Когда Люсьену исполнился двадцать один год, отец подарил ему некоторую сумму, с тем чтобы он мог начать самостоятельную жизнь. Благодаря серии удачных вложений Люсьену вскоре удалось утроить первоначальный капитал. Сейчас, в возрасте двадцати пяти лет, он обладал состоянием, сопоставимым с состоянием самого герцога Хантли, и это обстоятельство приводило в ярость Клариссу. Умение делать деньги и тот факт, что он был признанным сыном герцога, обеспечили Люсьену популярность в светских кругах Лондона. Из-за своих скандальных «подвигов» он получил прозвище «Люцифер», а когда он подружился с Данте, непризнанным внебрачным сыном графа, их дуэт окрестили Дьявольской братией.
Кларисса с трудом переносила все это. Каждый раз, когда им приходилось встречаться на светских мероприятиях, она проявляла холодную терпимость к присутствию Люсьена, в которой безошибочно угадывалась ненависть. Поэтому то, что она приглашала Люсьена на торжество в честь его отца, выглядело странным. Он знал, что Кларисса с удовольствием казнила бы его, если бы могла. Нет сомнений: это отец Люсьена потребовал его присутствия, а Кларисса не посмела возразить мужу.
Люсьен отметил дату торжества – впереди еще две недели – и переключился на другие письма. Взглянув на часы, определил время – около четверти второго. Как долго еще до прихода Эвелин!
В их последнюю ночь они не успели даже добраться до спальни.
В удивившем их обоих отчаянном страстном порыве Люсьен взял Эвелин прямо в гостиной, на канапе. Когда Эвелин пришла в себя, она была поражена тем, что этот выглядевший таким хрупким предмет мебели не развалился под ними.
Позже Люсьен на руках отнес ее наверх – такое волнующее ощущение, когда мужчина несет тебя на руках, как пушинку, – и все началось в очередной раз.
Потом они просто лежали в постели, и Эвелин, прижавшейся к боку Люсьена, было тепло рядом с ним. Часы внизу пробили полночь.
Пройдет еще немного времени, и Эвелин уйдет отсюда и больше никогда не вернется.
Люсьену было непривычно ощущать собственную слабость. Почему он так переживает из-за того, что их связь должна вот-вот закончиться? Раньше предметом его беспокойства было только то, насколько его любовницы удовлетворят его в спальне и будут ли достаточно обходительны вне ее пределов.
Эвелин, конечно, нельзя считать его любовницей. У них сделка.
Которая почти подошла к концу.
Эвелин заворочалась в его объятиях и повернулась к Люсьену лицом, при этом ее шелковистые волосы мягкой волной легли на его плечо. Ее зеленые глаза все еще лучились от испытанного наслаждения, и, по мере того как Люсьен продолжал вглядываться в нее, щеки девушки окрашивались румянцем.
Он мог бы считать себя счастливчиком. Их сделка обернулась приятной непродолжительной связью без слез и взаимных претензий. В поведении Эвелин было больше достоинства, чем у большинства известных ему людей, и Люсьен уважал ее за это.
Люсьен не хотел, чтобы Эвелин уходила. Непривычное для него чувство привязанности проявилось выражением озабоченности на его лице.
Он ощутил нежное прикосновение пальцев Эвелин к своему лбу и посмотрел на нее. Она мягко улыбалась ему, ее губы были дразняще изогнуты.
– Ты так хмуришься, потому что недоволен мной, да?
– Совсем нет. – Люсьен подключил свое знаменитое обаяние и, проводя пальцем по ее голому плечу, одарил улыбкой обольстителя, против которой не могла устоять ни одна женщина. – Мне было хорошо с тобой. Наша сделка оказалась удачной.
В глазах девушки что-то промелькнуло, но улыбка ее не исчезла.
– Да, это так.
Люсьен почувствовал волнение. Ему не понравилась пробежавшая по лицу Эвелин тень. Не желая портить их последнюю совместную ночь, он решил немного развеселить ее.
Обхватив Эвелин руками, Люсьен прижался небритой щекой к ее шее.
– Люсьен, – завизжала Эвелин, пытаясь высвободиться из его объятий. – Щекотно!
– Неужели? – Он схватил ее за ногу, которой она молотила по воздуху, наклонился к ступне и начал тереться колючим подбородком о ее стопу.
Хохочущая Эвелин в попытке выдернуть ногу перевернулась на живот.
– Так, сейчас. – Люсьен отпустил ее ногу и придавил рукой поясницу, не давая возможности отстраниться, а другой рукой начал оглаживать мягкие ягодицы. – А здесь у нас что?
– Люсьен! – Эвелин хотела вывернуться, но он наклонился и нежно поцеловал ее в поясницу. Девушка выдохнула удивленное «ах» и перестала сопротивляться.
– Так щекотно? – Люсьен продолжал целовать ее, продвигаясь вверх по позвоночнику до самой шеи.
– Нет, – прошептала Эвелин, стискивая пальцами простыню.
Люсьен встал на колени и протиснул ладони под ее груди.
– А так?
– Нет, – задохнулась Эвелин.
Одной рукой он скользнул к ее животу, приподнимая Эвелин так, чтобы она оказалась на четвереньках, и начал тереться восставшей плотью о ее ягодицы.
– А так?
– Прекрати дразнить меня, Люсьен, – взмолилась Эвелин.
– Все хорошо. – Люсьен принял удобное положение, а затем легко проник в нее и в экстазе прикрыл глаза, ощутив горячую влажность принявшего его лона! Он начал медленно двигаться, и Эвелин двигалась в такт с ним, оповещая об испытываемом наслаждении приглушенными подушкой возгласами.
Люсьен держал девушку за бедра; соприкосновение ее мягких ягодиц с его животом усиливало впечатление от чувственного трения внутри ее лона. Очень скоро наслаждение стало переполнять его. Лаская ягодицы Эвелин, Люсьен сильным толчком с хриплым криком изверг свое семя.
Через мгновение и Эвелин достигла своего пика. Ее тело затрепетало и обмякло на подушках, а его имя, слетевшее с ее губ, сменил благостный вздох удовлетворения.
Рассвет пришел слишком быстро.
С тяжелым сердцем Эвелин высвободилась из-под тяжелой руки Люсьена и поднялась с кровати, на которой они спали. Отодвинув штору, она посмотрела на появившееся на горизонте бледно-оранжевое зарево.
Первый раз в жизни Эвелин негодовала по поводу начинающегося дня.
Как они расстанутся? Неужели Люсьен опять будет холодным и отчужденным? А может быть, шутливо похлопает ее по спине или по ягодицам и поблагодарит за приятно проведенное время? Или просто распорядится подать экипаж, а затем оставит ее разбираться со своими делами, коль скоро она уходит из его жизни?
Все в ней протестовало против этого, и Эвелин охватила паника. Боже, уже слишком поздно. Она влюбилась в Люсьена.
Глупая, глупая девчонка.
Слезы жгли глаза Эвелин, но она заставила себя не плакать. Она знала, во что ввязывалась. Бесполезно плакать из-за того, что ее нравственное падение связано с любовью к человеку, не способному на ответное чувство. Эвелин смотрела, как занимается рассвет, и вспоминала однообразно прожитые одинокие годы своей жизни.
Люсьен просыпался медленно со смутным ощущением какого-то непорядка. Постель показалась ему холодной и пустой. Открыв глаза, он увидел стоявшую у окна Эвелин. Первые лучи восходящего солнца отсвечивали на ее прекрасном теле розовыми сполохами, а ее длинные светлые волосы казались темно-золотистыми. Пухлая нижняя губа девушки дрожала. Она прикусила ее, затем опустила голову и отвернулась от поднимающегося солнца, будто ей было невыносимо смотреть на него.
Восход.
Люсьен сел в кровати. Эвелин уходит. Три их ночи, закончились.
Движение привлекло внимание Эвелин, и она замерла, как кролик, прислушивающийся к шагам охотника. Ее глаза казались огромными, и слишком быстрая смена чувств, отразившаяся в них, помешала Люсьену определить ее настроение.
У Люсьена защемило в груди, и он сжал кулаки, комкая простыни. Ему хотелось затащить ее обратно в постель и остановить время. Он не хотел, чтобы Эвелин уходила.
– Начинается новый день, – прошептала она.
Для Люсьена эти слова прозвучали как удар хлыста. Если бы он мог задержать восход солнца! Пусть это мгновение длится вечно.
Люсьен не мог остановить время. Но он мог украсть у него еще хоть немного.
Люсьен протянул руку к Эвелин. Некоторое время девушка постояла в нерешительности, затем бросилась к кровати и упала в его объятия. Их губы слились в отчаянном жарком поцелуе. Момент их окончательного расставания приближался с каждой секундой.
Люсьен ласкал руками тело, которое он успел так хорошо изучить, пользовался этим знанием для того, чтобы разжечь в Эвелин желание. Он хотел, чтобы она сходила с ума от желания, стонала, произнося его имя.
Он хотел... всего.
Эвелин отвечала такими же ласками, пытаясь, как он учил, довести его до болезненного возбуждения. Ее губы были повсюду, маленькие руки жадно теребили и гладили его плоть. Это было состязание в том, кто кого больше возбудит, и каждый при этом сходил с ума от желания отдаться другому.
Мягкие губы Эвелин сомкнулись вокруг его возбужденной плоти, и у Люсьена от наслаждения закатились глаза. Это слишком хорошо. И слишком быстро. Он позволил себе еще несколько секунд удовольствия, а затем, пересилив себя, запустил руку в волосы Эвелин и оторвал ее жадный рот, прежде чем она довела его до пика.
Эвелин бросила на Люсьена понимающий взгляд из-под полуприкрытых век, затем вдруг наклонилась и лизнула его в последний раз, что вызвало дрожь в его теле.
– Распутница, – пробормотал Люсьен и приблизил ее лицо к своему. В ее глазах вспыхивали шаловливые искорки. – Хочешь поиграть, да?
Эвелин только улыбнулась, наверное, той же улыбкой, что заставила Адама принять проклятое яблоко от Евы.
Как тут винить того беднягу? Люсьен сам был готов дать возлюбленной все, чего бы она ни пожелала. Однако тиканье часов напомнило ему, что у него нет времени на исполнение ее капризов.
Эвелин может покинуть его, но пусть его повесят, если она забудет его.
Люсьен перевернул девушку на спину, вытянув ее руки над головой, и без особого труда удерживал их в этом положении, несмотря на ее попытки освободиться. Зажав ее маленькие запястья одной рукой, другую он протиснул меж ее ног и начал ласкать ее там.
Эвелин тихо застонала от удовольствия, и ее колени раздвинулись. Люсьен тут же воспользовался этим и быстро разместился между ее бедрами, однако подавил желание сразу же войти в нее. Девушка источала пьянящий аромат готовности, который возбуждал Люсьена, и он распознавал нежный призыв в ее взгляде. Но он хотел, чтобы в этот последний раз они сходили с ума от желания и чтобы, когда он наконец возьмет ее, их затопило наслаждение, заставившее забыть обо всем на свете.
Заставившее забыть, что это их последний раз. Люсьен поцеловал ее. У него закружилась голова, когда Эвелин ответила на его поцелуй так, как он ее учил, его пальцы ласкали так, как ей нравилось. Она выгибала бедра в молчаливой мольбе, но он знал, чего добивался. Когда он отпустит ее, это будет нечто такое, чего она никогда не сможет забыть. Никогда. Люсьен пощипывал губами шею Эвелин, ее ухо.
– Произнеси мое имя, – потребовал он.
– Люсьен. – Из ее горла вырвался сдавленный стон, когда его губы нашли ее сосок. – О Боже, Люсьен!
– Скажи, кто это делает с тобой, – пробормотал Люсьен. Что-то непристойное было в том, что он требовал от нее подтверждения, признания того, что она знает, благодаря кому испытывает такие ощущения. – Кто ласкает тебя? Кто целует тебя?
– Люсьен, – задыхалась Эвелин. – Только ты.
– Только я, – согласился Люсьен. Ее мягкие бедра терлись об его до боли возбужденную плоть, и он чуть не утратил контроль над собой. Он шумно выдохнул и, стиснув зубы, постарался успокоиться, напоминая себе о том, что собирался сделать.
Да, он должен сделать это. Должен сделать так, чтобы у них обоих навсегда осталась память об этом.
Люсьен поцеловал ее грудь, и Эвелин, выкрикнув его имя, выгнула спину. Он же продолжал ласкать ее внутри, подводя все ближе к пику. Люсьен пальцами ощутил пульсацию ее мышц и резко прекратил ласку, поскольку, по его мнению, ей еще рано было доходить до верха наслаждения.
Эвелин с протестующим стоном сразу придвинула бедра к его руке.
– Не сейчас. – Люсьен с улыбкой поцеловал ее в губы и посмотрел в затуманенные страстью глаза. – Доверься мне.
Эвелин кивнула и когда он возобновил ласку, всхлипнув, прикрыла глаза.
Люсьен еще дважды подводил девушку к самому краю, и каждый раз ему приходилось подавлять собственное желание, что ему едва удавалось. Он с трудом сдерживал себя. Его сердце отчаянно колотилось в груди, спина и лоб покрылись потом, все тело дрожало от напряжения.
Наконец Люсьен понял, что больше не в силах сдерживать себя. Его тело уже не подчинялось его воле и само искало желаемого, хотел он этого или нет.
Люсьен отпустил запястья девушки, и она обвила руками его шею. Он просунул локти под ее колени, подняв и широко расставив ее ноги, и еще некоторое время изводил себя и ее тем, что терся плотью о вход в ее горячее, влажное лоно.
– Будь ты проклят, Люсьен, – пробормотала Эвелин. Она вцепилась в его волосы и, требовательно глядя в его глаза, произнесла: – Возьми меня, пока я не умерла от желания.
Ее требование сокрушило последние остатки его самообладания. Слившись с Эвелин в поцелуе, Люсьен одновременно вошел в нее мощным толчком.
Эвелин вскрикнула и выгнулась дугой. Она была так возбуждена, что сразу же вознеслась на вершину. По ее телу волнами прокатилась дрожь, и она прижалась к Люсьену, сжимая в кулачках его волосы.
Люсьен шире раздвинул ее ноги, пытаясь еще глубже проникнуть в трепещущее лоно. Глубже. Сильнее. Вот так, а теперь вот так. В быстром темпе. В медленном темпе. Ему хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Но достичь собственного наслаждения ему все не удавалось.
Повторяя его имя, Эвелин двигала бедрами навстречу его толчкам, помогая ему проникать все глубже и глубже, сжимала мышцы вокруг его плоти. Она кусала его за ухо, обнимала его и, когда испытывала уже второй оргазм, впилась в его спину ногтями.
Наконец Люсьен тоже достиг пика. С громким криком он излил свое семя в ее лоно, наслаждение вытеснило из его мозга все мысли, кроме мысли о ней.
– Эвелин, – прошептал Люсьен, прижимая к себе возлюбленную, в которой все еще оставалась его содрогавшаяся плоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35