Из пасти зверя торчало кольцо. Рука Реми невольно потянулась к львиной пасти и выудила из нее ключ.
«Ничего страшного, если я войду… Я же только посмотрю на его квартиру. Вдруг это послужит толчком, и мне удастся что-нибудь вспомнить?» – уговаривала себя Реми, поворачивая ключ в замке.
Хорошо смазанная дверь бесшумно распахнулась. В гостиной Реми бросилось в глаза нелепое сочетание массивной, солидной стенки, вид которой сразу наводил на мысль о том, что в квартире обитает одинокий деловой мужчина, и пухлых кожаных кресел, которые смотрелись бы гораздо уместнее в комнате томной дамы, привыкшей к роскоши. В интерьере гостиной преобладали коричневые, золотистые и рыжеватые тона.
На стене на уровне глаз висела гравюра. Боксерский матч проходил на фоне прекрасной девственной природы. Хорошо одетые зрители толпились у ринга, на заднем плане чернели мужские котелки и цилиндры. Центральное место на картине занимали фигуры двух аккуратно причесанных боксеров в облегающих бриджах. Они повернулись лицом друг к другу и встали в боксерскую стойку. Реми почему-то не сомневалась, что именно эту гравюру Коулу привезли в тот день, когда она впервые пришла в контору и пригласила его на ленч.
Девушка окинула взглядом другие произведения искусства, украшавшие стены комнаты. Над камином висело изображение охоты на лис. Алые охотничьи камзолы, блестящие плащи всадников… Справа, ближе к коридору, была выставлена целая серия гравюр, посвященных скачкам.
Коридор вел в спальню. В памяти всплыла картинка: желтые латунные шишечки на спинке старинной кровати, полосатое голубое покрывало, мужские вещи, небрежно брошенные на тумбочку… Коул, обнаженный по пояс, откинулся на голубые подушки.
Реми прошла мимо спальни и очутилась еще перед одной дверью. Что за ней? Она легонько толкнула дверь и увидела кухню.
Перед глазами проплыла целая череда воспоминаний, поначалу смутных, затем все более отчетливых. Вот Коул стоит у плиты и помешивает какое-то варево в чугунке, из которого идет пар. А она протягивает ему ложку и говорит:
– Попробуй!
Коул послушно открывает рот:
– М-м-м… Вкусно!
В его голосе звучит удивление. Он облизывается и даже причмокивает от удовольствия.
– Я же тебя предупреждала, что умею готовить, – усмехается Реми.
– Да, – кивает Коул и шутливо чмокает ее в кончик носа. – Ты, я вижу, хорошо усвоила пословицу: «Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок».
Резкий металлический щелчок прервал воспоминания Реми. Вздрогнув, она выскочила из кухни, метнулась к входной двери и замерла. На пороге стоял Коул. При виде Реми он тоже остановился, даже забыл вынуть ключ из замочной скважины. Серые глаза Коула ярко вспыхнули, и осунувшееся, усталое лицо резко помолодело. Но затем он снова отгородился от Реми стеной равнодушия.
– Что ты тут делаешь? – настороженно спросил Коул.
– Я увидела на улице Тома и узнала его, – не менее настороженно ответила Реми. – А потом… потом обнаружила в пасти льва ключ.
– Да, я всегда оставлял его там для тебя. Ты часто заходила сюда после работы. – Коул нервно покусывал губы. – Ты даже не представляешь себе, как я мечтал, чтобы ты опять пришла ко мне… вот так…
Она почувствовала: ему очень больно произносить эти слова.
– Что произошло между нами, Коул? – Реми шагнула к нему, но не подошла вплотную. Почему-то ей хотелось, чтобы между ними осталось хоть небольшое пространство. – Ведь… нас с тобой объединяла не только постель, правда?
– Да, – отрывисто бросил Коул, словно боясь сказать лишнее.
– Расскажи мне про наши отношения, Коул, – попросила Реми. – Я должна вспомнить подробности. Мы много времени проводили у тебя в квартире? А куда ходили? Что делали?
Коул отвернулся от Реми и, вынув ключ, закрыл входную дверь.
– Порой мы готовили что-нибудь вкусное дома. – Коул небрежно бросил пиджак на кожаный диван и снял галстук. – А порой наведывались в ресторан.
– В какой? У нас были любимые рестораны?
Реми не удивилась, услышав, что все их вечерние развлечения, как правило, сводились к походу в ресторан. Новый Орлеан славится отменной кухней, и для большинства местных жителей еда – это священнодействие, а не преамбула к какому-нибудь более интересному занятию.
– Мы любили ходить в «Мистер Би», «Сбайзу», «Лиглс»…
– Да-да, особенно тебе нравилось в «Лиглсе», – припомнила Реми темно-коралловые стены первоклассного ресторанчика, стилизованного под старинную европейскую таверну. – Ты уверял, что обожаешь коктейль из лангустов, но, по-моему, приходил туда любоваться на репродукции старинных гравюр.
Глаза Коула потеплели.
– На самом деле мне нравится и то, и другое.
– А куда мы еще ходили?
– Мы часто ужинали в центре: либо в «Гарден-Рум», либо в «Бристенсе». А если нам хотелось чего-нибудь попроще, например, фасоли с рисом, мы отправлялись в «Мамин ресторан» на улице Пойдрас. И, конечно, несколько раз в месяц наведывались в «Галатур».
– Где обедали первый раз, да? – улыбнулась Реми.
Коул кивнул и продолжил:
– Еще мы с тобой ходили на концерты. Между прочим, стоило тебе один раз услышать Кида Шейка, как ты стала фанатичной поклонницей джаза.
Реми вспомнила Персервейшн-Холл, старое, обшарпанное здание, из открытых дверей которого почти каждый вечер доносились дерзкие звуки трубы. И тут же перед ее мысленным взором предстало лицо Коула, захваченного этой музыкой, не замечающего ничего вокруг. Но, когда она попыталась вспомнить что-то еще, образы моментально потускнели.
Расстроенная тем, что в ее памяти оживают только мимолетные, разрозненные впечатления, Реми забросала Коула новыми вопросами:
– А как мы проводили выходные? Неужели сидели дома? Наверное, у нас все-таки были какие-нибудь другие развлечения?
– Ты обычно таскала меня на блошиный рынок – все надеялась обнаружить среди хлама бесценное сокровище. А если узнавала, что где-то на окраине устраивают аукцион, непременно тащила меня туда. Особенно, когда в списке лотов значился фарфор.
– И часто я что-нибудь покупала?
– Нет. Только однажды ты приобрела по дешевке, всего за пятнадцать долларов, мейсенскую вазу. Но потом тебе стало стыдно, и ты пожертвовала ее на благотворительные цели. Обычно я в таких местах был покупателем, а ты ходила просто чтобы развлечься.
– Помню! Ты купил пластмассовую лошадку, – воскликнула Реми. – Такие раньше давали на карнавалах в качестве призов. Ты мне еще рассказал, что, когда был маленьким, отец взял тебя на карнавал и выиграл в тире игрушечную лошадку. Поэтому тебе и захотелось купить ее подобие, да?
Коул молча кивнул.
Почувствовав, что она вот-вот вспомнит что-то еще, Реми не дала ему вставить ни слова.
– Но, по-моему, мы по выходным не только торчали на аукционах.
– Да. В плохую погоду мы брали в видеотеке пленки и смотрели дома кино.
Реми радостно улыбнулась и сделала шаг навстречу Коулу.
В памяти всплыла еще одна сцена…
Стоял ноябрь. В субботу с утра зарядил дождь. Он барабанил по стеклу, предупреждая, что на улицу соваться не следует. Они с Коулом сидели в обнимку у телевизора, положив ноги на журнальный столик, пили пиво и закусывали воздушной кукурузой.
Потом Коул встал поменять видеокассету и шутливо шлепнул ее по попке. Она не осталась в долгу и, приняв боксерскую стойку, мгновенно вошла в роль уличной шпаны.
– Ты чего лезешь? Я тебя трогала, да? – Реми сделала пару выпадов, но Коул ловко заслонился от них рукой.
– Никудышный из тебя боксер, – усмехнулся он.
– Никудышный? Да я… я могла бы стать чемпионом! – воскликнула Реми и деловито поинтересовалась: – Слушай, а почему боксеры на ринге всегда утирают нос? У них что, хронический насморк?
– А ты как думаешь? Это же у них чуть ли не самое уязвимое место, – откликнулся Коул и щелкнул Реми по кончику носа.
А когда она возмущенно замахнулась, сгреб ее в охапку.
– Иди сюда, глупышка.
Реми притворно сопротивлялась.
– Это нечестно! Входить в клинч не разрешается!
– Отчего же? Это наилучший способ почувствовать противника, – возразил Коул и неожиданно защекотал ее под мышками.
– Ой-ой-ой! Не надо! – Задыхаясь от хохота, Реми упала на ковер.
Коул рухнул рядом с ней, и они покатились по полу. Реми извивалась, брыкалась, визжала, но быстро запросила пощады:
– Все! Все! Я сдаюсь!
Коул сжалился и отпустил ее. Она, еле переводя дух, растянулась на полу. А когда немного пришла в себя, прошептала:
– Я так счастлива! А ты, Коул?
Его глаза вмиг посерьезнели.
– Да… Стоит тебе зайти в комнату, Реми, у меня на сердце становится светло. – Он запнулся, подбирая нужные слова. – Ты… ты для меня отрада.
– А ты для меня. – Она была благодарна ему за то, как удивительно точно он выразил ее чувства. – Скажи, Коул… Кто была та женщина, которая тебя так обидела? Ты ведь боишься, что я окажусь на нее похожа?
Коул вздрогнул и отшатнулся. Почувствовав, что он пытается отгородиться от нее, Реми обняла Коула за шею и почти насильно притянула к себе.
– Ты любил ее?
– Мне было девятнадцать, – пожал плечами Коул. – Много ли я тогда понимал в любви!
За напускной небрежностью скрывалась смертельная обида.
– Расскажи мне о ней, – тихо попросила Реми.
– Да нечего рассказывать. – Коул все-таки отодвинулся и сел, повернувшись к ней спиной.
Реми тоже села, но предпочла не надоедать ему сейчас своими объятиями.
– Как вы встретились?
Коул долго молчал. Она даже решила, что ничего из него не выудит, но потом Коул хрипло произнес:
– Она любила бокс… Мордобой, вид крови и потных парней приводили ее в восторг. Ее вообще возбуждало все первобытное, примитивное. Она увидела меня на ринге и… после матча уже стояла у служебного входа. Это была женщина из высших слоев… я с такими раньше не сталкивался. Меня ослепило ее великолепие.
– И вы начали встречаться, – негромко подсказала Реми.
– Изредка. Я учился в колледже, и мне приходилось работать, чтобы платить за обучение. Да еще бокс отнимал немало времени. Обычно она приходила ко мне на тренировки, а потом мы пили пиво. Вернее, я пил пиво, а она предпочитала вино. Ее не отвращало то, что у меня нет денег на дорогие рестораны типа «У Антуана». Главное, чтобы мы были вместе. По крайней мере, мне тогда так казалось.
– Ну а потом?
– Потом я совершил ошибку – неожиданно заявился к ней домой. Соскучился, дурак, решил навестить. Видела бы ты ее лицо! Она была так шокирована и возмущена! «Как ты смеешь? Ты поставил меня в неловкое положение!» Я покраснел, ушел и больше не возвращался. – Коул запрокинул голову и уставился в потолок. – Удивительно, но больше всего меня мучило, зачем я рассказал ей об отце. Дело в том, что я ни с кем никогда об этом не говорил. Я…
Он умолк и опустил голову.
– Твой отец… – осторожно произнесла Реми – Он умер, когда тебе было восемь лет, да?
– Да. – Коул опять надолго умолк, а затем посмотрел на нее с каким-то новым, ожесточенным выражением. – Наша машина столкнулась в лоб с машиной бывшего сенатора, вашего соседа по кварталу. Он был пьян.
У Реми перехватило дыхание. Она сразу же поняла, кого имеет в виду Коул. Сенатор был близким другом ее дедушки. В результате аварии сенатора парализовало, и его блестящей политической карьере пришел конец. В детстве Реми сто раз слышала эту историю.
– Но я всегда считала… – в замешательстве пробормотала она.
– Что не он, а мой отец был пьян? – подхватил Коул. – Это наглая ложь. Я был там и все видел собственными глазами.
– Ты… сидел в машине?
– Да.
У Реми сжалось сердце. Она моментально вспомнила свои ощущения в тот несчастный день, когда на ее глазах перевернулся катер ее жениха Ника Остина. Онемев от ужаса, Реми молила Бога, чтобы Ник вынырнул на поверхность и помахал ей рукой: не волнуйся, все в порядке. Но он не появился. Лишь спустя четыре часа спасатели нашли его бездыханное тело. Воочию убедившись в изменчивости судьбы, увидев, что жизнь человека эфемерна и может оборваться в любую минуту, Реми долго не могла оправиться от потрясения. Отчасти поэтому она и переехала жить к родителям – родные стены давали ей ощущение защиты. Когда разыгралась эта трагедия, Реми было двадцать четыре. А Коул потерял отца в восемь лет, совсем ребенком! Сколько же горя ему пришлось хлебнуть!
– Коул… – прошептала Реми, и на ее глаза навернулись слезы.
– В тот день он повез меня в зоопарк. Мама работала и не смогла поехать с нами. Мы хорошо погуляли и возвращались домой. Внезапно хлынул дождь… Потом нас ослепил свет фар. Помню, отец что-то крикнул и прижал меня рукой к спинке сиденья. А еще через секунду раздался звон разбитого стекла и металлический грохот… – Коул прерывисто вздохнул. – Когда я очнулся, отец лежал у меня на коленях. Все было залито кровью. Я сразу понял, что папе нужна помощь, но не мог открыть дверь. Пришлось вылезать в окно. Полиция уже подоспела. Я потащил полицейского к нашей машине, но напарник крикнул: «Хадсон! Иди скорее сюда!» Полицейский сунул мне в руку платок и велел бежать к отцу, а сам кинулся ко второй машине. «Господи, да это ж сенатор! – воскликнул он. – Нализался, как свинья». Они начали суетиться вокруг сенатора, а я плакал и прижимал платок к шее отца… но остановить кровотечение не мог… я был слишком мал, а полицейские так и не помогли мне. Они спасали жизнь сенатору.
«А заодно спасли и его репутацию, обвинив в столкновении человека, который уже не мог защититься, не мог ничего доказать», – с горечью подумала Реми.
Но говорить ничего не стала, а просто обняла Коула и крепко прижала его голову к своей груди.
Реми и сейчас не могла вспомнить эту сцену без боли. Захваченная воспоминаниями, она даже не сразу сообразила, что сидит, судорожно вцепившись в спинку дивана. Костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Взгляд Реми рассеянно скользнул по выключенному телевизору и… остановился, словно застряв на темном экране.
– Я помню, как-то раз мы с тобой смотрели телевизор, но… не фильм, а… – Реми нахмурилась, напрягая память, и вдруг удивленно воскликнула: – Там показывали тебя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39