Или ты хочешь оставить его себе на память как сувенир?
– Нет. – Ему не понравилось это вульгарное замечание.
– Я же говорила тебе, что хочу познакомиться со всем, что ты делаешь хорошо. – Она подошла к Робу. – А это было неплохо, не правда ли?
– Ты сама знаешь, что неплохо.
Когда она опять была так близко, Роб невольно вспомнил жар ее тела и все штуки, которые она проделывала с ним.
– Я знаю кое-что получше, – сказала Синтия.
– Ничего лучшего быть не может, – возразил Роб.
За исключением, может быть, только дрожи и возбуждения во время игры в поло – этот стимулирующий холодок опасности, – но она не должна об этом знать.
– Ты меня разочаровываешь.
Син расстегнула застежку своей вечерней бисерной сумочки и достала зеркальце и тюбик губной помады. Повернувшись к свету, падавшему из окон особняка, она заново подвела губы и повернулась к Робу.
– Я думала, что все вы, богатые американские мальчики, знаете о «звездной пыли».
– О чем?
– О «звезд-ной пы-ли», – проговорила Син по слогам и недоверчиво покачала головой, убежденная, что он все понимает и просто ее разыгрывает. – О кокаине, милый мой мальчик.
Она сунула помаду в сумочку, а когда вынула из нее руку, то между ее пальцев поблескивал в темноте флакончик с белым порошком.
Роба накрыла с головой волна возбуждения, и он замер и напрягся, сопротивляясь. Но с привлекательностью воспоминаний было очень трудно бороться.
– Ты когда-нибудь его пробовал? – пожурила его Син за кажущуюся неискушенность. – Обещаю тебе, эта штучка заставит тебя почувствовать себя отлично.
– Да, я… мне приходилось уже его нюхать.
Роб не притрагивался к кокаину с тех пор, как разошлись его родители. Может быть, это звучало глупо и суеверно, но в их доме все шло замечательно до тех пор, пока он не начал баловаться «дурью». А после этого все так стремительно полетело под откос, что Роб поклялся – больше он к кокаину не притронется. Да и до этого он принимал его от случая к случаю, а не так как некоторые знакомые парни, которые не упускали ни единого шанса понюхать порошка.
Кроме того, кокаин – штука дорогая, а Роб не знал точно, сколько Лес собирается выделить из его собственных денег, чтобы финансировать тот год, когда он будет заниматься исключительно поло. Черт возьми! Дополнительные лошади в его комплекте, аргентинские пони, будут стоить от пяти до десяти тысяч долларов каждая, а любой профи обычно держит тридцать или даже больше коней. В придачу к этому конюхи, содержание в конюшне и корм, счета ветеринаров, перевозки коней в трейлерах, дорожные расходы на поездки на турниры в разные концы страны, плата инструкторам и спонсирование команды – так что все расходы начинают приближаться к отметке в миллион долларов.
Но с деньгами затруднений не будет. Если понадобится, он израсходует свое собственное наследство. Поло – это единственное, что ему надо. Возбуждение игры и победы. Как это было сегодня днем. С этим не сравнится ни одно ощущение. За исключением, может быть, кокаинового блаженства.
– Так ты уже нюхал? Тогда ты знаешь, что это такое, – сказала Син, улыбаясь. – У меня хватит на двоих. Я считаю, что всегда лучше, когда удается принимать его с кем-нибудь вместе. Это похоже на разницу между мастурбацией и любовью вдвоем. В одиночку никогда не получаешь такого кайфа, как в компании. – Она ничуть не сомневалась, что Роб присоединится к ней, а он не мог заставить себя вымолвить хоть словечко, чтобы возразить. Рука Син опять нырнула в сумочку. – У меня есть все, что надо, – зеркало, бритвенное лезвие… черт возьми. – Девушка начала отчаянно рыться в сумочке, перебирая содержимое. – Где же соломинка?
– Никаких проблем.
Роб достал из кармана пятифунтовую банкноту и свернул ее в тонкую трубочку. Это был фокус, которому он научился от своих школьных приятелей: если их будут обыскивать, то никогда не застукают с какими-нибудь принадлежностями для приема наркотиков.
Син сунула сумочку под мышку и вручила Робу небольшое квадратное зеркальце для макияжа.
– Держи.
Пока она, постукивая пальцем по флакончику, насыпала на блестящую поверхность маленькую горку белого порошка, Роб держал зеркальце, как подносик. Затем Син бритвенным лезвием разровняла порошок тонким слоем и разделила его на тонкие линии, чтобы легче было нюхать через трубочку.
– Дам пропускаем вперед, – сказала Синтия и взяла у него свернутую в трубочку бумажку.
Согнувшись над зеркальцем, она плотно зажала одну ноздрю, а в другую вставила самодельную соломинку, затем опустила конец свернутой бумажки к одной из белых линий и вдохнула носом. Когда девушка выпрямилась, Роб увидела, как по лицу ее разливается выражение удовольствия.
– Моя очередь, – сказал он, нетерпеливо ожидая, пока Син передаст ему зеркальце.
Он сильно втянул воздух носом через трубочку, уловив вначале горький вкус кокаина, а затем – медленно распространяющееся по телу ощущение онемелости и теплый жар энергии. Это было чудесно. Великолепно. Ему принадлежал весь мир – надо было только его взять.
– Ты придешь завтра днем на матч? Это будет потрясающая игра, – спросил он, чувствуя, как сила бьет из него ключом. – Эти пони, на которых я сейчас езжу, самые лучшие, на каких мне только доводилось играть. Иногда кажется: они заранее знают, что я хочу, чтобы они сделали, еще до того, как я направляю их. Видела этого гнедого жеребца с белыми чулочками на всех четырех ногах? Сегодня я играл на нем в четвертом чуккере, и, клянусь, я едва натягивал поводья, чтобы остановить его, а в следующую секунду он разворачивался на месте и мы уже неслись как черти за мячом в противоположном направлении.
– Когда я на прошлой неделе в первый раз встретила тебя на вечернике, ты был таким тихоней. Но как только я сегодня увидела, как ты играешь, я сказала себе: «Я должна узнать этого парня получше». Я заранее спланировала весь этот наш вечер, и, как видишь, все получилось замечательно.
Роб засмеялся. Они горячо и оживленно говорили обо всем и ни о чем. Но возбуждение было слишком скоротечным. Не прошло и десяти минут, как Роб уже почувствовал, что начинает спускаться с вершины. Эйфория никогда не держалась достаточно долго.
Через некоторое время Синтия достала из сумочки второй флакончик.
– Ты пробовал когда-нибудь чистый кокаин?
Парни, которых он знал по школе, пользовались им постоянно и молились на него.
– Тебе надо когда-нибудь его отведать, – сказала она. – Так получается намного мощнее. И улетаешь от него сильнее, чем от чего-либо другого.
– Может быть, однажды и попробую…
Сейчас Роба интересовало только одно – вновь поймать чувство, которое он только что испытывал, и он с растущим нетерпением следил за тем, как Син старательно делит порошок на линии.
– Когда испытаешь, что это такое, нынешний покажется тебе детским баловством, – предупредила она. – И тебе не захочется с ним возиться. Если тебе интересно, один из моих друзей может показать, как с ним обращаться.
– Там посмотрим.
– Нет, хватит, – запротестовала Триша, когда Дон Таунзенд – она наконец вспомнила имя угреватого молодого человека, хотя титул его отца начисто вылетел у нее из памяти, – когда Дон попытался опять вытащить ее на танцевальную площадку. – Мои ноги нуждаются в отдыхе.
Последний час они танцевали без передышки.
– Я не так уж много раз на них наступил. Ну давайте же, – убеждал он.
– Не заметила, чтобы вы вообще наступали мне на мозоли, но ноги у меня просто отваливаются, – стояла на своем Триша. – А кроме того, я умираю от жажды.
– Отлично. Не хотите ли чего-нибудь выпить? Я принесу.
– Чего-нибудь побольше и похолоднее. И непременно безалкогольное, – приказала Триша.
– Будет сделано.
Когда он ушел, Триша помахала руками перед лицом, чтобы остудить разгоряченную кожу, и двинулась к дверям на террасу, где воздух был свежее и прохладнее. Она устала от всех этих танцев, но это было приятное чувство – кровь быстро и горячо струилась по жилам, мускулы расправились и расслабились. Она признавалась, но только самой себе, что, когда Рауль ушел, немалая часть сковывавшего ее напряжения улетучилась.
– Вот ты где, Триша. А я тебя как раз искал.
– Роб. – Внезапное появление брата застало Тришу врасплох. Она оглядела его слегка взлохмаченные волосы. – Ты пропал так надолго, что, думаю, лучше не спрашивать, где ты был… или что ты делал. А где твоя сирена? Ты ее потерял?
– Син?
– Син – ее прозванье, а грех – ее призвание. – Триша насмешливо повторила броскую фразу, которую использовал Дон Таунзенд, чтобы описать новую знакомую Роба.
– Она пошла в дамскую комнату попудриться. – Роб пропустил мимо ушей язвительное замечание и вытянул шею, осматривая зал. – А где Рауль? Раньше я видел его с тобой.
– Так это было намного раньше. Он давно уже ушел отдыхать перед завтрашней игрой.
– Я хотел познакомить его с Лес. – Плечи Роба разочарованно поникли. – Он виделся с ней?
– К сожалению, да.
– Что случилось? Он поговорил с ней о школе поло?
– Не думаю, чтобы ему представился такой случай. И сомневаюсь, чтобы Лес запомнила, даже если он и поговорил.
– Где она? Ты не знаешь? – Он опять оглядел зал. – Я хочу побеседовать с ней и узнать, что он сказал.
– Она наверху, в своей комнате… возможно, в полной отключке, – мрачно информировала его сестра. – Роб, она напилась в доску.
– Не может быть. – Лицо Роба посмурнело, и на нем опять возникло выражение тревоги и озабоченности. – Думаю, лучше сходить и проверить, как она там.
– С ней все хорошо, – попыталась убедить его Триша, но брат, не слушая ее, быстрым шагом пошел к выходу, чтобы убедиться во всем самому. – Во всяком случае, – продолжала девушка, обращаясь сама к себе, – час назад, когда я приходила ее наведать, она чувствовала себя отлично.
Она потеряла Роба из виду в толпе гостей, но затем увидела, как он выходит через огромные двери в главное фойе.
– Нечто большое и холодное… и безалкогольное, – рядом с ней возник Дон Таунзенд. Он шутливо поклонился и вручил Трише высокий стакан с содовой, в котором плавала лимонная долька.
– За это я буду любить вас вечно.
– Ах, обещания, одни обещания.
12
Мяч высоко подскочил на травяном покрытии и покатился к центру поля. Игроки поскакали вслед за ним. Рауль находился в удобной позиции: он блокировал подопечного противника от мяча и одновременно находился в хорошем положении для удара. Держа клюшку наготове, он метнулся к белому шарику.
– Не трогай мяч!
Это прокричал товарищ по команде, который занимал более удачный угол для броска, чем Рауль. Теперь задачей Буканана стало не допустить к мячу ближайшего противника. Тот уже мчался наперерез, собираясь начать борьбу за мяч и помешать удару по воротам.
Прежде чем развернуть коня и броситься навстречу противнику, Рауль инстинктивно выждал неуловимую долю секунды, которая была необходима его коню, чтобы опустить на землю поворотную ногу, а затем, сжав бока животного коленями и натянув поводья, дал ему сигнал изменить направление. Эта незначительная задержка придала движению коня плавность и даже грацию, и тот без усилия развернулся, почти не снизив скорости. Если бы Рауль не стал ждать, а сразу рванул поводья, его пони попытался бы выполнить приказ наездника, но со стороны это выглядело бы тяжело и неуклюже.
Контроль – вот что самое главное. Контроль над умом и телом другого существа и точное знание – до долей секунды, – когда что надо делать. И это должно стать рефлексом. На поле у наездника нет времени сознательно проверять, какое копыто коня опущено на землю или каким шагом идет пони, – он должен это знать. Животное должно стать продолжением его самого – два умелых атлета – всадник и конь – действуют как единое целое.
Рауль услышал, как за его спиной щелкнула клюшка, ударяя по мячу. Уголком глаза он увидел мяч, летящий мимо, и мысленно вычислил, где тот упадет, а сам в это время продолжал мчаться наперерез всаднику, устремившемуся к мячу. Он опознал в наезднике Роба Томаса, но это ничего не меняло, кроме одного – Рауль знал уровень мастерства своего противника.
Рауль приближался к молодому игроку под острым углом. На такой скорости ехать наперерез было бы не только опасно, но грозило фолом – штрафным наказанием. Дистанция стремительно сокращалась. Столкновение двух тонн, которые весили лошади и всадники на скорости около пятнадцати или шестнадцати миль в час, было почти неизбежным. И конь понимал это так же хорошо, как и Рауль, но животное не боялось.
Необходимо не обращать внимания на опасность столкновения. Регулируемое безрассудство входит в поло как его составная часть. Это контактный спорт, и тем, кто боится, на игровом поле нет места.
Главное – выбрать точное время и точку удара. Рауль рассчитал так, чтобы плечо его коня ударило в бок лошади противника. Банг! Он ощутил мощный толчок и увидел, как голова лошади Роба нырнула вниз. Пони запнулся, едва не свалившись с ног, но устоял и продолжал бег.
И все же столкновение дало Раулю преимущество. Он успешно сбил Роба с линии удара и освободил пространство для своего товарища по команде, который послал мяч в сторону оставшихся незащищенными ворот.
Однако Рауль продолжал скакать бок о бок с Робом, оттесняя его в сторону до тех пор, пока мяч не влетел в ворота.
Всадники вернулись к центру поля для нового вбрасывания. Роб вновь оказался рядом с Раулем. Аргентинец бросил взгляд на пену, перемешанную с кровью, падающую изо рта рыжего коня Роба. Он перевел глаза на всадника, игнорируя смешанное выражение сердитого уважения и обиды на лице юноши.
– У него порван рот, – сказал он резко, предоставляя Робу выбор: сменить лошадь или продолжать игру до последней минуты чуккера, не обращая внимания на страдания своего коня.
Если Роб затратит драгоценное время на замену лошади, то оставит своих товарищей по команде в меньшинстве в самый неподходящий момент – перед новым вбрасыванием. По мнению Рауля, в игре нельзя давать противнику ни малейшего преимущества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74