прикинуться простачком Свистун.
– Не знаю такого места.
– Это за Джонсон-сити.
– Далековато. Ну, а сюда-то вы зачем пожаловали?
– Друг моего друга в Рысце Собачьей дружит кое с кем в этом городе.
Она презрительно улыбнулась – то ли его словам, то ли тону, каким они были произнесены.
– Меня попросили найти здесь ребенка моего друга из Рысцы Собачьей, – продолжил он меж тем.
– Вот как?
– Ребенка оставили с дедушкой, а тот был уже слишком стар, чтобы как следует за ним присматривать. Так мне, по крайней мере, объяснили. Сейчас старик уже умер, так что ни подтвердить, ни опровергнуть он не может. Старик отдал мальчика на воспитание в семью Тренчеров. Вы их знаете?
– Босли и Кэт Тренчеров? Конечно, знаю.
– Они все еще здесь живут?
– Кэт живет.
– А Босли отошел в мир иной?
Она обрадованно посмотрела на незнакомца, которому еще ничего не известно. Зато она сама все знает. И сейчас поделится с ним своим знаньем.
– Босли сбежал с Шарлоттой, сестрой Кэт, и мальчика прихватил с собой. Дрянь, и всегда была дрянью. Это я про Шарлотту. Танцевала нагишом в Мемфисе и в Новом Орлеане, так рассказывают. Так что Босли с Кэт больше не живет. Сбежал с Шарлоттой и с мальчиком.
– А чей это был мальчик?
– По-моему, ублюдок Шарлотты. И… кое-кто говорит… она прижила его от Босли. Бросил бедняжку Кэт и исчез. Каково ей поддерживать дом, особенно когда дует ветер и кругом поднимается такая пылища. А стоит пойти дождю – и все под ногами превращается в грязное месиво.
– А они фермеры? – спросил Свистун.
– Были когда-то фермерами. Давным-давно. Только вся их земля засохла, а потом ее просто-напросто сдуло ветром. Босли работал у Гарримана в магазине сельхозоборудования.
– Это далеко отсюда?
– Сорок миль. Бедняжке Кэт даже тогда приходилось нелегко. Босли на целый день уходил из дому. Уходил на рассвете, возвращался чуть ли не за полночь. Пока сестра и мальчик ей помогали, это было еще полбеды. Но долго это не продлилось. А я заранее предвидела, что все оно так и получится. Ее сестре, знаете ли, удалось сохранить фигуру.
– А как давно это произошло?
– Чуть больше двух лет, как они отсюда смылись, да мальчик жил тут перед этим еще года два. А Шарлотта провела у нас не больше шести месяцев. Все это кажется мне чрезвычайно странным. Так или иначе, они смылись. А я заранее предвидела, как поведет себя сестра, которая когда-то танцевала нагишом и ухитрилась сохранить фигуру.
– Как вам кажется, Кэт Тренчер знает, куда они направились?
Понятия не имею.
– Может быть, стоит спросить у нее самой?
С некоторой неохотой, внезапно проникнувшись подозрениями, она объяснила ему, как проехать к дому Тренчеров.
– А на обратном пути загляните сюда, договорились?
Наверняка ей хотелось узнать все, что удастся выяснить у Кэт Тренчер ему самому.
Когда они очутились на и впрямь на редкость пыльной улице, Хок пожаловался на жару и усталость.
– Если ты доверишь мне свою колымагу, я смогу съездить туда и один, – сказал Свистун. – Это займет не более двух часов. А ты можешь посидеть в лавке на холодке и попить содовой.
Хок, искоса посмотрев на Свистуна, передал ему ключи от машины.
Дом Тренчеров располагался на расстоянии почти десяти миль от города. Внешне он не представлял собой ничего особенного: серое от возраста и от пренебрежительного обращения с ним строение, стоящее на совершенно голом клочке земли. Проволочной оградой дом был не столько обнесен, сколько обозначен, причем только спереди; по бокам ограда отсутствовала. Или уже обвалилась, или так и не была закончена. В ограде имелась калитка, хотя, отойдя всего на двадцать футов в сторонку, прекрасно можно было обойтись и без нее, иди хоть направо, хоть налево.
Но Свистун разгадал смысл здешнего устройства. Ограда отделяла частное владение от дороги, тогда как калитка указывала на начинающуюся сразу же за ней тропинку, ведущую к дому.
Ступени крыльца прогнили. Два плетеных кресла-качалки на крыльце мало-помалу приходили в негодность под воздействием стихий. Угол раздвижной двери оказался оторван – и, судя по имеющемуся черному проему, и в глубине дома на особую прохладу рассчитывать не приходилось.
Когда Свистун поставил ногу на первую ступеньку, из щели в раздвижной двери выскочил самого дикого вида кот и встал, нахохлившись, готовый в любую минуту броситься в схватку. А в глубине дома истошно залаяла собака.
Из-за двери показались сперва морда, а потом и тело бульмастифа. Предупредив незваного гостя о своем присутствии, пес сейчас безмолвствовал, поглядывая при этом на Свистуна с самыми недобрыми намерениями.
– Кто там? В чем дело?
Тонкий жалобный голосок доносился откуда-то из глубины дома.
– Я проезжал мимо и вот решил заехать к вам ненадолго, – в ответ прокричал Свистун.
Он выждал, опасаясь того, что его слова бесследно исчезнут в душной пустоте. Молчание, стоящее здесь, казалось ему ни с чем не сравнимым; с таким безмолвием он еще не сталкивался.
– Кто вы? – раздалось наконец по-прежнему из глубины дома, но уже с меньшего расстояния. -Мы с вами знакомы?
– Я знаком с Янгерами из Рысцы Собачьей.
Молчание на этот раз затянулось на еще больший срок. Затем донесся шорох, сопровождаемый невнятным шепотом; Свистун понял, что передвигаться даже по дому его хозяйке весьма нелегко.
За раздвижной дверью показалась человеческая фигура. И застыла на месте. Между нею и Свистуном оставался еще бульмастиф.
Свистун понимал, что его рассматривают, понимал, что его тщательно изучают как источник возможной опасности.
Затем по раздвижной двери подобно рыбке скользнула женская рука. Дверь раскрылась. Невероятно грузная женщина предстала перед Свистуном, опираясь на один алюминиевый костыль и держа на весу другой. Через плечо женщины была переброшена сумка, огромная, как седло.
– Откуда вы знаете Янгеров? И которого из них вы знаете?
– Дюйма Янгера, – ответил Свистун.
– Вы из тюрьмы?
– Леди, – сказал Свистун таким тоном, словно его оскорбил заданный ею вопрос.
– А к кому это вы приезжали в Рысцу Собачью? Свистун понимал, что ей хочется, чтобы он сам заговорил о мальчике. И тогда, возможно, ей удастся выведать у него что-нибудь для себя полезное.
– Повидать старика.
– Он же умер.
– Мне уже объяснили.
– А почему это вы про его смерть только здесь узнали?
– Дюйм никогда не упоминал об этом.
– Что ж, может, и так. Не больно они друг друга жаловали. Может, и сам Дюйм про его смерть не знает.
– Он попросил меня заехать в Рысцу Собачью и посмотреть, как дела у мальчика. Не найдя его там, я приехал сюда.
– А кто это сказал вам, что он здесь?
– Хозяева Королевского мотеля. Муж хранит все регистрационные карточки.
Кэт Тренчер вздохнула так тяжко, словно для нее стал внезапно непереносим вес собственного тела.
– Сейчас выйду к вам и присяду, – сказала она. Свистун поднялся на крыльцо ей навстречу.
– Нет, не надо, стойте, где стоите. Еще шаг – и собака на вас набросится.
– Как скажете. А можно и вообще все это оставить. Мне бы не хотелось вам докучать.
– Нет-нет, – забормотала она, и Свистун понял, что, вопреки всей своей настороженности, она изголодалась по человеческому общению.
Она уперлась в землю вторым костылем и боком прошла через дверное отверстие, затем, шаг за шагом, миновала ступеньки крыльца, жалобно заскрипевшие под тяжестью ее тела, и наконец опустилась в одно из кресел. Кресло-качалка застонало при этом, как раненое животное. Усевшись, она выставила перед собой ноги в стальных обручах. Поерзала, пока не нашла устойчивого положения. Отложила в сторонку костыли, сняла с плеча огромную сумку и опустила ее себе на колени.
Кошка по-прежнему крутилась на крыльце, а вот пес исчез в глубине дома.
– Не часто у меня появляется повод выбраться наружу и посидеть, – сказала она. – Это кресло ко мне притерпелось, но в один прекрасный день оно просто-напросто развалится подо мной и я окажусь на земле. И тогда мне придется валяться здесь беспомощной, молясь о том, чтобы кто-нибудь прошел мимо и вдобавок захотел мне помочь. Мне почти никто не пишет, а прохожих тут бывает мало, так что прождать мне придется довольно долго. Может, и помру, дожидаясь помощи.
– Скверно, что они не оставили с вами мальчика.
– А чего ради?
– Чтобы он вам помог. Подал руку.
– Да он бы скорей меня прикончил, чем мне помог. Тот еще мерзавец. Из тех, что кончают свои дни в петле. Ну, да чего, впрочем, можно было ожидать – при такой-то матери! Спихнула мальчика старому Матту.
– Мне кажется, у нее тогда были неприятности.
– Ну да, конечно. Но неприятности бывают у всех.
– А вы не против, если я присяду прямо здесь, на ступеньках?
– Конечно, присаживайтесь.
Свистун сел на верхнюю ступеньку крыльца. Солнце уже садилось, тени становились все длиннее, а от земли повеяло первой прохладой.
– А почему ваша сестра Шарлотта решила забрать мальчика у старого Янгера?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34