Но сейчас его ласки стали смелее, чем прежде. Одной рукой он сжимал ее талию, а другой держал ее грудь, ласкал и перекатывал на ладони. Хотя их и разделяли одежды, она почувствовала, как ее соски отвердели. На этот раз она застонала, и ей в унисон стон желания вырвался у Риса. Он обхватил рукой ее бедра и прижал к себе с такой силой, что она почувствовала его восставшую плоть.
— Ну, дорогая, вот видишь, что ты со мной наделала, — прошептал он ей прямо в губы.
Его слова разожгли в ней желание еще сильнее. Он хочет ее, что бы он там ни говорил. Он все еще ее раб. Джулиана обвила его шею руками и целиком отдалась во власть его губ, подчинивших ее неистовому ритму, что слаще любых стихов, нежному скольжению его рук, повторяющих каждый изгиб ее тела.
Она не успела запротестовать, как Рис уже расстегнул ей платье и спустил вниз отделанную кружевами сорочку, обнажив грудь. Его губы скользнули ниже и осыпали жаркими поцелуями ее шею, а пальцы нежно и сильно овладели ее соском и возбуждающе его пощипывали. Джулиана застонала и откинулась назад, словно вручая себя ему.
Она, задыхаясь от желания, ждала, что губы его приникнут к ее груди, когда стук в открытую дверь вернул ее к реальности.
Боже праведный, они целовались у всех на виду! Ее лицо вспыхнуло румянцем, и Джулиана в панике попыталась вырваться из его неохотно ослабевших объятий. Воган свирепо посмотрел на открытую дверь и рявкнул:
— В чем дело?
Джулиана, пытаясь натянуть дрожащими руками корсаж, слегка повернулась, чтобы увидеть, кто мог их потревожить. Это был Дэвид, молодой лакей, покрасневший почти так же густо, как она.
— Я… я прошу прощения, сэр, — пробормотал несчастный юноша, — но я не совсем уверен, где лучше разместить сундуки.
— Вы забыли, где находится парадная спальня? — рявкнул Рис. Юноша окончательно смутился и только отрицательно замотал головой.
— Конечно, нет, сэр. Но я не знал, что… ну, я имею в виду, будет ли миледи там спать и…
— Поставьте все сундуки в парадную спальню. Теперь леди Джулиана будет там спать вместе со мной.
Дэвид судорожно закивал головой и бросился прочь.
— Я не думаю, что тебе следовало… намекать… о Боже, они подумают, что… — пролепетала Джулиана.
— Что я собираюсь делить постель со своей женой? — Рис удивленно поднял брови, явно забавляясь. — Надеюсь, они это понимают.
— Но за кого они меня примут… Лечь в постель с тобой на следующую же ночь после помолвки со Стивеном?
Рис мгновенно помрачнел, и Джулиана мысленно выругала себя. Надо же было сболтнуть такую глупость!
Резко отвернувшись от нее, Воган направился к двери и закрыл ее. Когда он снова взглянул на нее, его лицо пылало.
— Они подумают, что ты моя жена, а вовсе не невеста какого-то там маркиза. Они подумают, что я собираюсь лечь в постель с моей женой, и только. Именно это я и намерен делать. Старательно и часто. Начиная с сегодняшней ночи.
Старательно и часто. Джулиана с трудом сдержала дрожь, вызванную его словами.
— Я не хочу делить с тобой постель, Рис. Ты можешь спать в парадной спальне, если желаешь, а я найду для себя другое место. В Ллинвидде достаточно комнат, где я могу спать.
Он загадочно посмотрел на нее.
— Я не разделяю эту новую моду, когда мужья и жены спят и одеваются раздельно. Мои родители спали в этой кровати вместе, и мы последуем их примеру. — Он провел пальцем по ее груди, и его голос стал бархатным. — К тому же ты прекрасно знаешь, что хочешь делить со мной постель. Не отрицай, что минуту назад ты была вполне к этому готова. Думаю, что если бы я уложил тебя тут же, на этом диване, ты бы не стала протестовать.
Грубость и необыкновенная самоуверенность его слов развеяли последние надежды Джулианы на мир. Он видел в ней лишь вместилище для своих страстей, а вовсе не супругу.
— Возможно, и так. Но ничего нельзя знать наверняка. Потому что в следующий раз я уже не буду столь глупа. — Она старалась не обращать внимания на боль, которую он оставил в ее душе. Позже она и с этим разберется.
— Если ты так мудра, то будешь пользоваться своим прекрасным телом, чтобы загладить вину и смягчить мое сердце. — Он скользнул пальцем по ее шее вдоль тонкой жилки, биение которой тут же усилилось. — Я буду очень удивлен, если наше нынешнее слияние больше не повторится.
— Почему? — Она опустила глаза, не в силах встретиться с его испытующим взглядом. — Я не понимаю тебя. Прошлой ночью ты не мог меня даже поцеловать, а сегодня…
— Я хочу тебя, Джулиана. — Он взял ее за подбородок и заставил взглянуть себе в глаза. — Я не мог взять тебя силой, поэтому я возьму тебя по твоему желанию. Но, так или иначе, я заполучу тебя в свою постель. Черт возьми! Для него уложить ее в постель значило покорить ее! Но она хотела совсем иного.
— Ты мог бы заниматься со мной любовью, даже несмотря на то, что считаешь меня взбалмошной и неверной? Несмотря на то, что считаешь, будто я предала тебя?
Суровость залегла в уголках его губ.
— Одно не имеет никакого отношения к другому. Ты можешь быть неверной, но оставаться не менее прекрасной и соблазнительной. И ты понимаешь толк в наслаждениях. Так почему же нам не заняться любовью вместе? Я вполне готов. И ты тоже, что бы ты там ни говорила.
Он с улыбкой провел большим пальцем по ее нижней губе. Помимо воли, ее дыхание участилось. О да! Она, конечно, была готова. Одно лишь его прикосновение — и огонь с новой силой зажигался в ее теле. И Рис это прекрасно видел. Но это ничего не меняло.
— А что, если я скажу «нет»? — прошептала она. — Если буду сопротивляться? Ты опять будешь пытаться взять меня силой?
Его глаза сверкнули холодным голубым блеском, словно вода в Тауи.
— Нет, в этом нет необходимости. Уверяю тебя, ты не захочешь вечно сопротивляться. Ты уже не та капризная восемнадцатилетняя девица, а я не робкий, несмышленый юнец. Ты хочешь меня не меньше, чем я тебя. И, как ты сказала сегодня утром, у нас впереди многие годы вдвоем. Ты не сможешь вечно отталкивать меня. Однажды ты скажешь «да».
— Не скажу, — слабо запротестовала она.
— Скажешь. — Он отпустил ее подбородок и пошел к двери. Затем повернулся к Джулиане и уверенно произнес: — И, клянусь, ты сделаешь это скоро. Очень скоро.
Когда он вышел, Джулиана смогла наконец глубоко вздохнуть и рухнула без сил в ближайшее кресло с отчаянно колотившимся сердцем.
Она молила небо, чтобы он ошибся. Потому что, если он будет заниматься с ней любовью так, как в ночь их свадьбы, она забудет обо всем на свете. И тогда уж точно пропадет навеки…
13
Подняв голову от гроссбуха, Рис протер уставшие глаза. Наверно, уже пора закрыть окна и приказать разжечь огонь в камине. С приближением вечера в комнате становилось все прохладнее и темнее. Скоро придет пора обедать, а потом и в постель…
«Черт!» — пробормотал он и захлопнул книгу. Вот уже два часа он сидел над цифрами, изучая хозяйственные способности своей очаровательной жены. И за это время он выяснил две тревожные вещи. Первая — несмотря на молодость и неопытность, Джулиана очень умело вела ллинвиддские дела. Вторая — он не мог думать ни о чем, кроме того, как бы уложить ее в постель. Вторая вещь беспокоила его куда больше первой, ведь, судя по их последнему разговору, ему не удастся сделать это слишком скоро.
Вообще он не собирался быть с ней столь грубым, столь нетерпеливым в своих желаниях. Воган знал, что женщинам не нравится, когда мужчин влекут лишь их Женские прелести. Он собирался быть мягче, собирался соблазнять ее комплиментами, даже почитать стихи, как Когда-то.
Но стоило ей упомянуть своего ненаглядного Стивена и с ужасом отказаться спать с ним в одной кровати… Черт побери, он вынужден был напомнить ей, что она его супруга, а не невеста лорда Девоншира.
Тихо выругавшись, Рис встал и принялся расхаживать по комнате. Похоже, он угодил в свою собственную ловушку. Почему он не смог поступить с ней так, как хотел? Он не смог взять ее силой, а попытка соблазнить Джулиану почти окончилась ее победой. Она хотела его, он знал это. И, видит Бог, он хотел ее.
Почему же он так жаждал ее? Она тогда спросила его об этом. И это был хороший вопрос. Почему он хотел ее, несмотря на то, что она отняла у него шесть лет жизни?
Потому что она, проклятая колдунья, его зачаровала. Она опровергла все его надежды. Он ожидал, что она испугается либо станет каяться. Ожидал, что она сдастся на его милость. Многие часы он провел, воображая себе, какого искупления потребует от нее, прежде чем разрешит пользоваться привилегиями жены. И каждый сценарий непременно включал разнообразнейшие любовные соития.
Но никогда в его воображении она не стояла с гордым видом, заявляя о своей невиновности. И никогда в его воображении она не отказывалась делить с ним постель. И это просто сводило его с ума.
Джулиана была для него полной загадкой, еще большей даже, чем тогда, когда он встретил ее впервые. Почему, к примеру, она посвятила себя заботам о Ллинвидде? Он не подозревал, что она будет жить в его бывшем поместье, и, безусловно, не одобрял этого. Конечно, формально оно являлось ее собственностью, но он еще не встречал женщин, которые сами управляли бы своими поместьями. Почему же она решила так поступить? Чтобы поразить воображение какого-нибудь титулованного холостяка? Или по какой-то другой причине?
Рис остановился и стал внимательно оглядывать свой кабинет. В нем мало что изменилось с тех пор, как он в последний раз проводил в Ллинвидде каникулы, пытаясь привести в порядок расстроенные дела отца. Письменный стол красного дерева с латунными инкрустациями был по-прежнему так же добротен, и индийский ковер, хоть и выцвел, мог прослужить еще не один десяток лет. Медная каминная решетка и каминный прибор были начищены до блеска, а на ореховой обшивке стен не заметно следов пыли и паутины.
Появились здесь и совсем новые вещи: чугунная каминная доска, несколько стульев орехового дерева… и маленькая стремянка, которая стояла рядом с одним из книжных шкафов, без сомнения, появившаяся здесь по причине небольшого роста Джулианы. Он пробежал глазами по книжным полкам и увидел, что на некоторых из них уже не было хозяйственных книг, как во всех прочих шкафах. Здесь были романы Филдинга и Ричардсона, а также томики стихов разнных поэтов — валлийских и английских — Донна, Поупа, Дэфидда Джоунза…
Внезапно его взгляд упал на позолоченный корешок на нижней полке. Из любопытства Рис подошел поближе и достал заинтересовавшую его книжку, а также несколько стоявших по соседству. Перелистав каждую из них, он нашел свое имя на экслибрисе.
«Мои книги! Но каким образом?» — подумал он.
В Ллинвидде этих книг не было, когда он уезжал. Они остались в доме Моргана, где он квартировал перед арестом. Значит, Джулиана взяла их оттуда и привезла в Ллинвидд. Но зачем?
Конечно, она, как и он сам, любит хорошие книги, а его библиотека была прекрасно подобрана и могла удовлетворить самому требовательному вкусу. И все же оставалось непонятным, зачем она отправилась в дом Моргана за его, Риса, вещами… Если она была уверена, что он навсегда исчез из ее жизни, зачем же заботиться о таких пустяках?
Ему вспомнились слова Джулианы: «Что бы они ни говорили, я любила тебя тогда. Я хотела быть твоей женой». Воган глубоко вздохнул. И все же ее вина была в том, что она с самого начала скрывала свое замужество. Она приехала сюда как хозяйка и не сказала никому, даже прислуге, что у нее есть супруг. Более того она повторно пыталась выйти замуж!
Все, что она сказала ему нынче утром, прочно врезалось ему в память. И он обнаружил, что ищет оправдание ее поведению, напоминая себе о ее молодости, о том, как легко братья смогли заставить ее действовать столь вероломно.
Внезапно ему в голову пришла трезвая мысль. Возможно, правду следует искать где-то посередине между историей Джулианы и россказнями Нортклиффа. Возможно, она раскаялась в содеянном и вызвала братьев на помощь, а потом они на нее как следует поднажали, и она без сопротивления позволила выдать своего мужа вербовщикам. Тогда становилось понятным, почему она не хочет ни в чем признаваться.
В любом случае, сейчас это не имело уже никакого значения. Зачем ему знать, какие сомнения одолевали ее совесть, когда она согласилась отправить его на корабль. Все равно именно ею и был спровоцирован арест. Затем она беспечно продолжала жить, словно его никогда и не существовало. И обручилась с богатым английским дворянином…
И все же… Ее слова не выходили у него из головы все время, пока Воган копался среди книг. Хотел бы он знать, как найти выход из этого болота лжи и полуправды.
Сквозь открытое окно до его слуха донесся смех. Рис подошел к окну и, выглянув наружу, обнаружил в саду объект своих мучительных размышлений. Джулиана стояла в траве на коленях, срезала розы и клала их в корзину. Корзину держал мальчик.
У Риса перехватило дыхание, но потом он сообразил, что мальчику никак не меньше одиннадцати. Не его ребенок, это точно. И, конечно же, не ее. Мальчик говорил на явно родном для него, мелодичном валлийском языке, и Рис подошел поближе, чтобы лучше слышать.
— Значит, вы вернулись в Ллинвидд навсегда? — спросил мальчик. Джулиана улыбнулась ему. Рис вдруг страстно захотел, чтобы она когда-нибудь и ему вот так улыбнулась.
— Ты рад этому, Эван?
Ее безупречный валлийский вновь поразил Риса — это совсем не вписывалось в образ изнеженной английской леди, тщательно скрывавшей брак с валлийским мятежником.
Мальчик по имени Эван, нагнув голову, сосредоточенно ковырял в грязи большим пальцем ноги.
— Еще бы. А вы?
В его голосе звучала такая отчаянная надежда, что Джулиана засмеялась, наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Ну, конечно, я рада. Я люблю Ллинвидд. И я скучала по тебе, вспоминала, как ты помогал мне в саду.
Эван покраснел и еще глубже зарыл в грязь свой палец.
— Мама сказала, что я не должен был приходить и сразу же вас беспокоить, но я подумал… ну, что я могу понадобиться… вы понимаете, переносить вещи или убивать насекомых…
— Ручаюсь, тебе интересно знать, почему я возвратилась обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54