Девушка все еще никак не могла избавиться от жгучей боли, вызванной тягостной встречей ее родителей, которую она невольно наблюдала сегодня утром. Особенно ее огорчало поведение матери.
– Я вовсе не считаю, что это какое-то бегство, – напряженно говорила меж тем Лес. – Роб хочет купить там несколько лошадей для поло и пройти курс тренировок под руководством тамошних профессионалов. Только поэтому я и еду. Это не имеет ничего общего ни с разводом, ни с Эндрю.
Одно только упоминание слова «развод» сорвало Тришу с места и заставило пулей вылететь из комнаты. Все давным-давно кончено, и почему Лес вместо того, чтобы успокоиться, продолжает раздувать в себе горькую обиду и пользуется любым случаем, чтобы разразиться гневными упреками в адрес Эндрю? Нынешним утром, после того как она выбежала из гостиной, отец попытался дать трезвую оценку ее поведению.
– Твоя мать, – сказал он Трише, – жестоко уязвлена тем, что произошло. И очень страдает. Поэтому понятно, что она воспринимает в штыки все, что бы я ни сказал. Мне даже в голову не приходило критиковать ее, хотя она убеждена, что я именно это и делал. Но я-то говорил совсем о другом. Вы с Робом очень много для меня значите. И я просто хотел выразить свое желание участвовать в обсуждении решений, которые повлияют на вашу жизнь.
В конце концов, отец старается установить хоть подобие нормальных отношений, чтобы можно было спокойно обсуждать оставшиеся общими дела. К сожалению, Триша не могла сказать того же о матери.
Навстречу ей из кухни выходила Эмма.
– Куда подевался Роб? Эмма, вы часом не заметили, как он уходил?
– Кажется, я видела, как он шел к конюшням, – ответила секретарь.
– Спасибо.
Триша вышла через французские окна и, пройдя через патио и мимо бассейна, направилась конюшне. Надо непременно поговорить с братом, хотя она не слишком надеялась, что он поймет ее. Роб, как всегда, станет на сторону Лес.
Закат окрасил багрянцем лужайку, по которой она шла, и углубил тени, лежащие под пальмами, платанами и кустарниками, росшими на участке вокруг дома. Она еще издали увидела, что конюшня ярко освещена изнутри. Словно в наступающей ночи светился путеводный маяк. И Триша шла на его свет, чувствуя, как ее полотняные туфли промокают от росы, лежащей на траве.
Подойдя к длинному строению, она услышала приглушенные голоса и смех. Девушка нахмурилась. Кто бы это мог быть? Затем поняла, что работает телевизор в комнате Джимми Рея. Он неизменно включал звук на полную мощность. В этом человеке было нечто такое, что ужасно не нравилось Трише. Что бы ни думали о нем другие, Джимми всегда был ей неприятен.
Она подошла к главной двери и распахнула створки. Заскрипели несмазанные петли, Триша вошла, и двери с тем же скрипом сами медленно закрылись за девушкой. Она прошла мимо запертой каморки, где хранилась сбруя, в широкий проход, тянувшийся посредине строения. Но в нем никого не было.
– Роб!
В устланных соломой стойлах зашевелились лошади. Триша прошла вдоль всего ряда, заглядывая в каждое стойло через проемы, которые двери перекрывали только наполовину, оставляя открытой верхнюю часть.
– Эй, Роб, где ты? Ты здесь?
В воздухе стоял еле уловимый сладко-тошнотворный запах. Триша принюхалась, сморщив носик, и решила, что Роб лечит одну из лошадей. Она услышала громкий шум и обернулась, уверенная, что он доносится откуда-то сзади.
– Роб?
Триша постояла, прислушиваясь, затем заметила узкую полоску света у порога двери, ведущей в мастерскую, где Джимми Рей чинил сбрую. Она вернулась к ней и остановилась возле двери. Попыталась повернуть ручку, но та не поддавалась.
– Роб, ты здесь? – громко спросила она, дергая дверную ручку.
Изнутри доносились негромкие звуки. Казалось, кто-то суетливо передвигается по комнате. Триша толкнула дверь.
– Роб!
– Подожди минутку.
Запертая дверь приглушала его голос.
Триша, нахмурившись, ждала. Несколько мгновений спустя она услышала, как в унитазе, стоящем в душевой при мастерской, с шумом спустилась вода, затем раздались шаги, приближающиеся к двери. Щелкнул, открываясь, замок, ручка на двери повернулась, и на пороге появился Роб.
– Зачем ты запер дверь?
– А ты разве не знаешь, что она всегда должна быть закрыта? – упреком ответил на ее вопрос Роб. – У нас тут хранится дорогая сбруя. Тебе, может, нет дела до того, что у тебя могут стащить седло, но мне это не все равно. – Роб обнял сестру за плечи, отводя ее от двери, которую закрыл за собой. – Ну а тебя зачем сюда принесло?
– Что это за такой странный запах?
После того как дверь открылась, а потом закрылась, необычный сладковатый аромат в воздухе стал более явным.
– Наверное, какая-нибудь из мазей Джимми Рея.
Триша глубоко вдохнула, принюхиваясь.
– Нет, пахнет слишком сладко, – сказала она вначале, но затем уловила в необычном запахе еще кое-что. – Я чую дым.
– Триша, ты с ума сошла, – засмеялся Роб. – Эй, послушай-ка, я еще не говорил тебе, что продаю старого Стоунуолла? Лучше пойди попрощайся с ним, потому что завтра я позвоню тому парню, который хотел его купить, и скажу, что принял его предложение.
Его рука крепче сжала плечи Триши, направляя ее в сторону стойла, где помещался серый ветеран. Девушка нахмурилась еще сильнее и подняла на брата глаза. Настроение слишком для него необычное. Он редко бывает в таком приподнятом духе.
– Что это с тобой такое, Роб? – спросила она. – Ты ведешь себя словно под кайфом. – И не успела Триша выговорить эти слова, как сразу, кажется, все встало на свои места. – Так ты вправду под кайфом? – настойчиво повторила она. – Этот запах… ты что, курил травку?
– О чем это ты говоришь? – Роб приостановился, бросив на нее веселый взгляд.
– Роб, это ужасно глупо. Ты знаешь, как опасно курить в конюшне.
– А кто говорит, что я курил? – отпарировал Роб. На его губах все еще играла довольная, ленивая улыбка.
– Пожалуйста, не разыгрывай перед мной невинность. Это может подействовать на Лес, но не на меня. – Триша смахнула его руку со своих плеч и отступила в сторону. – Дверь была закрыта, потому что ты не хотел, чтобы кто-нибудь вошел и застукал тебя, когда ты куришь сигаретку с марихуаной.
– Я закрылся, потому что сидел в сортире, – небрежно бросил Роб. – Хотя ты и моя сестра, но я, несмотря на это, не хочу, чтобы ты или Джимми Рей застали меня на унитазе.
– Но ты мог просто закрыть дверь душевой.
– Там лампочка перегорела.
– У тебя на все приготовлен ответ, не так ли? – мрачно заметила Триша. – Когда мы были маленькими, ты всегда ухитрялся обвести родителей вокруг пальца, чтобы избавиться от наказания. Но со мной этот номер не проходил. Я всегда понимала, что ты хочешь меня одурачить. И ты пытаешься сделать это сейчас.
Триша с досадой повернулись и пошла к двери. Нет смысла говорить с ним сейчас, когда он летает таким орлом в небесах.
– Эй, ты куда?
Роб грубо схватил сестру за руку и развернул ее лицом к себе. Триша попыталась вырваться из цепких пальцев, слегка удивленная силой, которую неожиданно проявил брат. Он смотрел на нее с тревогой и подозрением.
– Что случилось, Роб? – с вызовом спросила Триша. – Ты боишься, что я пойду и расскажу все Лес?
– Лучше бы тебе этого не делать. – На этот раз на тонких губах Роба не было даже и тени улыбки. – Потому что, если ты обмолвишься хоть словечком, я могу нечаянно упомянуть о том разе, когда Рауль оставил тебя стоять голой на подъездной дорожке в «Севен-Оукс». Ты ведь не думала, что кто-нибудь это видел, правда? Ну а я видел, когда поставил свою машину и возвращался из гаража. Хочешь поспорим, что твоя поездка в Аргентину полетит ко всем чертям?
– Роб, ты настоящий мерзавец, – гневно заявила Триша. – Во-первых, я не ябедничаю и не передаю сплетен, и тебе это лучше всех известно. А во-вторых, мне восемнадцать лет, и я не нуждаюсь в разрешении Лес, чтобы поехать в Аргентину или в любое место, куда мне захочется. И, наконец, последнее, мне наплевать с высокой колокольни на то, видел ты меня или нет, расскажешь кому-нибудь или нет… Так что можешь завернуть свои угрозы в бумажку и выкурить их вместе с травкой!
– А ты больше не приходи сюда и не вынюхивай, что здесь творится. Я не люблю, когда меня проверяют.
Взгляд Триши потемнел от раздражения.
– Поверишь или нет, Роб, но я пришла только потому, что хотела поговорить с тобой. Мне следовало бы знать, что тебя не интересуют ничьи заботы, кроме твоих собственных.
Хватка ослабла. Казалось, этот ответ застал Роба врасплох. Триша выдернула руку и пошла к двери.

ЧАСТЬ III
17
После семи часов полета громадный реактивный лайнер начал снижение, готовясь на посадку в «Эсейса», международном аэропорту на окраине Буэнос-Айреса. Лес скучающе глянула в окно на проплывающую внизу землю. Зеленую, однообразную, слегка холмистую. Пейзаж напомнил ей юг Англии. Только здесь виднелось гораздо меньше признаков человеческого обитания.
Триша сидела у окна прямо перед ней. Она обернулась назад, чтобы глянуть на мать в просвет между спинкой сиденья и стенкой самолетного салона.
– Уругвай, – кивнула она на видневшиеся внизу зеленые холмы и тут же вновь прильнула к иллюминатору. Ей не терпелось увидеть наконец первые признаки того, что они приближаются к месту своего назначения.
Лес рассеянно изучала профиль дочери, склонившейся к окну. К ней вновь вернулись все дурные опасения, связанные с этим путешествием. Ни одно из них не имело отношения к Робу. Лес была уверена, что он получит в Аргентине все, к чему так страстно стремится. Тревожные мысли крутились вокруг Триши и Рауля и – если быть честной, то и себя самой.
– Смотри, – Триша склонилась еще ближе к окошку. – Рио-де-ла-Плата, серебряная река.
Повернувшись, Лес посмотрела через круглый иллюминатор на водный простор, над которым пролетал самолет. На реку это было совсем не похоже, а цвет воды ничем не напоминал серебро. На самом деле Серебряная река – длинная и широкая дельта, или эстуарий, – место, где встречаются питающие ее реки и приливы Атлантического океана. Медленно текущие, тяжелые от ила тусклые воды окрашены в темно-коричневый цвет. В путеводителе, который Триша то и дело цитировала, говорится, что и сама река и Аргентина, название которой переводится как «серебряная страна», были прозваны так несколько столетий назад первыми испанцами, которые ошибочно верили, что нашли источник легендарных сокровищ инков и что коричневые воды несут в себе серебро, которое они надеялись увезти в Испанию.
Затем Лес увидела дымку, висящую над современным городом – Буэнос-Айресом, небоскребы и заводские трубы которого тянулись к небу, словно вырастая из плоской земли. По илистым берегам Рио-де-ла-Плата приблизительно в ста двадцати милях от Атлантического океана тянулись беспорядочно разбросанные скопления зданий. С трех сторон города, напоминая гигантскую шахматную доску, раскинулись поля, пересеченные сетью дорог и нитками железнодорожных путей, разбегающихся из центра. Отсюда, с воздуха, пейзаж показался Лес маловыразительным и скучным.
Зажглось табло. Не курить. Застегнуть пристяжные ремни. Раздался глухой стук – самолет выпустил посадочные шасси. Лес откинулась назад в кресле. По телу ее разливалась сладкая истома. Но она напомнила себе, что после приземления придется пройти паспортный контроль, таможню, так что минует очень много времени, прежде чем они наконец встретятся с Раулем.
Самолет, на котором прилетели Томасы, приземлился более получаса назад. Рауль посмотрел на ручные часы и попытался прикинуть, сколько ему осталось ждать. Стоя на изрядном отдалении от толпы, сгрудившейся у выхода из багажного отделения, он глубоко затянулся тонкой черной сигарой и неторопливо выпустил длинную струю дыма.
Он был из тех людей, кто редко предается запоздалым сожалениям о том, что уже сделано, и все же в тысячный раз проклял себя за то, что в самом начале не отказался от всяких отношений с этой семейкой. Всякий раз он убеждал себя, что поступил правильно и что это было выгодное дело. Роб Томас собирался не только купить лошадей, что сулило хорошую выгоду, но и должен был заплатить приличные деньги за обучение в школе поло. Положение Рауля не настолько прочно, чтобы он мог позволить себе отказаться от такого дохода. И вместе с тем он нутром чуял, что с Робом его ожидает ворох неприятностей… Да что там один! Два вороха всяческих осложнений. Не сомневался он и в том, что Триша будет продолжать преследовать его. Иметь дело с непрошеным вниманием дочери кого-либо из клиентов всегда оказывается чрезвычайно неудобно и беспокойно, но когда клиент – женщина, это все запутывает еще больше. Раулю никогда прежде не приходилось работать на женщин, но он чертовски хорошо понимал: главное, чтобы была довольна Лес Томас, а вовсе не ее сын. И это была ситуация, которая ему вовсе не нравилась. Как-никак он в достаточной мере латиноамериканец… Кому из мужчин, говорящих по-испански, доставит удовольствие, когда приказы отдает женщина? А Лес Кинкейд-Томас привыкла получать все, что захочет. Он знал это так же хорошо, как и то, что всякий раз, когда они встречались, между ними непременно возникали трения.
Через двери, ведущие в багажное отделение, потянулись первые пассажиры. Одни несли багаж в руках, другие толкали тележки, нагруженные чемоданами. Рауль бросил свою сигару в пепельницу и выпрямился, продолжая наблюдать за людьми, появляющимися на выходе. Толпа ожидающих хлынула к перилам, ограждающим проход из багажной секции, но Рауль остался стоять в стороне от общей толчеи. Гомон голосов вокруг – слышалась главным образом испанская речь – становился все громче. До Рауля доносились обрывки фраз, смех, приветствия…
Наконец в потоке людей мелькнула соболиная шапочка поверх блестящих волос цвета меда. Рауль не успел еще отчетливо увидеть профиль Лес Томас, но сразу же узнал ее гордую осанку. Это было свойство, которое одновременно восхищало и возмущало его. Кажется, обе эти женщины из семейства Томасов вызывают у него такое двойственное чувство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74